«Ага… – перевел для себя Ваня. – Значит Петруха так и торчал на болотах, понемногу изводил немцев, а потом соскучился по общению, встретил группу окруженцев и вышел к своим. Ну а там, выездное заседания трибунала и здравствуй штрафная рота, минуя спецлагерь. Ничего удивительного. Вот же уроды! Как все это объяснить якуту? Что он плохого сделал, действительно? Хорошо хоть не обозлился парень. Хотя, наверное, он до конца так и не понял, что с ним случилось…»

– Сдеся тосе холосо, колмить холосо, баба плиехать. Хотят пловелить – пусть пловеляют… – Якут чиркнул кресалом, затянулся и блаженно закрыл глаза. – Уффф… холосо, шибко холосый табак!

– Эй, малой… – рядом нарисовался длинный и худой жердяй с густо побитым оспинами плоским лицом. – Тебя делиться не учили? А ну дай затянуться…

Он требовательно потянул руку к трубке якута.

Ваня тяжело посмотрел на него и тихо приказал:

– А ну съебал…

– Ты ничего не попутал, ферт… – окрысился жердяй, но мазнул взглядом по командиру взвода неподалеку и ушел, угрожающе буркнув через плечо: – Ну-ну, мы еще увидимся…

– Спасиба… – якут кивнул Ване. – Следусий лаз не нада, моя сама ласбилаться. Твоя как совут?

– Иван.

– Холосый имя! – якут опять начал болтать. – Нлавится мне. Моя сениться хотел перед войной, потом передумал, поехал уситься Ленинглада. Баба потом, теперь совсем потом…

Тем временем первый взвод уже прошел медосмотр, пришлось вставать и топать к конторе.

Курицына сидела вся такая важная в белом халате и шапочке, а сам медосмотр заключался в том, что она задавала вопрос о самочувствии, потом смотрела зубы, а в заключении приказывала снять штаны и показать, так сказать, мужское естество. На одного солдата уходило меньше чем полминуты.

Впереди Ивана стоял «диневальный» Аллахвердиев, позади якут.

– На что жалуемся? – строго поинтересовалась Курицына у Мамеда.

– Голова болыт, товарыща врача… – состроив жалобную рожу пролепетал Аллахвердиев.

– Голова не жопа, поболит перестанет, – гыгыкнул взводный, сидевший за столом рядом с военфельдшером. – Жопа болит, Аллахвердиев?

– Нэт!!! – шарахнулся от него «диневальный». – Зачэм жопа сразу?

– Спасибо! – строго и недовольно поблагодарила Курицына старлея. – Но позвольте мне самой провести медосмотр. – Зубы покажите, товарищ красноармеец. А теперь снимайте штаны… живее, живее…

Мамед густо покраснел и стащил штаны.

У Курицыной мгновенно полезли глаза на лоб. Она даже рот открыла от удивления. Да что там, судя по морде взводного он тоже слегка подохренел от увиденного.

Ваня сначала ничего не понял, хотя стоял за Мамедом, а потом…

Потом все стало ясно. Короче говоря, Аллахвердиев обладал воистину выдающимся хером. Эдак длиной по колено. Мало того, этот хер… еще и гордо встал при виде Курицыной.

– Ну ни хера себе… – хмыкнул старший лейтенант. – Тебе Аллахвердиев только кобыл ебать…

– А нельзя обойтись без ваших шуточек? – гневно взвизгнула Курицына. А потом… потом схватила со стола длинную деревянную линейку и со всей силы щелкнула Мамеда по члену.

– В-ва-а-а-ай!!! - «диневальный» взвизгнул так, что даже Ивану стало его жалко.

– Вот! – довольно улыбнулась военфельдшер Курицына, кокетливо поправила шапочку и скомандовала: – Следующий!

Ваню она пропустила, предательски неудосужив хоть каким-то особенным вниманием, чем слегка даже обидела. И вообще, после того, что она сотворила с Мамедом, Иван из мужской солидарности полностью потерял к ней интерес.

После медосмотра Курицыну увезли на полуторке, а личный состав продолжили гонять до самого ужина. Правда после ужина все-таки выделили личное время. Однако, и это личное время безжалостно урезали, заставив сколачивать поддоны из досок, на которых вместо кроватей предполагалось спать.

Из-за того, что молотка было всего два, а пила и вовсе одна, очередь до Ивана с товарищами из отделения должна была прийти к утру, в лучшем случае. Ваня этому не особо огорчился и решил сходить во двор подышать свежим воздухом. И наткнулся на долговязого жердяя с двумя его дружками, которые зажали Мамеда за казармой.

