Главным отличием Минска от большинства других городов заключалось и в том, что он изначально проектировался именно как «большой город». Опять-таки в Катином понимании «большой» — то есть с мощной системой водопровода и канализации (если с технической точки зрения смотреть) и с большим количеством разнообразных «сервисных организаций» (если смотреть на город «социальными глазами»). То есть с большой и прекрасно оснащенной больницей, которая становилась клиническим центром для обширной окрестности, с учебными заведениями разнообразного профиля и уровня (включая даже университет), с множеством культурных и спортивных центров. Ну, с относительным множеством: Катя в город поместила что-то вроде оперного театра (который от любых других театров, по ее мнению, отличался лишь акустикой высочайшего класса) и парочку дворцов культуры поменьше — по какому-то типовому проекту сталинской эпохи.

А чтобы два Дворца, выстроенные неподалеку друг от друга и по одному проекту, все же как-то различались между собой, Катя один отделала травертином, а второй — красивой зеленой керамической плиткой. И круглые колонны первого облицевала белым каррарским мрамором, а квадратные в сечении колонны второго специально нанятые римские художники украсили с двух сторон мозаичными картинами, а боковые стороны этих колонн были облицованы зеленым офиокальцитом, найденным неподалеку от будущего Челябинска — и единственной причиной, почему на колонны пошел этот тускло-зеленый камень, было то, что плитки (сделанной из глиноземной керамики) не хватило. Зелёной не хватило, так как нужный «краситель» оказался у Трофима в дефиците.

Но большой город предполагает и большие возможности для «самореализации», причем не только для его жителей — так что кроме Володи много кто начал прикидывать «а что бы еще в городе разместить». Когда Кате окончательно надоело объяснять многочисленным «просителям» почему она не будет проектировать очередные цеха какого-то непонятного производства, она на двери своего кабинета повесила бронзовую табличку (которую по ее просьбе изваял Володя) с надписью «по всем вопросам по Минску обращаться в Минск к Андрею Кузьмину». Кате табличка вроде помогла, а насчет Андрюши она не волновалась: ведь не приедет же парень в далекую Москву выяснять с ней отношения? А даже если и приедет, то вряд ли её найдет: большую часть времени Екатерина Алексеевна проводила в Школе.

Еще весной в Москве случилась «мелкая неприятность»: холода продержались до марта, а затем резко потеплело — и в Москве-реке произошло наводнение. Не очень-то и сильное, и все предусмотренные Екатериной Алексеевной меры по «предотвращению ущерба от наводнений» вполне себе сработали — хотя то, что вода на гидростанции на Неглинке поперла против течения через верх плотины, было довольно неприятно, ведь совсем чуть-чуть не хватило чтобы и электрические пульты затопило. Но в результате Катя — которая как раз в этот день оказалась в Москве — попросила мужа «срочно что-то придумать чтобы наводнений вообще не было», и Вове пришлось слегка напрячься.

Совсем слегка: он просто поглядел на «старую» карту, затем вызвал аж с Шуи Торопа и предложил уже ему «быстренько всё сделать». На Шуе Тороп успел уже пять ГЭС поставить — но из них работали только две, да и то «вполсилы»: потребителей электричества там не было, а на постройку ЛЭП в сторону закладывающегося Петрозаводска проводов не хватало. Так что плотины ГЭС всего лишь обеспечивали спокойное прохождение реки небольшими кораблями, что тоже было важно, но Торопа это сильно расстраивало. Поэтому он с удовольствием занялся предложенной Вовой работой: постройкой сразу двух небольших гидростанций поближе к Москве. Собственно на Москве-реке и на Рузе…

И до октября он занимался главным образом изучением мест предстоящего «трудового героизма», а в октябре, после долгого разговора с Володей и Екатериной Владимировной начал готовить площадки для строительства двух новых городов: Рузы и Можайска.

Катя по окончании разговора с Торопом высказала отцу свое мнение:

— Ты всерьез думаешь, что эти водохранилища нам так срочно нужны? Там сколько электричества-то с них получится, два и четыре мегаватта? Причем даже до Москвы эти мегаватты тащить не выгодно! Я, конечно, понимаю, пара новых городков позволит туда несколько мелких заводиков впихнуть, но не слишком ли большими накладные расходы у тебя получаются?

