Две больших полки были заняты совсем уж ненужными книгами, их Михалыч «приютил», когда ликвидировалась библиотека железной дороги. Единственной «ценностью» их был возраст, ведь всякие дореволюционные расписания или альбомы с описанием путевых сооружений девятнадцатого века по завлекательности сюжета могли поспорить разве что с телефонным справочником какой-нибудь Джакарты. Но смотрелись книжки красиво…

Еще там имелась «Детская энциклопедия» третьего издания, с десяток томов ежегодника «Наука и человечество», штук тридцать томов БСЭ второго издания. Шеститомник «Жизнь растений» и толстый том «Жизни животных» Брема. Несколько книг на полках имели исключительно декоративный характер, например юбилейное издание трудов Мичурина. Имелось и несколько детских книжек вроде «Лесной газеты» Бианки, но все книги (кроме школьных учебников, конечно) подбирались все же «по формату и цвету». Еще на отдельный полке в шкафу с учебниками стояло Собрание сочинений Сталина, «доукомплектованное» (опять «по формату и цвету») трехтомником Пушкина, какой-то древнекорейской книжкой «Сон в нефритовом павильоне», томиком «Современного болгарского детектива» советских времен и книжкой «Гибель дракона» с иероглифами на корешке. Единственной «неформатной» подборкой был двенадцатитомник Жюля Верна, дополненный примерно десятком разнокалиберных книг того же автора. У Михалыча в одной из детских комнат стоял еще один книжный шкаф, набитый, в основном, томиками «Библиотеки приключений», но из всей этой литературы было трудно извлечь что-то здесь и сейчас полезное.

Однако Михалыч давно уже скачал много тысяч разных книжек в электронном виде, в основном книг художественных и еще более в основном фантастических. И эти-то книжки народ в очень немногое свободное время и изучал на предмет наличия хоть каких-нибудь намеков на полезное знание. И в какой-то из них нашлось упоминание о «древнеболгарском способе» обжига этих самых кирпичей, причем почему-то утверждалось, что для правильного обжига нужно сразу делать двадцать тысяч штук. Ксюша выдвинула гипотезу, что количество определялось временем прогорания загружаемого топлива, но выяснять истину просто никто не стал.

Двадцать тысяч – это много конечно, но Лидия Петровна подсказала "древний узбекский способ" изготовления сырца: глина не месилась, а просто в куче несколько раз поливалась водой, а затем прикрывалась пленкой – и за сутки она вся становилась достаточно мягкой для лепки. А если лепить, просто трамбуя эту глину в дощатой форме, то задача становилась выполнимой.

Только вот глину-то нужно было сначала натаскать в эти кучи, так что обе имеющиеся в наличии садовые тачки были направлены на ее перевозку. Ведь, как прикинул Михалыч, на двадцать тысяч кирпичей глины нужно не менее восьми тонн…

Еще одно "транспортное средство с ручным приводом" – велосипедный прицеп "Пчелка" – использовалось для перевозки известняка из "старого карьера" к реке, для чего сначала пришлось и там прорубить в лесу подходящую тропу, так что все трудились от рассвета до заката. И после заката тоже: кирпичи-то лепили уже вечером на бетонированной площадке перед домом Михалыча. Поэтому времени на обеспечение "текущих продуктовых потребностей" оставалось мало. На рассвете и на закате Марина Дмитриевна с двумя-тремя помощницами отправлялась на рыбалку, а в обед к реке бегали Маркус, Саша и Катя. Поначалу с ними шел на рыбалку и кто-то из взрослых с карабином, но когда Катя освоилась с маленькой винтовкой, они стали рыбачить только втроем.

И именно им довелось первыми встретить представителя "автохтонного и автохронного" населения…

Маркус скинул очередную рыбешку в ведро и пожаловался Сашке Лобанову:

– Я уже штук пять книжек про попаданцев прочитал, и все всегда если рыбу ловили, то минимум осетров каких или на худой конец сомов. А у нас за все время из больших рыб только один щуренок попался.

– А сом, а эти, как их… сазаны, налимы?

