Еще Света боялась, что в квартире — в соответствии с погодой — будет холодно, однако опасения её не оправдались. Лембит пояснил:

— Шахту в соседнем поселке уже запустили, местная электростанция на все дома и тепло дает — а так как кроме нас в доме еще три семьи живут, батареи уже вторую неделю горячие.

— А если шахта уже выстроена и работает, то зачем тебя-то сюда направили?

— Твоя мама сказала, что здесь чуть ли не единственное месторождение антрацита на сотни километров вокруг, причем очень богатое — так что нужно уже не шахту, а карьер обустраивать. Шахта — это временно, пока я карьер не выстрою.

— И когда мне стоит ждать этого славного события? Я не просто так спрашиваю, что-то мне подсказывает, что в апреле нас станет больше — а тут не то что роддома, даже больнички нет. А самолетом рожать куда-то лететь…

— Не волнуйся, до Нового года сюда железную дорогу уже протянут, так что самолет… да и вообще, ты же видела тот трехэтажный дом, мимо которого мы сюда добирались с аэродрома?

— Дворец с колоннами?

— Да. Это как раз больница и будет, причем позади нее, просто с улицы не видно, и отдельный родильный корпус строится. Уже построен, там уже отделка идет.

— А почему здесь все дома как дворцы из мрамора ставят?

— А это местная специфика, хотя и очень временная. Мраморный карьер где-то в километре за городом, километрах в пяти цементный завод где и глину, и известняк копают. Но даже песок для раствора пока с реки в грузовиках таскают — вот и выходит, что здесь дома строить больше не из чего. То есть пока железную дорогу не пустят. Зато открою тебе тайну, которую мне летчики в Новосибирске поведали: в местном аэропорту ресторан — лучший к востоку от Озерска, и было бы совершенно неправильным не отметить там то, что ты мне сейчас сказала!

За неделю до Нового года Катя заехала к отцу на завод. Нашла его в совершенно пустом цехе, где он стоял, что-то тихонько напевая и оглядывая стены. Увидев входящую в цех дочь, Володя рассмеялся:

— Часа не прошло как цех освободили, а ты уже пришла с новыми идеями?

— Да нет, я домой тебе звонила, а мама Катя сказала что ты сегодня сильно задержишься. Поэтому и заехала, сказать что бабушка Лиза на Новый год всех к себе в Школу ждет. И это не обсуждается! А, кстати, что тут было-то?

— Да завод по выпуску типографского оборудования, сегодня как раз закончили отгрузку станков в Звенигород.

— Не поняла… ты же давно подготовил Смоленский завод, там офсетные машины уже года три как делаются!

— А камеры подготовки офсетных пластин? А фотооборудование всякое? Я как раз сегодня с нашими химиками и оптиками это дело отмечать собрался, кстати, раз уж ты здесь — и тебя приглашаю: зайди хоть ненадолго, поздравь народ. Мы в ресторане на первом этаже соберемся, так что хоть пять минут выкрои под это дело.

— Под такое дело выкрою. Ведь ты же этот завод года на полтора раньше плана подготовил?

— На год примерно, но все равно ребята буквально подвиг совершили, в особенности химики.

— А раз подвиг, то и ты тут не стой, а напиши мне список тех, кого за подвиг наградить надо. А то ты, как я гляжу, забыл завет Михалыча что с наградами за трудовые подвиги мы тормозить не имеем права?

— Не забыл. Пойдем, зайдем на минутку в мой кабинет, я все эти списки уже подготовил, только в Госплан отослать еще не успел. Сегодня утром подготовил. Там человек шесть на Знак почета и двое — на Трудовое Красное знамя. А памятную медаль для всех причастных уже мои рабочие штампуют, как раз в ресторане и вручим.

— Хорошо, тогда я и ордена захвачу. И еще, раз уж речь зашла… Как думаешь, если передовикам производства вместе с орденами еще и автомобиль подарить?

— У нас избыток автомобилей?

— Нет, но тем ценнее будет подарок. К тому же так вышло, что вот прямо сейчас у меня есть с десяток лишних легковушек: из Ельца с автозавода первые десять штук прислали.

— Там же только моторный завод, или я настолько отстал от жизни?

— Саша туда передал производство жигулевского мотора, а остальное — самостоятельность местных инженеров и рабочих. Автомобильный цех пока небольшой, они сообщают, что к весне в сутки будет как раз десяток машин и делаться — но они, мне кажется, всяко лишними не будут?

— Заинтриговала. Машины можно глянуть?

— Что-то вроде «Октавии» Михалыча по внешнему виду. То есть снаружи попроще, а внутри побогаче: там же второй по величине кожевенный завод, а все, что не из кожи, они вырезали на демонстрационных машинах из махагони и самшита, инкрустированных перламутром и обрамленных серебром. Ну, сам увидишь… кстати, с машинами они прислали список нужного, чтобы выпуск увеличить до полусотни автомобилей в сутки, а у тебя, гляжу, экспериментальный цех освободился. Посмотришь?

