— Ну какой из меня министр…

— Тебя министром еще Лиза назначила и с тех пор тебя с должности никто не отстранял — значит ты министр и есть. Не забыл еще, как мы собирались собственные институты создавать? Нет? Ну так вот: институты — это у нас хобби такое, а по должности мы, сколь ни грустно это сознавать, всего лишь организаторы производства.

— А почему грустно?

— А потому что что-то хочется и руками поделать. Но — некогда. Так что иди спокойно руководить и больше по мелочам не психуй. И главное не забудь, что нам не требуется обгонять Америку, мы тут уже всех обогнали и навсегда. Так что если твой завод… или мой, или еще чей-то заработает на год-другой позже, от этого никто не умрет. А если за это время рабочие научатся работу работать хорошо и быстро, они отставание за пару лет компенсируют.

— А если не компенсируют?

— Значит мы отстанем на пару лет. От самих себя отстанем, а на это всем плевать. Вообще всем, запомни это…

Оля при школе, в которой она преподавала физику, основала кошачий питомник. Большой, в нем около тысячи кошек содержалось. То есть она не выстроила, конечно, какое-то отдельное заведение с загонами и клетками, а уговорила большую часть жителей Школы завести кошек — а затем составила планы по получению потомства и назначила заинтересованных людей, внимательно за этими планами (и племенной работой вообще) следящими. Впрочем, и небольшое "отдельное заведение" тоже появилось: очень хорошо оборудованная ветеринарная клиника.

Оля не потому открыла этот питомник, что появилось много беспризорных кошек, а потому что довольно неожиданно кошки стали приносить неплохой доход, причем «в твердой валюте»: котят стали активно римляне закупать. Задорого закупать, один котенок, в зависимости от породы, стоил на Русской вилле возле Рима от тысячи и до пяти тысяч денариев. За тысячу уходили пушистые потомки невского маскарадного и лесных кошек (первую из которых невский привел в Школу на второй еще год после переноса), в Школе именуемые «сибирскими» (каковыми они, по сути, и являлись), прямые потомки трехцветной Красавицы шли уже от полутора до двух тысяч, а рыжий потомок мейнкуна за пять тысяч доставался римскому владельцу после полугодового ожидания в очереди. Столько же стоил и голубоглазый невский котенок, но тут очередь могла и на год растянуться (не потому, что котят мало появлялось в питомнике, а потому что именно таких, «чистых голубоглазых» появлялось маловато: гены лесной кошки часто оказывались «сильнее»).

Но наибольшей популярностью у римлян (скорее, в силу финансовой доступности) пользовались кошки породы ван кедиси, пару дюжин которых еще Ангелика по каким-то своим соображениям закупила у персидских купцов. Разноглазые зверики тоже шли в районе тысячи денариев, те же, у которых глаза оказывались одного цвета — и вовсе от пяти до семи сотен. Правда эти кошки были еще диковатыми, но Оля вычитала в какой-то книжке, что «еще десяток-другой поколений жизни с людьми — и турецкие ванны тоже станут совершенно домашними». Впрочем, за тридцать лет, прошедших после закупки ванов Ангеликой, зверики уже несколько одомашнились (чем сильно отличались от тех, которых пытались возить в Рим уже сами персидские купцы), так что «кошачий рынок» в Риме оказался вполне себе конкурентоспособным. А лишние полсотни тысяч рублей в месяц были совершенно не лишними в финансировании программ Спецкомитета. И не только их.

