Каменецкий химкомбинат номер один был гораздо меньшего размера, а урана он производил раз в десять больше — но туда на переработку поступала богатая руда и Диане было просто неинтересно ей заниматься. Хотя и там периодически возникали проблемы, решать которые для химика было очень интересным занятием. И Диана их решала, придумав, например, как извлечь уран из титанотанталониобиевого комплекса. И то, что она с проблемой справилась, порадовало ее даже больше, чем орден «Знак почета», которым ее наградил Володя за получение чистого ниобия.

А все последнее лето она потратила не на обычную работу, а на обучение (как раз на производственной базе первого комбината) большой группы химиков-металлургов, отправляющихся в Танзанию: там было найдено довольно богатое месторождение ниобиевой руды. Вообще-то, как ее предупредил дядя Володя, добычей этого самого ниобия там займутся трое, максимум четверо из группы в тридцать человек, а остальные будут заниматься все же ураном, и именно поэтому ребята должны обучаться на урановом комбинате — но после того, как он с дядей Маркусом рассказали ей, что можно из ниобия сделать, получение урана из чего угодно отошло в мыслях Дианы куда-то на второй план. А после того, как дядя Володя с Ваней Кузнецовым рассказали ей, какую пользу может принести иттрий, у нее появилось острое желание перебраться из Каменца в какой-нибудь другой город. В город, где люди выкапывают из земли монацит…

— Диана, если у тебя есть силы и желание и с монацитом поработать, то это вообще не проблема. Я могу тебе хоть по пятьсот тонн в неделю его присылать, — сообщил дядя Володя, когда она поделилась с ним этим своим желанием.

— У меня в лабораторию столько не поместится.

— Я догадываюсь. Но если ты мне в какое-то разумное время пришлешь список того, что тебе понадобится для переработки пятисот тонн монацита… в сутки, то… Если я не ошибаюсь, то в том, что мы из Индии привозим, иттрия полпроцента примерно. А в уральском… не знаю, сама посмотришь. Ладно, в любом случае пора уже сюда вторую колею на железной дороге прокладывать. Только ты заранее прикинь как скоро ты сумеешь подготовить работников для такого производства здесь на месте и сколько и кого тебе нужно будет прислать из наших институтов и техникумов.

— Я так понимаю, вопрос учреждения института в Каменце даже не рассматривается?

— Ну раз уж ты решила и этим заняться… Я попрошу жену составить для тебя проект и института, и техникума. Думаю, что выстроить отдельный студенческий городок, где все это будет вместе размещаться, будет неплохо. Как тебе такая идея?

— Насчет городка — наверное будет неплохо. А насчет заняться — дядя Вова, поговори с Васей Ковалем, он вроде и химик не самый паршивый, и организатор очень даже неплохой. Меня только один вопрос смущает: где вы денег-то возьмете все это строить и учреждать?

— А что, твой завод кирпичей не наделает сколько нужно?

— Институт же — не только кирпичи, там оборудование, приборы…

— Ну, если не считать, что Каменецкий район выдает нам по сотне тонн серебра в год, то вроде деньги и взять негде. А если считать… или может начнем продукцию твоего химкомбината продавать? Мне кажется, что только синтетических волокон, которые из твоего ПЭТ сейчас делают, хватит чтобы за неделю институт, техникум и весь студенческий городок окупить. Диана, я не думаю, а точно знаю, что практически любые вложения в твое производство окупаются меньше чем за год, так что готовь список. А с Василием я поговорю конечно. Думаю, я знаю как его заинтересовать…

На открытие химико-технологического института, случившееся летом двести восемьдесят восьмого года, Володя не приехал. Потому что он в конце весны обосновался в парке Мнемозины. Так иногда бывает: человек вроде ничем не болел, чувствовал себя очень даже неплохо — а потом все удивляются, что же с ним произошло. А ничего, собственно, и не произошло, просто возраст такой…

Володю похоронили недалеко от Иры, не рядом, но так чтобы между ним и Ириной больше ни для кого места не оставалось. А рыдающая Катя сказала детям, что ее пусть хоронят между мужем и бабулей.

