— Агент — не агент… Это не имеет никакого значения, понимаешь?

— Не понимаю и понимать не собираюсь! Он пытается нас использовать, у него есть какое-то задание, говорю вам! Я до его величества дойду, ей-Богу, если вы мне не верите!

— Он, кстати, завтра заедет. Не Бог, конечно, а величество. Может, не станешь тут мордобитие устраивать?

— Ну уж нет. Я выведу его на чистую воду! Или пусть сдается. И признается что он агент.

Зборовски был в курсе истории появления Сью на Ярре, и потому просто покачал головой. Эрми явно не остановить — он закусил удила. Виньярд тоже сдавать назад не собирался — он скинул джерси и разминался, демонстрируя татуированный торс, перевитый тугими жгутами крепких мышц. Ректор засмотрелся на странный узор татуировок, и поймал себя на том, что его мозг пытается обработать увиденное сразу в десятке известных знаковых систем, и как будто что-то начинает складываться, но это было слишком похоже на шизофрению, и потому Зборовски плюнул и сказал:

— У тебя пять минут, Эрми. И не секундой больше — иначе я сам вызову тебя.

Рефери вывел бойцов в Круг.

— Конфликт между мистером Эрми и мистером Виньярдом. Мистер Эрми считает что мистер Виньярд — вражеский агент и использует Академию в корыстных целях а мистер Виньярд…

— А мистер Виньярд считает, что мистер Эрми ведет себя неприемлемо, — отчеканил Сью.

— Конфликт можно разрешить без поединка?

— Пусть он сознается и назовет своего хозяина! — рявкнул Эрми.

— Пусть он перестанет постоянно рявкать и начнет разговаривать как человек. Это будет нормально, — откликнулся Виньярд.

Не вышло у них с примирением. Сью чувствовал себя максимально странно — культурный шок был весьма глубоким. Он и представить не мог, чтобы где-нибудь на Земле учитель и ученик дубасили бы друг друга всерьез. Такого рода столкновения были сродни сексуальным отношениям между преподавателями и учащимися — нечто запретное и преступное, несоответствующее этике педагогики.

Но вот теперь этот матерый ветеран со злобной рожей и крепкими кулаками готовился задать ему перцу! Деваться некуда! Ударил гонг и Эрми устремился в атаку. Он работал в классической яррской манере — как ее понимал Сью. Атака, агрессия, натиск. Как можно большее количество мощных ударов за отведенный промежуток времени — и противнику просто некогда будет строить коварные планы и финтить.

А Сью и не собирался финтить и строить планы. Он собирался не дать тренеру угробить себя, и при этом не потерять лицо. И потому выбрал жесткую тактику. Ни шагу назад! Каждый удар бывшего сержанта натыкался на хлесткий блок — ребром ладони, предплечьем, твердой как деревяшка голенью.

Зборовски, наблюдая за поединком, оценил молниеносную реакцию Виньярда, и тут же вспомнил свою первую с ним встречу и муху, пойманную на лету двумя пальцами.

Эрми не был мухой, и уже битых две минуты осыпал студента градом ударов, а тот стоял в центре Круга будто каменный, лишь слегка поворачиваясь вслед за своим противником. И снова Сью даже не сжал руки в кулаки. В ответ на мощные панчи ногами по верхнему ярусу ему, правда, пришлось всё-таки нырять и уклоняться, потому что блокировать в этом случае натиск вояки, который был раза в два тяжелее, представлялось неразумным.

— Дерись как мужик, Виньярд! — ярился Эрми.

— Пф-ф-ф! — издал полный презрения звук Сью, чем окончательно вывел сержанта из себя.

Потеряв контроль, Эрми вцепился в Виньярда и попытался бросить через бедро, но внезапно оказалось, что ухватил сержант своими цепкими пальцами только пустоту и теперь летит лицом вниз, прямо на татами Круга.

— Мистер Эрми упал, значит, конфликт разрешен в пользу мистера Виньярда. Мистеру Эрми запрещается более обвинять мистера Виньярда в шпионаже. В случае провокации со стороны мистера Виньярда, это будет занесено ему в личное дело.

Зборовски подошел к сержанту, ухватил его за руку и рывком помог подняться:

— Вы не будете больше работать преподавателем, Эрми! Поз-зорище! — прошипел ректор.