— Во-первых, не ори на отца. Во-вторых, даже если там никаких ГЭС не ставить, эти плотины нам сэкономят больше чем мы на них потратим. Еще пара зим, подобных прошлой — и без водохранилищ на ремонт того, что затопит Москва-река, придется потратить больше чем мы потратим на обе плотины.

— Ага, а еще мы затопим кучу плодородной земли!

— Ну, немножко затопим, но Тороп потому все лето и провозился там с замерами чтобы прикинуть где какие дамбы и каналы выстроить, так что на старые карты можешь не глядеть: под воду уйдет вполовину меньше чем на этих картах нарисовано. А если подумать о том, сколько рыбы мы в водохранилищах ловить сможем…

— Ладно, я же уже согласилась.

— Ты согласилась чтобы авторитет отца не ронять, а я хочу чтобы ты сама поняла почему эта стройка нам нужна.

— Да я поняла, просто Торопу нужно будет около восьми тысяч рабочих на стройки — а где я их возьму?

— Решать, конечно, тебе придется, но есть такое мнение: сейчас у нас приличная транспортная система имеется лишь на римском направлении…

— Пап, римские рабы нам не по карману, слишком уж римляне за них много денег хотят.

— А я не про рабов. В городе Риме разных оборванцев полмиллиона человек…

— Потомственных бездельников и дармоедов!

— Но и среди них есть те, кто хочет жить получше. Открой там контору по найму свободных людей, пусть нанимают народ на контракт года на три. Наша нынешняя зарплата в районе двух денариев в день — это вдвое больше, чем получает легионер, неужели никто к нам за длинным рублем сказаться не захочет? Думаю, за плавательный сезон пару тысяч землекопателей и каменщиков мы завербовать сможем. Конечно, все потребности мы таким образом не закроем, но все же…

— Я с тетей Лерой еще поговорю, но мне кажется, что идея в принципе интересная. По крайней мере можно будет все это проделать спокойно и неторопливо, время еще есть.

Однако жизнь постоянно мешала хоть что-то делать спокойно и неторопливо, и год двести семьдесят шестой для Кати-первой начался с несколько неожиданной суеты. Потому что человек — даже если он император — может очень неожиданно умереть. Но еще более неожиданным стало то, что с вопросом «а кто теперь заменит усопшего» три оставшихся императора обратились к богиням, живущим по соседству.

Так как мама Катя была полностью занята на постройке мемориального парка (у нее внезапно возникли свои уже проблемы), она лишь сообщила в Рим по радио, что «у нее нет возражений против традиционного наследования» — но римляне возжелали услышать это собственными ушами. Так что доносить до римлян «благую весть» отправилась Председатель Госплана. Почти тем же путем, что и Катарина Магна два года назад — но именно что «почти». Ведь Виталик эти два года тоже не сидел на попе ровно, так что в дорогу Катя отправилась на новом самолете. Двухмоторная машина, изготовленная с учетом «ошибок проектирования» четырехмоторного предшественника, была почти в три раза легче, летала в полтора раза быстрее и чуть дальше. Но основной причиной, по которой Кате пришлось лететь на новом самолете, было то, что четырехмоторный временно стоял без моторов: их сняли чтобы проверить износ…

Dea Catharina Prima, в отличие от предшественницы, с императорами беседовала почти восемь часов. И результаты беседы, похоже, императоров не порадовали — а особенно не порадовался Гостилиан, но, похоже, аргументы Кати их убедили. Правда сама Катя, вернувшись домой, сказала, что «неубиваемым аргументом» стало сообщение, что «в противном случае мы перестанем помогать империи и первым делом прекратим поставки лекарств». Впрочем, и без этого аргумента императоры провозглашение новым августом Гордиана четвертого приняли в целом спокойно, а вот назначение какого-то Валерия Диокла (пусть он даже был легатом-пропретором Сирии) новым цезарем пришлось им поперек горла. Но Катя не просто так два дня перед путешествием вдумчиво и очень внимательно беседовала с Лерой…