— Злишься на Геру?

— Уже нет. Когда-то злилась, мечтала отомстить, потом все улеглось. За столько лет даже шрама не осталось, а только памятка.

Артемида задрала голову и на горле любимой женщины я увидел лишь белую черточку.

— Зачем злиться на Геру? Гера сама умирала несколько раз, да и остальные боги — все, кого проглотил их отец и мой дед, тоже не стали бессмертными сразу. Разве что, отцу повезло, но не уверена. Он молчит, а подробностей мы не знаем. Может быть, он и был первым, кто прошел этот путь?

А ведь и точно. Кронос глотал детей, а они медленно переваривались в его желудке, но как-то умудрились остаться в живых. Значит, они умерли и возродились. Но Зевса-то не глотали.

— Скорее всего, отец сам приказал Гере отправиться на Делос, где мы тогда жили, чтобы убить нас и проводить в Аид. Но не спеши его осуждать. Другого способа получить бессмертие Зевс не знает. Великая мать Гея знает, но не наделяет им ни смертных, ни даже богов. Даже ее любимцы — Изначальные, они не бессмертны, а долгоживущие. Та девочка из ручья, которая подарила тебе электрон, погибнет, если вырубят ее рощу, а родник пересохнет.

Получается, нимфы — наяды и дриады, старше богов? А чего удивляться? Вначале появились маленькие боги, им на смену пришли большие.

А уж до чего интересный типчик папаша Зевс. Делает деток и отправляет на смерть. Если вспомнить мифы, то рождение богов и богинь сопровождается смертью. Даже если впрямую о том не сказано, можно догадаться. Вон, дочь Кадма, к которой Зевс приходил по ночам, попросила бога явиться в истинном облике, и что же дальше? Явился, испепелил. Семела погибла, а ребенок, известный как Дионис, бог виноделия, остался жив. Но остался ли жив или прошел тот же путь к бессмертию через подземное царство, что и моя богиня?

Ночью где-то неподалеку громыхала гроза. Она принималась за дело дважды — первый раз сразу после полуночи, а во второй — уже ближе к утру. Артемида каждый раз просыпалась с ударами грома и выходила из дворца посмотреть на молнии, бьющиеся с неба. В первый раз после возвращения моя богиня только неопределенно пожала плечами, а во второй раз уже твердо сказала:

— Астрапей.

Я посмотрел на супругу словно баран, увидевший красненькие ворота, закрывавшие хлев.

— А кто это?

— Это наш владыка и мой отец. Если он швыряет молнии, его называют Зевсом Молниеносным. Астрапей — тоже самое, только на старом языке, на пеласгийском.

— А… — протянул я, делая вид, что понял. Пеласги, кажется, это и есть нынешние греки, сиречь, эллины? Или я что-то путаю? Впрочем, Кронос с ними, с языками, а вот о том, что молнии — оружие Зевса, а не природное явление, мог бы и сам догадаться — перуны били по одному и тому же месту, а гроза к нам так и не придвинулась. Мысли сразу же метнулись к Гераклу. Уж не по нему ли владыка шарахает? Но так это или нет, не проверишь.

А утром явился и сам Геракл, тащивший на плече Гиласа. И сын Зевса и царевич дриопов покрыты ссадинами и царапинами, выглядели усталыми и голодными. Не говоря никому ни слова, полубог скинул Гиласа, а заодно и львиную шкуру на землю и отправился к поварам.

Пока полубог шумел на поварне, мы успели осмотреть шкуру и Гиласа. Хваленая шкура Немейского льва оказалась в подпалинах, а в паре мест даже и пробита насквозь. Гилас, хотя и не был пробит ни в одном месте, и подпалин на грязной шкурке парня не наблюдалось, но впервые за все время нашего знакомства он сидел тихонько, хлопал глазами и на вопросы не отвечал. Неужели-таки онемел? Сходить, что ли, принести жертву Зевсу за такое счастье? Нет, подожду. Онемевший Гилас — чудо, покруче существования кентавров или олимпийских богов, а чудес, как известно, не бывает.

