Тут, наконец, меня поддержал Жуков:

— Товарищи генералы. Напоминаю, что диверсионные удары являются одной из существенных составляющих современной немецкой стратегии блицкрига. Чем больше диверсантов мы ликвидируем, тем надежнее будут наши тылы. Поэтому приказываю выделять столько бойцов, сколько будут требовать органы. Мы уже договорились с товарищем Цанавой, что они будут запрашивать минимально необходимое число бойцов и только из стрелковых подразделений. Кроме того, уже по нашей просьбе НКВД будет выделять своих сотрудников в помощь нашей контрразведке, в которой сейчас, к сожалению, большая нехватка квалифицированных сотрудников.

На этом совещание закончилось. Командующие стали расходиться, а я подошла к начальнику особого отдела округа, полковнику Еремину, который после моего выступления на совещании явно был не в духе.

— Товарищ Северова. Почему вы мне раньше не сообщили данные, которые привели на этом совещании?

— Товарищ полковник. Так я только приехала из НКВД, где сама впервые увидела эти цифры. Я физически не могла вам их сообщить. Кроме того, мне кажется, что у вас могут быть сведения о группах, которые не попали в сводку НКВД.

— Да? — Полковник, видимо, решил сменить гнев на милость. — Тогда хотелось бы сверить наши данные. У вас, конечно, с собой их нет?

— Так точно. Их можно получить только по официальному запросу. Но я почти все помню. Покажите мне ваши данные, и я по памяти постараюсь сравнить.

Еремин провел меня в свой кабинет, где вытащил папку со свежими данными о диверсионных группах. Как я и предполагала, трех групп, выявленных военными контрразведчиками без участия НКВД, в отчетах НКВД точно не было. Судя по всему, обмен информацией между НКВД и военной контрразведкой пока еще далек от совершенства. Надо будет это учесть при очередной встрече с Цанавой. Я передала Еремину все координаты для запроса нужных материалов в НКВД, после чего пошла к Жукову отпрашиваться для визита к Пономаренко. У генерала дел было выше крыши, поэтому он, даже не дослушав, кивнул и отпустил.

Леша уже ждал меня у штаба. Я хотела сразу прыгнуть в машину, но сама себя притормозила. Решила, что нехорошо ехать к Пономаренко с пустыми руками. Смоталась к своему арсеналу и прихватила «вальтер» и «люгер», уже решив, что и кому вручу. При этом подумала, что, может быть, стоило набрать побольше пистолетов у Виталия Кузьмича. А то такими темпами скоро мои запасы закончатся.

Моя предусмотрительность пошла на пользу. И Пономаренко, получивший «вальтер», и начальник его охраны, которому я вручила «парабеллум», буквально растаяли от восторга. Посмотрев на выражения их лиц, я поняла, что теперь смогу с полпинка открывать любую дверь в ЦК КП Белоруссии. Воистину «борзые щенки» — это большая сила.

Небольшая выставка разместилась в комнате, по размерам примерно соответствующей школьному классу. Сходство с классом придавали и столы, на которых были размещены экспонаты. Само собой, что наибольший интерес у немногочисленных посетителей, среди которых были и все секретари обкомов, вызывали столы с минами, около которых гордо прохаживался невысокий, очень подвижный человек в форме полковника РККА. Я так поняла, что это и есть широко известный в очень узких кругах Илья Старинов. Я пристроилась в свите Пономаренко, который в данный момент очень внимательно рассматривал одну из новинок — поездную мину. Мина действительно была очень интересной. Чего только в ней не было: и сигнальная лампочка для проверки правильности установки мины, и ампула с серной кислотой, которую нужно было в определенный момент раздавить, чтобы мина, после разъедания нитки, встала на боевой взвод, и батарейки для подрыва взрывателя. И что придавало «пикантность» мине — она была неизвлекаемой. То есть после того, как мина поставлена, разминировать ее было невозможно — только взорвать. Я представила, какие неприятности ожидают немцев, и облизнулась, как кот на сметану. Но, к моему удивлению, товарищ Пономаренко не проявил такого же восторга. Он внимательно выслушал все объяснения Старинова, посмотрел на электрическую схему и как-то задумчиво сказал:

— Пожалуй, сложна. Вон сколько вы накрутили замыкателей-предохранителей!