– Так то тетя Марина ловила, а у нас одна мелочь. Вот я сегодня уклеек да пескарей поймал уже штук сорок, а выходит хорошо если полтора кило. Да их еще и чистить замучаешься…

– Леночка сказала что как сторожку тут достроим, то можно будет и с утра, и вечером ловить – тогда ведь самая крупная рыба и клюет.

– Тетя Марина сказала что лодка нужна. С берега много не наловишь, а на пароме в хорошие места не догребем…

– Так давай построим лодку! Досок настругаем, свинтим – у Михалыча никелированных саморезов много. А мы лодку небольшую сделаем, тут и плыть-то до глубины метров десять…

– Во первых, Михалыч саморезы не даст, а во-вторых лодку смолить надо, а нечем.

– А я уже две банки смолы набрал. А если как-нибудь пробраться в ельник у старого карьера…

– Там до ельника еще с километр идти, без ружья опасно. Нам же ружья никто не даст, а Катя с нами не пойдет. Но можно и просто подождать: я вчера слышал что Михалыч с Валерией Анатольевной собирается какую-то смоляную яму делать, как сделают – тогда и думать будем. Смотри, какую я рыбину поймал!

– Еще бы пяток такой плотвы, и на ужин хватит. Тетя Марина говорит что плотва чаще стаями ходит… ты откуда свою вытащил? Я попробую там же…

– Так, мальчики, заканчиваем, – Катя, сняв с крючка приличных размеров голавля, уложила его в корзинку, где лежала еще парочка подобных рыбин и приличная кучка мелочи. На ужин уже хватает, а вам в школу почти пора.

– Ну еще по рыбке! Тут плотвы же стая нашлась! – но уже через минуту у мальчишек аргументы иссякли: две совсем уже небольших плотвички как бы подтверждали, что еще рыбины на полкило сегодня уже им не поймать…

Маркус смотал удочки очень быстро – для него Катя все же была уже взрослой, которую нужно слушаться. Вдобавок, последние два дня было довольно холодно, к тому же почти беспрерывно шел моросящий, но все равно очень противный дождь и сидеть дальше у реки ему уже не хотелось. Но Сашка, в надежде на новую поклевку, первую удочку сматывал не спеша, изображая аккуратность – и, внимательно вглядываясь в наматываемую на удилище леску, даже не сразу осознал, о чем ему говорила Катя:

– Саш, а ты плаваешь хорошо? – совершенно не к месту поинтересовалась Катя.

– Очень! Могу три раза речку переплыть туда и обратно! А что?

– Ты же лодку хотел? Смотри, вон там плывет одна. То есть я думаю, что это лодка, причем пустая…

Когда брат упал в воду, Кирка протянула ему единственно подходящий предмет: весло. Хорошее весло, его брат всего-то пару дней назад и закончил делать. Вот только ручка, пропитанная еще не до конца высохшим маслом, выскользнула из мокрой руки когда брат судорожно дернул за лопасть…

Плавать Кирка никогда не умела, как, впрочем, и все остальные жители города. Поэтому ей осталось лишь печальными глазами смотреть на проплывающий берег и надеяться, что течением лодку вынесет на какой-нибудь берег. Что произошло с братом, Кирка не видела: лодка очень быстро унеслась течением за излучину, но ничего хорошего девочка не ждала, ведь если бы брату удалось выбраться на берег, он наверняка добежал бы до следующей излучины и постарался лодку отловить. Ведь он эту лодку почти полгода делал!

По рассказам старших там, где река поворачивала на солнце, стремнина подходила вплотную к берегу настолько, что можно было за ветви прибрежных деревьев зацепиться. Наверняка можно – вот только как эти ветки заметить в темноте? Стемнело-то быстро, поскольку и за рыбой они с братом пошли поздно, только когда охотники вернулись без добычи – и без старого Добута, которого подвела сломавшаяся рогатина. Впрочем, воду из лодки можно (и нужно) даже в темноте вычерпывать… а вот что случилось утром, Кирка уже не совсем осознавала. Почти весь день под холодным дождем, а затем еще и ночь в мокрой одежде – так что девочка лишь как-то мимоходом отметила, что стало светло, но желание добраться до берега или хотя бы вычерпать налившуюся за ночь воду из лодки у нее не появилось…