– Ты, чурка тупая… – втолковывал Аллахвердиеву длинный, держа его за грудки. – Повтори что сказал? Да мы тебя…

– Отпусты! Сама ты чурка! – ярился Мамед, но довольно вяло и никаких попыток вырваться не предпринимал.

Ваня вздохнул. Ввязываться в чужие разборки он не любил, в любом другом случае прошел бы мимо, но длинный начал его раздражать.

– Отпустили Мамеда и съебали, – тихо, но решительно предложил Иван.

– А, это ты… – довольно осклабился длинный. – Сам пришел…

Ивана обступили его дружки.

– Если ты думаешь… – начал жердяй.

Но не договорил. Иван воткнул кулак ему в солнечное сплетение, потом крутнулся, сбив второго локтем в челюсть, а третьему, просто пробил с колена в грудь, выпрыгнув в ударе под говорящим названием «бомба».

Через пару секунд уже вся троица валялась на земле. Ваня старался не калечить, но досталось им неслабо.

– Так-так… – позади вдруг раздался жесткий голос Рощина. – Я смотрю, по спецлагерю соскучились?

Ваня зло скрипнул зубами. От штрафной роты он был не в восторге, но в спецлагерь совсем не хотелось.

Рощин присел возле подбитого верзилы, хмыкнул и скомандовал:

– Еще раз подобное случится и пожалеете о том, что на свет родились. Понятно? Кутепов? Аллахвердиев? Кирсанов, Овсиенко? Целы? Целы спрашиваю? Все ясно? Марш в расположение. Бегом, мать вашу! А ты, Куприн… – взводный встал. – А ты, Куприн, за мной.

– Она хороший человек, – встрепенулся Мамед. – Это моя все виноват. Нэ надо его в спецлагерь, товарища командира, нэ надо…

Но после стального взгляда Рощина скукожился и побрел в казарму.

Вводный привел его в свою каморку, сел на табурет, с любопытством глянул на Ивана и удивленно поинтересовался:

– Что это было, Куприн? То, что ты боксер, я знаю, но это был не бокс.

Ваня покосился на висевшие на гвоздике боксерские перчатки и тихо ответил:

– Бокс. Но я его немного доработал. Опять же, от деда книга осталась по азиатской борьбе. Но я это… больше не буду. Так просто получилось…

– Азиатская, говоришь? – Рощин хмыкнул. – Да, Куприн… теперь понятно, зачем тебя… – он недоговорил и резко сменил тему. – Короче, еще раз ударишь кого-нибудь – отправишься снова под трибунал. Понял? Научись решать проблемы без кулаков. Понял? Свободен. Стой… а ну покажи что-нибудь. Ну, удар какой…

Ваня пожал плечами и изобразил сок ти и сок таг, выступающий и перпендикулярный удары локтями.

– Н-да, интересная штука, – старлей уважительно кивнул. – Правда я сильно сомневаюсь, что так пробьешь защиту хорошего боксера. Но ты это… на всякий случай не светись со своей азиатчиной. – По тебе и так не все вопросы закрыты. Давай, иди. Потом еще покажешь. И не переживай, тебя никто в роте не тронет. Никто никого не тронет. Я обещаю. Но учись с людьми ладить. Тот красноармеец, которого ты уронил, ну, тот что длинный, между прочим, три танка из ПТР подбил, за что «Красную Звезду» получил. А сюда попал по глупости и зазнайству. Да командир тоже у него… того… В общем, иди и будь умнее.

Выйдя от взводного Иван с облегчением вздохнул. Однако, постоянные обмолвки командного состава начали сильно его настораживать. То ротный с какого-то хрена любимчиком обозвал, теперь старлей что-то начал плести про то, что ему понятно зачем меня… Вот и спрашивается, зачем и кто? Неужто опять гебешные уши торчат?

По поводу длинного, который оказался героем, Иван как раз ничуть не удивился. Так как уже не раз по собственному опыту убедился в том, что на войне люди раскрываются всегда по-разному. Гопник может оказаться героем, а душа-человек, симпатичный внешне и внутри – на поверку становится последней сукой.

Поддоны так и не сбили, зато благодарные Аллахвердиев и Петров, сварили котелок душистого отвара из листьев и травок. Ваня похлебал варево, отстоял вечернюю проверку и со спокойной душой завалился спать.