Эти слова заставили меня задуматься. Я внимательнее посмотрела на схему, которая, на мой взгляд, не представляла собой чего-то очень сложного (мы на лабораторках по электричеству возились со схемами посложнее), и не удержалась от вопроса:

— Скажите, пожалуйста, товарищ полковник, а зачем лампочку вворачивать и выворачивать. Оставили на месте, и все.

На этот вопрос и Старинов, и Пономаренко улыбнулись.

— Дело в том, Анна Петровна, — ответил вместо Старинова Пономаренко, — что подобные лампочки у нас в большом дефиците. Вы, наверное, забыли, что у нас все автомобили ходят только с одной фарой. Это из-за того, что не хватает таких лампочек на вторую фару.

Да, вот этого я действительно не ожидала. А тогда зачем эта лампочка вообще?

— Простите, а может быть, тогда вообще обойтись без этой лампочки? И схема станет проще.

— Но тогда мы не сможем проверить правильность установки мины, — не выдержал уже Старинов.

— Так ведь вы, товарищ Старинов, сами сказали, что мину может устанавливать только специалист. Вот пусть у этого специалиста будет приборчик из лампочки и двух проводочков с зажимами. — Я чуть было не брякнула: «Тестер с „крокодилами“»,[89] но вовремя спохватилась. — На время установки мины он прицепит зажимы к нужным контактам, а потом отцепит. Тогда вы еще сэкономите на патроне для лампочки.

Судя по выражению лица, Старинову мое рацпредложение не очень понравилось, а Пономаренко, напротив, воодушевился:

— Попробуйте, Илья Григорьевич. Анна Петровна не будет настаивать на соавторстве.

— Конечно нет. Это же просто так, чтобы облегчить работу.

Старинов решил сменить гнев на милость и кивнул:

— Проверим. Если получится, то так и будем делать.

Когда мы отошли от этого стола, Романов, стоявший, как оказалось, рядом, шепнул мне:

— Знаете, Анечка, а вместо ампулы с серной кислотой, разъедающей нить, можно вполне использовать хлопчатобумажную нитку нужной толщины, окуная ее предварительно в электролит. Или вообще привязать к нитке проволоку и потом обрывать нитку с безопасного расстояния.

Я пощелкала мозгами и согласилась.

— Только не будем сейчас говорить это, Аристарх Ксенофонтович, а то полковник совсем обидится. Мы это как-нибудь потом, между делом.

— А еще, Анечка, я тут послушал лекции уважаемого Ильи Григорьевича о методах ведения партизанской борьбы. Вот это, доложу я вам, очень интересно. Жаль только, что нет никаких печатных материалов по этому поводу.

А ведь это мысль! Нужен какой-нибудь компактный справочник для партизан, содержащий описания мин, оружия и прочие полезные сведения. Я не удержалась и снова просунулась к Пономаренко:

— Пантелеймон Кондратьевич. Вот у товарища Старинова очень много полезных наработок по ведению партизанских действий. Возможно, что такие наработки есть и у других специалистов. Хорошо бы на их основе издать небольшой справочник для партизан.

Услышав мои слова, Пономаренко очень оживился:

— Знаете, Анна Петровна, я сам уже подумывал про нечто подобное. Проблема в том, что указание на создание такого справочника могут дать только Генштаб и НКВД. Тут вам все карты в руки. Поговорите с Георгием Константиновичем, он направит запрос товарищу Шапошникову, а к товарищу Берии вы можете, как я знаю, обратиться напрямую. Впрочем, товарищ Цанава тоже поддержит. Если спросят о моем к этому отношении, то смело можете сказать, что не только одобряю, но и готов наладить издание такого справочника у нас в Белоруссии.

За разговорами перешли к столам, на которых мы выложили арбалеты и заготовки для ловушек. Тут настала очередь скептически хмыкать полковнику Старинову. Про арбалеты он ничего не сказал, но вот ловушки воспринял очень скептически.