А через два месяца после этого рядом с Мариной встала и Лиза: ее нашли лежащей на дорожке в огромной теплице, рядом с рощицей бергамотовых деревьев. Работавшая там девушка сказала, что Лиза просто шла по этой дорожке и упала — а прибежавшая буквально через пять минут врачиха смогла лишь констатировать, что помочь Лизе уже невозможно.

На похоронах старой подруги Лера, горестно вздохнув, сказала стоящей рядом Брунн:

— Ну вот, теперь нас осталось ровно половина из прибывших…

— И это очень печально. Но когда посмотришь вокруг, задумаешься о том, сколько успели сделать те, кто уже не с нами…

— Ну да, и оставшиеся могут уже вообще ничего не делать. А дети наши и внуки уже не будут задумываться о том, чем кормить семью, во что их одеть, чем и как лечить… А я жалею о том, что обо мне никто не скажет то же самое: ну что я-то успела сделать?

— Ты тоже наделала очень много чего. Я даже не говорю о том, что Лиза половину, если не больше, решений принимала после твоих советов — ведь ты единственная, кто хоть как-то ориентировался в нынешней действительности.

— Вот именно: «хоть как-то».

— Лера, я понимаю: Лиза была твоей лучшей подругой практически полвека. Но самоуничижением не занимайся, ведь именно ты, со своим знанием первобытных технологий, заложила основы нашей промышленной мощи. И не спорь: кто рассказывал нашим металлургиням как правильно строить сыродутные домны? И кто вообще всех нас научил хотя бы лопату правильно держать? Я уже не говорю, что именно ты объяснила Лизе как правильно организовать наше общество как государственную структуру. И… я вот что думаю: сейчас Кате тяжелее всех, она за два месяца и мужа потеряла, и мать. А ты сможешь ее поддержать лучше нас всех. Может, в Москву переедешь, займешься правильным обустройством исторического музея?

— Может быть, здесь-то меня уже ничто не держит. Я подумаю… а кто за домами нашими присмотрит?

— Ну Лена же Ларисина тут живет, и Ирина Надя тоже в школе преподает. Не останется дом без присмотра, не волнуйся. А вот оставить нашим потомкам правильный Исторический музей, чтобы никто не сомневался в нашей истории — ну сама подумай, кто еще, кроме тебя, это правильно сделать сможет?

Римская империя процветала. После скоропостижной смерти императора Гостилиана августом выбрали Валерия Диокла, а не цезаря Марка Клавдия, причем никаких возражений ни от кого (включая самого Марка) не было, ведь Валерий Диокл, среди всего прочего для империи полезного, «возродил римскую металлургию». И не просто возродил, а очень просто «возродил»: после обстоятельного разговора с Гордианом, ничем, собственно, не закончившимся, он послал своего близкого друга (и талантливого инженера) Тита Спурия «в гости к богиням». Тот приехал, пообщался с несколькими из них, и, дойдя, наконец, до богини с именем Catharina Prima, поинтересовался, а нельзя ли ознакомиться с тем, как богини делают свою замечательную сталь. На предмет того, чтобы римские кузнецы смогли, наконец, хотя бы правильно чинить сломанные инструменты.

— Чинить — это дело хорошее, — ответила богиня. — Присылайте кузнецов, ну хотя бы пару десятков — научим. Но ведь вы, наверное, захотите и сами такую сталь делать?

Тит Спурий был хорошим (по римским меркам) инженером, но и в дипломатии тоже неплохо разбирался, а потому ответил уклончиво:

— Если богини желают сохранить это в тайне…

— В тайне? Нам самим стали не хватает на все, что хотим сделать, и если Рим сможет сам обеспечить себя лопатами и серпами, то наши люди только рады будут.

— И вас не беспокоит то, что некоторые кузнецы… захотят сделать такое же, как у вас, оружие?

— Ну если им эту сталь девать больше некуда будет, то пусть делают. Вот только зачем? На севере и востоке вас больше никто не беспокоит, с персами у вас вечный мир…