Плохими, по мнению и Кати, и Бела, вариациями: все же эфиоп одним из принципиальных пожеланий к проекту выставил использование эфиопских же камней. А эфиопский мрамор отличался от того же каррарского прежде всего цветом. В основном мрамор был даже не желтый, а коричневый, изредка — темно-серый, и вдобавок абсолютно весь найденный (возможно, лишь пока — но и этого достаточно) мрамор был узорчатый. Причем и рисунок часто встречался очень симпатичный, но «в греческую архитектуру» такой камень совершенно не вписывался.

— Я не хочу из мира мертвых видеть вокруг совсем не то, что видел при жизни. То есть я видел и римские, и греческие храмы, но они для меня всегда были чужими, — так Бел изложил свои пожелания Кате.

— Но и то, что строила я, тоже для тебя чужое…

— Ты все же богиня, и ты делаешь, всегда делаешь то, что нравится людям. Здесь делаешь то, что нравится русским людям, на севере — что нравится германцам и скандам. И тот дворец, который был первым выстроен когда вы назначили… избрали меня императором — он ведь понравился всем эфиопам. Если ты снизойдешь до моей просьбы, то наверняка создашь то, чем я буду наслаждаться всю оставшуюся мне вечность…

Бел по-русски говорил великолепно, но практически со всеми, включая маленьких детей, от разговаривал «на вы». Ирина, в свое время «шлифовавшая» русский Бела, говорила, что «обращение на ты у Бела нужно еще заслужить»: он искренне считал, что говоря человеку «вы», подразумевается «ты или кто-то еще, мне плевать кто». И на «ты» он обращался лишь к Марине, к Лизе, к Кате-старшей и к Вике, даже Ира такого обращения «не заслужила». Самой Кате Бел когда-то сказал, что «на ты обращаются лишь к матери», так что Катя очень ценила этот немного странный знак уважения со стороны Бела. И, со своей стороны, всегда старалась отвечать взаимностью…

Когда «Орел» с телом старого эфиопа оторвался от земли, Лера подошла к Кате:

— Я слышала, что ты выполнила его последнюю просьбу.

— Конечно выполнила, ты же сама мне в этом помогла. Я просто постаралась скомпоновать в красивую композицию те аксумские стелы, про которые ты мне рассказала.

— Это же невероятно трудно! Я имею в виду вырубить из базальта… даже двадцать пять метров…

— Там будет пять двадцатичетырехметровых и одна, в центре, будет сорок два метра. Но это будет не трудно выстроить: ты же мне сказала, что эти стелы были поломаны землетрясениями.

— Ну да.

— Так что у меня стелы будут бетонными, с тросами внутри как у Останкинской башни, а из базальта будет только наружная отделка. То есть каждый этаж стелы будет делаться отдельно, а потом их, как кубики, поставят друг на друга. Я уже сказала Лемми, что нужен кран, который сможет поднимать пятнадцатитонные кубики, и он сказал, что до осени он его уже сделает.

— А базальтовая облицовка не отвалится? Там же на солнце камень греться будет, а ночью остывать.

— Нет, они сначала вырубят эти кубики целиком из базальта, потом серединку вырежут, бетонные силовые элементы внутрь зальют, ну это куда тросы крепить. Так что базальт точно не отвалится. А кстати, ты знала, что само слово «базальт» эфиопское?

— Нет. Но тогда это будет действительно совершенно эфиопский мемориал. Ты молодец!

— Это ты молодец, а я до этой весны про аксумские стелы и не знала. Хотя Бел сказал, что там уже их больше десятка стоит, только маленьких, метров до двенадцати — и поэтому он опять утвердился в мнении, что мы — настоящие богини. Ведь я ему составила проект именно эфиопского мемориала, хотя ни разу в жизни в Эфиопии не была. Он сказал, что я передала в камне эфиопский дух…

— На картинке, хотя и это очень много. А кто его строить будет?

— Эфиопы сами построят, у них опыт работы с базальтом огромный. И карьеры, в которых базальтовые блоки пилят, у них давно уже есть — там Али камни добывает для постройки своих плотин.