— Вот ведь зануду воспитал! Ладно, гляну — но до Нового года ничего делать не буду. В смысле, с елецкими хотелками…

На пятидесятую годовщину в Школе собрались все, кто очутился там полвека назад. Вот только уже восемнадцать из них собрались в Парке Мнемозины. Последней там обосновалась Валя Ветчинкина — ранней весной двести восемьдесят четвертого года. Как сказала на ее похоронах Женя Сорокина, успев увидеть осуществленную мечту всей жизни…

— Ну раз мы тут собрались по поводу странного нашего юбилея, предлагаю начать с торжественной части и озвучить наши достижения, — с нескрываемым ехидством обратилась к собравшимся Лиза. — Ну, собственно с самых важных я и начну. Чай у нас бергамотовый в достатке, кому здоровье позволяет, могут и кофейком побаловаться… опять же какао имеется и для особо желающих шоколад, что еще из важного-то?

— Ну если про достижения, то уж лучше я, — перебила старую подругу Лера. — Полвека назад нас тут было шестьдесят четыре человека, включая Оленьку с Никитой, а сейчас, если мне не наврала Катя-Первая, нас — и я подчеркиваю, именно нас — уже семь с половиной миллионов. Правда пять с половиной из них — это всего лишь дети. Но это значит, что через каких-нибудь пятнадцать лет у нас будет семь миллионов вполне взрослых людей. А к семидесятипятилетнему юбилею…

— Лера, остановись, мне уже страшно, — рассмеялась Катя, — ведь семь миллионов взрослых — это двадцать пять миллионов детишек. А мне и двух десятка внуков за глаза…

— Мне не страшно, у меня внуков уже больше тридцати. То есть мне сейчас не страшно, а вот когда они приедут в гости на летние каникулы…

— Вов, а ты чего молчишь? У тебя-то внуков уже больше шестидесяти, так?

— Ну не мне с Лерой тягаться, у нее правнуков больше чем у меня. А если интересно, то я перед нашей встречей специально подсчитал: детей у нас чуть больше двухсот пятидесяти, внуков чуть меньше полутора тысяч, правнуков… они только начинаются, да и вообще это неважно. Важно то, что наши дети и внуки успели сделать — а сделать они успели реально дофига. Не сами, конечно, а как раз с помощью десятков и сотен тысяч тех детей, кто выучился в наших школах…

— Да, натворили они изрядно… — усмехнулась Лиза. — Кстати, хотела спросить, да случая не было: ты спутник с Экватора двенадцатого апреля специально запустил или так случайно вышло?

— Не случайно. То есть запустился-то он именно случайно, по прикидкам вероятность того что получится, была процентов двадцать, не больше. Но дату я лично назначил, и больше скажу: если бы не получилось, следующий бы мы запускали через год.

— Наверное это ты правильно сделал… мы вообще, мне кажется, всё правильно делали. Зато теперь мы все можем быть спокойны и за детей, и за внуков, и за пра-пра-правнуков. Независимо от того, где они теперь живут.

— Ты уверена? Ведь пока это мы всем управляли, то есть старались управлять в меру своего понимания жизни. А знаем ли мы, какое у них это самое понимание? Не наворочают ли они дел? Ведь они-то нашу историю не знают, — тихо спросила Лера.

— Я тебе такую историю расскажу, — в разговор вмешалась Брунн. — Когда в молодости я в Канаду на охоту с отцом ездила, увидела в одном городишке тамошних лесорубов забавное соревнование по переноске бревна. Сначала по два мужика бревно на сотню ярдов несут, и бревно они несут неторопливо: мужики силы экономят и для них главное — бревно не уронить. На следующем этапе эстафеты эти же бревна несут по четыре женщины. Им тоже нелегко, но они несут его заметно быстрее — потому что для них главное эту тяжесть с плеч сбросить. А на последнем этапе бревно подхватывают детишки, с десяток или чуть больше — и вот детишки с бревном бегут! Им плевать на то, что бревно тяжелое, для них главное — прибежать первыми. У детей уже цели другие… но бревно короткое, а детей много — и, чтобы победить, нужно бежать в ногу. А дети-то разные, у кого шаг шире, у кого меньше — так что побеждают как раз та команда, в которой длинноногие дети думают о возможностях своих коротконогих партнеров и грамотно под них подстраиваются. И в том соревновании, которое я застала, победила команда, в которой ребята самого мелкого посадили на бревно верхом. Да, им было тяжелее, чем всем остальным, но они продумали тактику, взвесили свои силы и возможности — и победили. Потому что они оказались не самые сильные, а самые умные.