Хотелось добавить, что так устроены все тогорианцы, что они все такие. Но это звучало бы как оправдание. Просто он любил только одну, отдав ей ту частичку души, о которой все говорят, упоминая про любовь. И потеряв её, он потерял и возможность полюбить снова. А что до прикосновений…

Просто хотелось помнить её. Во всем.

После секундного молчания Мррухс улыбнулся.

— Простите за это. У всех свои заморочки. Не воспринимайте близко, на самом деле я не такая плакса. Просто я не могу идти вперёд без неё. Так устроен. А вы, надеюсь, сможете.

— Ну, что вы… — Дэй улыбнулась, — у нас прикосновение всего лишь означает "я тебя понимаю, я тебя поддерживаю". Так делают все матери, чтобы успокоить детей. А плакать… право же, мне кажется… у каждого должно быть право на слёзы. Они приносят облегчение. И было бы неплохо, если бы в этот момент рядом был кто-то, кто поймёт и поддержит. И снова учишься дышать и жить. С какого-то возраста у каждого начинаются невосполнимые потери, но раз уж остались в живых, надо жить. И идти вперёд.

Женщина снова погладила спукамаса. И вдруг совсем без перехода спросила:

— Вы ведь молоды, правда?

Мррухс рассмеялся. Люди так серьёзно относились к этим понятия. Молодой, пожилой.

У тогорианцев было несколько иначе. Существовало понятие взрослого тогорианца, который способен самостоятельно жить, и молодого тогорианца, который тренируется под руководством старших. После достижения взрослости рамки в общении со старшими спадали. Существовали, конечно, нормы уважения к старшим, но деления на "молодого" взрослого и "пожилого" взрослого не было.

Но всё же со временем охотник начал понимать градацию людей.

— По вашим меркам я уже почти прошёл этот возраст.

Неожиданно захотелось выпить. Находясь в паршивом состоянии, болея, Мррухс забыл было о своём грешке, но, выздоравливая, он возвращался к остальным своим привычкам. Алкоголь действовал как успокоительное. Тогорианец был спокоен, но только внешне. Внутри иногда крутились всякие лишние мысли (как сейчас). И алкоголь грамотно их заглушал.

— Но у нас его нет вообще. Я проживу ещё столько, сколько смогу, и пройду свой путь до конца. Но движение вперёд будет без той цели, которую каждый бы хотел поставить перед собой. Я не смогу продолжить свой род, — Мррухс стал мертвенно-серьёзным. — Поэтому иногда я становлюсь ханжой. А в остальном, не беспокойтесь, я буду цепляться за жизнь так сильно, как только смогу. Хотя бы, чтобы держать своё Слово.

Он помолчал секунду, после улыбнулся уголками губ.

— Знаете, вы действительно удивительный человек. Мало того, что Дарас принял вас без агрессии, вы смогли выслушать меня, дать мне выговориться. Это великий дар. Спасибо вам.

— Не за что, — Дэй постаралась ничем не выдать охватившей её боли, она тихо выдохнула, — почему не сможете? Таких как вы больше нет? — от переполнявшего сочувствия женщина ещё нежнее гладила Дараса

И боялась заплакать.

— Нет. Просто я не способен полюбить ещё одну тогорианку. Не хочу, — спокойствие трупа не сходило с лица Мррухса. — Особенности нашего социума, — неожиданно закончил он с лёгкой ухмылкой. — Тогорианцы связывают свою жизнь любовью лишь однажды и навсегда. И раз уж я свою потерял, ещё одной искать не стану, да и не смогу.

Дарас неожиданно перескочил к хозяину, и потёрся о его шею головой. Мррухс мягко убрал руку и стал чесать животное, аккуратно заставляя его сесть, а потом лечь на коленях. Выпить захотелось сильнее.

— Знаете, я так откровенно не разговаривал с момента отлёта с Тогории. Вы первый человек, кто реально заинтересовался мною, не как рабочей силой. Это… Приятно. И необычно для меня. Но, дабы не огорчать вас, я скажу, что буду жить хотя бы ради того, чтобы защищать вас, и всех остальных, кто спас меня. И этой цели достаточно. Я бы даже сказал — с лихвой, — он светлел с каждым словом. Сказать это, просто сказать — и то было приятно. — Даю Слово.