Понятно, что это был очень «временный» источник дохода, но пока довольно мощный: используемые римлянами для защиты от мышей генеты были, если очень мягко выражаться, довольно ароматными, а редкие египетские кошки вообще «домашними» не были, да и сильно прореживались местными дикими зверями. Вдобавок, «кошки богинь» были просто красивыми, но главным их достоинством стало то, что они — в отличие от генет и египетских кошек, еще и крыс давили…

Велта весной еще принесла Вове довольно небольшой список нужного ей для продолжения каких-то исследований оборудования. Совсем небольшой, он полностью уместился на одном листе бумаги — но инженеры и рабочие экспериментального завода трудились не покладая рук (и мозгов) вот уже почти полгода для изготовления запрошенного. И не только они, Саша Колмогорцева за эти полгода успела сделать лишь «прототип» нужной Велте ультрацентрифуги — но никто не возмущался тем, что приходится выполнять сложную и совершенно «сверхплановую» работу: Велта вместе со своими четырьмя дочерями (которые все пошли «по стопам матери» и занялись микробиологией) делала очень полезные для жизни и здоровья «биопрепараты». Например, витамин С, или еще более например — глутамат натрия. А о том, что именно на фабриках, организованных Велтой, производился весь используемый в сыроделии сычужный фермент, можно было и не упоминать…

Экватор был крошечным городком, расположенным — сколь ни странным это может показаться — практически на экваторе. И на небольшом острове в океане, относительно небольшом: в длину островок был порядка пятидесяти километров, а в ширину всего двадцать пять. Особенностью острова было то, что самая высокая его точка располагалась метрах в восьми над поверхностью океана, а большая часть территории, хотя формально и возвышалась метра на два, представляла собой помесь лужи с болотом. Так что для строительства городка пришлось сначала на месте очередного болота возвести насыпь, землю для которой черпали прямо из окружающего остров океана.

Океан, кстати, тоже был особенный, вода в нем была пресная. Потому что как раз возле острова в океан впадала речка под названием Амазонка. Собственно, если не принимать во внимание тот факт, что с трех сторон острова других берегов вообще не наблюдалось, он формально как раз в дельте Амазонки и располагался.

На острове был прекрасный теплый климат, тучи комаров и полное отсутствие всякого присутствия чего-либо кроме жирной глины. Ближайшее место, где водился доступный песок, располагалось километрах в трехстах к югу, а камни — практически вдвое дальше, что сильно мешало строительству города. Песок и камень для строительства на остров возил как раз с юга один из «Богатырей», а все топливо таскал с Тринидада «Пионер». И единственное, что на острове из стройматериалов было своё — глиняные кирпичи, которые обжигались на древесном угле. Вот только дерево для получения угля тоже рубили в других местах, примерно в сотне километров выше по течению Амазонки.

Но несмотря на все прелести тропического острова почти десять тысяч человек работали на нем с рассвета и до заката. Потому что Респа все же получил вакцину от желтой лихорадки.

Гордиан сидел с очень унылой физиономией, и потихоньку размышлял о том, что утолить свою печаль ему будет нечем. А Валерий Диокл продолжал:

— Сейчас у нас хоть какое-то производство железа осталось только в Верхней Германии и Лугдунской Галлии. Просто потому, что туда еще не пришли торговцы русских, а возить туда железо из Италии далековато. А когда они туда придут…

— Если придут.

— Когда. Я бы на месте любого легата-пропретора делал всё возможное, чтобы заманить к себе русских. В Лузитании всего две русских виллы, а доходы провинции выросли почти втрое менее чем за двадцать лет. В Италии всего одна вилла, а наши доходы выросли уже вчетверо. Но я хотел поговорить не об этом. Я думаю, что надо увеличить плату кузнецам легионов и, что важнее, предложить вольным кузнецам службу империи. Высокооплачиваемую службу. Потому что просто стали империя купила уже столько, что даже в случае прекращения поставок из России ее хватит на многие десятки лет — но это если у нас будет кому ее обрабатывать. Чинить сломанное, делать что-то новое из старого металла.

— Сейчас купить что-то стальное новое у русских торговцев будет дешевле, чем чинить старое.

— И поэтому империя должна платить кузнецам столько, чтобы они чинили старое или перековывали это на новое почти бесплатно для тех, кто этого пожелает. Чтобы чинить было дешевле, чем покупать.