— Кать, а тросы внутри — они молнии не будут притягивать? Все же там грозы бывают неслабые.

— Не будут. То есть будут, но всем плевать. В смысле, мне плевать: в башню над моей квартирой каждое лето пяток молний лупит, но чтобы это не доставило неприятностей, есть громоотвод. На высокие здания мы же их уже сколько лет ставим!

— На аксумских стелах громоотводов вроде нет.

— А теперь будут, что ты ко мне пристала? Бел попросил сделать хорошо, я сделала, ему понравилось…

В начале июля, после похорон Бела, в Москву прилетел Алемайеху. Формально — для обсуждения некоторой технической помощи на строительстве мемориала, а фактически — для обсуждения с Гришей Кабуловым вопросов строительства ГЭС на Ниле. Эфиопский император, верный своим юношеским мечтам, передал управление республикой эфиопскому Госплану, а себе оставил, кроме почетного звания императора, лишь должность «Главного энергетика», и в основном именно энергетикой и занимался. То есть занимался и строительством электростанций, и планированием строительства новых. Причем планы у него были на самом деле грандиозными (хотя в части Нила они в основном базировались на рассказах еще Кати Клее о «потенциальных» ГЭС), и к их реализации Али готовился очень тщательно. В частности, в многочисленных техникумах и двух институтах он успел подготовить больше десятка тысяч «профессиональных гидростроителей», которые успели набраться и практического опыта в Танзании — не говоря уже о ГЭС на шестом Нильском пороге. А быстро растущее население давало ему возможность «мобилизовать» на грядущие стройки уже сотни тысяч человек, в особенности теперь, когда строгий отец его необузданные хотелки подавлять перестал. То есть все было замечательно — но «некоторые мелкие детали» пока еще мешали перейти к реальной работе, и для решения проблем Али к Грише и приехал.

Хотя с «первой проблемой» Гриша скорее всего сам не мог бы справиться: город Сиена, возле которого Али хотел выстроить гидростанцию, формально считался римским. Причем с римлянами у Алемайеху никаких проблем относительно постройки плотины не было, то есть с римскими властями не было. Однако в Сиене и обширных окрестностях жило весьма немалое число поклонников Изиды, а главный храм богини материнства стоял на небольшом островке, который погрузился бы в воду после постройки плотины, что вызвало бы как минимум народное восстание — ведь Изиду почитали и в Греции, и в самом Риме. А воевать хотя бы с римским Египтом в планы Али уж точно не входило.

— И что ты хочешь чтобы мы сделали? — спросила его Катя-старшая, когда он, по старой, еще Лизой заведенной, традиции, зашел к ней в гости с подарками. И традиционно это был кофе, сделанный каким-то «новым способом». Сама Катя, большим любителем кофе так и не ставшая, разницы между разными «подарками» не чувствовала, но внуки её очень такие подарки любили.

— Я не знаю, ведь уважаемая Кати всегда говорила, что храмы нужно обязательно перенести на соседний остров. А теперь, когда к строительству все уже готово, я еще больше не знаю, ведь вода и этот соседний остров почти затопит.

— Странно, ведь, насколько я знаю, там еще метра три должно на поверхности остаться, а может и больше…

— Наверное потому, что уважаемая Кати предлагала строить плотину высотой в тридцать пять метров, но мы посчитали, что лучше ее строить сорокаметровую. Разница небольшая, но тогда там можно будет поставить электростанцию на восемьсот с лишним мегаватт вместо шестисот.

— А… понятно. Пять метров разницы, говоришь? Я думаю, что на этом острове будет несложно поставить вдоль берега стену… нет, вал такой из камней, которые из реки ты и вытащишь, а внутри вала можно земли насыпать чтобы там лучше всякие деревья росли. У тебя же людей на такую работенку должно хватить?

— Проблема не в людях, проблема в том, что если я предложу жрецам перенести храм, то могу оттуда живым и не уйти.

— То есть ты пока никому не говорил о возможном переносе храмов?

— Конечно не говорил! То есть вам сказал, да и то лишь потому что уважаемая Кати… вы и так всё знаете. Вы знаете и я, а больше пока никто.