Так оно и случилось. Гиласа вначале отпаивали водой, потом вином и, наконец-то, парень заговорил. Сказал пару слов заикаясь, потом уже выдал фразу, а дальше из него понесся целый поток слов. Оказывается, они с Гераклом пошли бить киммерийцев, но по дороге наткнулись на одноглазых циклопов, живших в здешних пещерах и немедленно набросившихся на безобидных прохожих. Дети Посейдона бросались камнями размером с корову и только каким-то чудом их не задели. Геракл, выломав ближайшую сосну, разил ею направо и налево, но великаны, упав на землю, опять поднимались. Тогда Гилас, храбро ринувшись на врагов сзади, принялся подрезать им поджилки, чтобы те не вставали, а когда Геракл измочалил одну сосну, то Гилас нашел вторую. Половину великанов герой сразил, а вторую загнал в море. Циклопы взмолились своему отцу Посейдону, и тот явился на защиту детей.

Владыка морской выскочил на берег прямо на колеснице, запряженной синими конями и начал метать в героев волшебным трезубцем, возвращавшимся в руку после каждого броска, а Амфитрид лупил морского владыку сосной. Наш полубог почти одолел бога. И быть бы Колебателю земли битым, но вмешался сам Зевс. Чтобы разнять брата и сына, главный олимпиец метнул молнию между ними, потом еще несколько штук. Причем, громовержцу пришлось вмешиваться два раза. Первый раз Посейдон отступил, уйдя в море, но как только Зевс скрылся, бог морей опять выехал на берег, в сопровождении целого войска утопших в морской пучине, и опять полез в драку, но снова был повержен. Геракл уже почти вбил дядюшку в землю, но опять вмешался Зевс. Громовержец уничтожил все мокрое войско, но досталось и главным драчунам — от молнии Зевса пострадал один из коней Посейдона, сгорела его колесница, а Геракла прибило к скале.

Гилас рассказывал так складно и интересно, что мы были готовы зааплодировать. Из поварни вышел Геракл. Не извинившись за причиненное беспокойство, герой мрачно посмотрел на аргонавтов, ухватил под мышку своего ученика и ушел внутрь дворца, где ему отведены персональные покои, а следом за Амфитридом потянулась прислуга (все больше женского пола) тащившая жареное мясо и полные бурдюки.

Ремонт «Арго» прекратился сам собой. Спрашивается, куда спешить, если Геракл нашелся? Да и опасно продолжать плавание, пока Посейдон сердится. Обидел его Амфитрид, но отыграется Колебатель земли на всех нас. Вот, пройдет неделька-другая, авось, бог морей позабудет о драке, а мы ему барашка в жертву принесем, тогда можно и отправляться. Будь я правителем полуострова, как Фоант, уже выгнал бы взашей авантюристов, из-за которых столько хлопот, да еще и проблемы с богами, а ванакт ничего, даже не рассердился, а напротив, порадовался возвращению героя в целости и сохранности и велел накрывать на столы.

Похоже, в парадном зале ванакта назревал не рядовой обед-ужин, а очередной пир.

— Поехали в лес, — предложила Артемида. — Устала я и от камня, от города. И глаза бы мои не смотрели на эти пьяные морды. Если бы они не были моими друзьями и соратниками, превратила бы всех в ослов.

— А почему в ослов? — заинтересовался я.

— Потому что ослы, когда пьют вино, становятся похожими на пьяных мужчин.

Аргумент убийственный. В защиту ослов могу лишь сказать, что пьяными они бывают гораздо реже, нежели мужчины.

Артемида решила опробовать новую тетиву, отправилась в опочивальню, где сушилось оружие, а я, по примеру Геракла, совершил набег на поварню, ухватил там солидный кусок сыра, пару лепешек, а заодно уволок и бурдюк с вином. Надо бы еще и какой-нибудь зелени прихватить, но ее, надеюсь, в лесу отыщем. Каюсь — на кухне еще умыкнул небольшой нож (а нечего нужными вещами разбрасываться!), но мысленно поклялся его вернуть. Потом, опять же мысленно, добавил к собственной клятве — «как только собственный раздобуду». Ну, что поделать, если времена дикие, а приобрести нож обычным путем очень проблематично. Еще разжился куском ткани, чтобы не сервировать стол на грязных камнях или на пыльной траве.

Конюхи, которым пришлось запрягать коней в колесницы, смотрели на нас с Артемидой, как на двух идиотов — у царя пир намечается, а эти двое куда-то бегут?

Во второй раз самостоятельная поездка на колеснице мне понравилось гораздо больше. Конечно, от супруги я отставал, ей приходилось то и дело притормаживать своих лошадей, дожидаясь меня, но в общем и целом, мчался довольно сносно.