— Вот как… — задумчиво произнесла Дэй, — раз и навсегда… Сурово, — она покачала головой, и поспешила переменить тему, — вы так произносите Слово, что я не могу не спросить, что вы в него вкладываете, — она улыбнулась и покаянно развела руками, — мне всегда говорили, что любопытство родилось раньше меня.

— Вы совсем не знакомы с тогорианцами, верно? Как правило, первое, что знают про тогорианцев — силу их слова. Знают, и частенько пытаются использовать в своих целях. Это ещё одна особенность нашего социума. Слово, которое даёт тогорианец, он скрепляет своей жизнью. И держит его силами своей жизни. Наше Слово часто сравнивают с Долгом Жизни у вуки, если вам так будет удобнее, — Мррухс снова был спокоен. — Так что теперь, если я смогу уговорить капитана оставить меня, у вас будет охранник, который отдаст за этот экипаж жизнь. Ни много ни мало.

— Вы правы, — Дэй страшно смутилась, будто не быть знакомой с тогорианцами было страшно стыдно, — Но мне кажется, пользоваться чьими-то особенностями — гнусно. Да, насколько я знаю кэпа, он вам не откажет. Мы регулярно куда-то вляпываемся.

— Поэтому дома, на Тогории, мы учимся давать Слово и держать его наравне с тем, чтобы владеть оружием и речью, — тут Мррухс улыбнулся, и неожиданно поднял Дараса на руки, легко подкинув, поймав, и прижав к груди. — И моё первое Слово сейчас мурчит, ругаясь на недостаточно нежное обращение. — Котэ замахал хвостом, но не спрыгнул с колен. — Буду надеяться, что вы правы, Дэй, и я смогу тут остаться. И, раз уж мы так откровенно говорим, скажите: где можно раздобывать выпивки? — Тогорианец заговорщицки (насколько мог при своей не самой выразительной физиономии) подмигнул женщине. Этот жест он выучил у людей.

— А вот тут, как говорили у нас в интернате, прилетела птица обломинго, — Дэй покачала головой, — во-первых, вы нездоровы, во-вторых, кэп не одобряет употребления горячительного, а в-третьих, мне очень хочется жить.

— Ясненько, — протянул не разочарованно, но грустнее обычного, Мррухс. — Впрочем, я не сомневался в таком ответе. Просто хотелось узнать.

В принципе, он понимал, что пока не выздоровеет, выпить не сможет — Шер не разрешит. А повиноваться ей нужно — доктор всё-таки. Да и порядки этого места не им написаны. А в чужую команду со своими позывными не лезут.

Но выпить всё равно хотелось…

Рик пришёл в себя неожиданно. Вот он сидит у костра и мирно беседует с призраком в чёрном плаще с низко надвинутым капюшоном, а вот водоворот выносит его на поверхность, он наконец начинает ощущать своё тело, и неспешно открывает глаза.

В помещении было темно, судя по всему, на корабле сейчас была ночь. Приглядевшись, капитан понял, что оказался в отсеке со спаскапсулами, в медотсеке. Неужели все было настолько плохо? Или просто все решили перестраховаться.

Сила подсказывала, что рядом были ещё два живых существа. Тогорианец и Лес. Других тут не было. Меддроид стоял в режиме ожидания, и тревожить его абсолютно не хотелось.

Все тело гудело, словно он издевался над ним несколько ночей подряд, но медленно подняться и сесть всё же получилось, попутно выдернув из вены иглу и зажав кровоточащее отверстие пальцем. Осторожно перейдя на внутреннее зрение, он огляделся.

— Эй, ты куда? — послышался рядом сиплый шёпот.

Свободной рукой контр показал парню жест, призывающий к тишине, и тихо прошипел, потом, для верности повторил жест дроиду. После чего медленно слез, нашёл необходимые предметы для того, чтобы прижечь ранку, и вернулся к койке Леса.

— Чего орёшь? — как можно тише произнёс он.

— Не ору, — все так же сипло отозвался подросток. — Не могу.

— Ты вообще разговаривать не должен, — охотно пояснил капитан, серьёзным тоном, — лежать и спать.

— Ты тоже, — шёпотом огрызнулся Лес. — Меня хотя бы в сознании сюда притащили…

— Меня не били, я уснул не вовремя, — пояснил капитан, — медики у нас жутко бдительные.