— Минуточку, минуточку, профессор! — примиряюще поднял руки Сью. — Это неприемлемо — увольнять педагога за его исключительный профессионализм и наблюдательность.

Красный как помидор вояка, сам ректор и добрая половина зрителей вытаращились на этого странного студента с искренним удивлением.

— Вы что, и вправду агент, у которого есть миссия, для выполнения которой вы используете свою учебу в Академии?

— О, да, профессор! Я и вправду агент, и у меня есть миссия, для выполнения которой я использую Академию. Мистер Эрми обладает всеми качествами, необходимыми для работы на подготовительном отделении, и у него потрясающая чуйка на людей… Но я не зря сказал, что с моей стороны основная претензия к нему в том, что он не хочет поговорить как нормальный человек с нормальным человеком. Ведь дьявол всегда в деталях, верно?

— О каких деталях может идти речь, если ты хренов шпи… — Эрми скис под взглядом рефери.

— Да всё очень просто мистер Эрми. Те люди, агентом которых я являюсь, давно умерли. И их дети умерли, и дети их детей… И моя миссия никак не связана с промышленным шпионажем, или нанесением вреда монархии Ярра и ее населению прямо или косвенно. Если получение знаний, умений, навыков и материальных ресурсов, необходимых для ее исполнения тут являются преступлением — то я покину Ярр незамедлительно.

— А может ты просто врешь, а? — нахмурился Эрми.

— Это повод для конфликта, мистер Эрми? — широко улыбнулся в ответ Сью.

Ветеран только глаза отвел, а Зборовски сказал:

— Вам нужно будет сменить секцию, мистер Виньярд. Как насчет легкой атлетики? — и Сью был готов поклясться, что ректор подмигнул ему!

Лабораторные и практические работы по естествознанию Сью любил. Подключать всякие вольтметры-амперметры, замыкать цепи, крутить ручку электрофорной машинки… Или смешивать реактивы в пробирке, нагревать на спиртовке, тыкать лакмусовую бумажку — тоже очень увлекательное дело. Для Виньярда всё это было повторением школьной программы, но многие из его однокашников и понятия не имели, как работает, например, батарейка, не говоря уже о персональном планшете, пушке Гаусса или криокапсуле.

А государственная идеология, философия и концепция безопасности Ярра предполагала, что каждый подданый монархии должен в случае необходимости управиться на своем рабочем месте без помощи сложных механизмов. Поэтому науку и технику приходилось постигать с азов — и это было правильно, и это Виньярду нравилось.

А еще ему нравилось близко-близко, на грани допустимого, склоняться к Алисе Кавальери, вдыхать запах ее парфюма и, ненароком касаясь ее бархатной кожи, поправлять что-то в последовательности электрических приборов, или зажигать спиртовую горелку для соседки. Или вместе смотреть в микроскоп — на восстанавливающих органическую ткань наноботов, или плавающих в питательном бульоне инфузорий.

Алиса классно рисовала — ее оформление лабораторных тетрадей, зарисовки растений и животных Ярра — всё это выдавало настоящего художника. В ее сумке или рюкзачке всегда был скетчбук, и карандаши, и она изображала всё подряд — архитектуру, людей, пейзажи, какие-то абстрактные узоры… Попытки Сью заглянуть через плечо, или как-то по-другому ознакомиться с ее творчеством натыкались на ожесточенное сопротивление.

— Не твое дело, Виньярд! — говорила девушка.

— Алиса, я уже понял что у тебя настоящий талант! Ты легко можешь поступить на факультет изобразительного искусства! Дизайнеры, художники — их ведь там готовят! Это будет потрясающе, вот увидишь!

Она только отмахивалась. Ее больше занимало, как сдать все лабораторные по естествознанию и прочесть всё из списка литературы. А еще — соревнования, конечно. Она готовилась к полумарафону — каждое утро, и не строила далеко идущих планов.

Секцией легкой атлетики — одной из самых больших по численности — руководило несколько тренеров. Но для подготовишек из А-17 это была мисс Ривароль — женщина выдающихся достоинств и невероятной красоты. Тоже — «средиземноморский типаж», только более крупная, породистая. В отличие от сержанта Эрми, она никогда не рявкала, ее глубокий грудной голос пробирал до мурашек и заставлял прислушиваться, а идеально-белые зубы, вечная улыбка и карминовые губы — в буквальном смысле смотреть ей в рот.