Этого они тут боятся? Что она получит контроль над ними всеми?

Или что в жизни любимого мужчины может появиться кто-то ещё, требующий его времени и внимания. Очень много времени и внимания.

Шер боялась потерять Ника. И не важно как. С другой ли женщиной, с интересной работой, с появившимся хобби. Даже интересно, сместится ли её фокус внимания, когда у них появятся дети?

Но сейчас, она совершенно зря боялась. Ник был готов убивать, лишь бы не дать кому-то причинить ей боль.

Айрен, всё так же не открывая глаз, потёрла точку на лбу между бровей.

Ладно, здесь было все понятно.

А вот почему было стыдно ей? С точки зрения игры — ситуация однозначно выигрышная. Ник только что показал свою самую слабую точку, мягкое брюшко, куда можно бить максимально эффективно.

Угроза любимой женщине — это мог бы быть прекрасный поводок и ошейник.

А ведь он тоже это знал.

И оставался рядом с ней, подвергая опасности и её, и себя. Верил, что его сил хватит, чтобы защитить обоих?

Вряд ли, иначе он был не боялся её саму, особенно сейчас, когда она в состоянии только шипеть, а не царапаться.

Почему ей было стыдно?

Фалиенка никогда не врала самой себе. И всегда старалась понять, что именно вызывает определенные чувства и почему. Это помогало бороться с манипуляциями, которыми была пропитана вся ее жизнь. Играть с другими, но не позволять играть так же с собой.

Суть была в том, что Ник был прав.

Она причинила боль тому, кто её спас. И кому она никакой боли причинять не планировала.

Шер не должна была стать частью игры. Не должна была этого всего видеть…

Айрен прикусила губу, неожиданно поняв ещё одну вещь, от которой стыдно стало так, что захотелось перекрыть это ощущение физической болью.

Ник тоже не должен был быть частью игры. Он мог не доверять, проверять, пугать и угрожать. Но — он тоже её спас. И теперь она осознанно делает ему больно.

А кому она ещё успела так навредить? Просто по инерции, по привычке.

Ящерица тихо взвыла, пряча лицо в ладонях. Неблагодарная дура, неспособная просто оценить ситуацию и действовать соответствующе. И хотя бы просто не вредить своим спасителям.

Она так и сидела, потому что ей было всё равно где находиться. И совершенно не хотелось шевелиться, чтобы перебраться в свою каюту.

Пока не услышала, как кто-то вошёл.

Шаги были очень лёгкими и быстрыми. Кто-то просеменил через кают-компанию и вспрыгнул к ней на колени.

— Всё так плохо? — прозвучал участливый голос.

Айрен убрала от лица руки. Стоило бы, наверное, удивиться такому неожиданному гостю. Но сил на это не было совсем.

— Да, — просто призналась она, — всё так плохо.

Старпом шевельнул ушами. Когда он появился на камбузе, его шерсть была белоснежной. Сейчас она казалась зеленоватой, словно подсвеченная солнцем молодая листва. И такое же ощущение разливалось от него по кают-компании: словно Айрен сейчас находилась не на борту корабля в гиперпрыжке, а сидела где-то на берегу ручья в весенних зарослях. Даже услышала плеск воды на какое-то мгновение… Потом наваждение схлынуло, унося с собой самое горькое.

— У меня пока не получается, как нужно, — вздохнул кушибанин. — Амнезия поганая штука, оставляет всякую чепуху, а нужное и важное приходится порой учить заново. Я даже расклад сделать ещё не могу, а совсем недавно у меня отлично получалось…

— Коллега, значит, по несчастью, — Айрен закрыла глаза, стараясь удержать это ощущение. Свет, тепло, спокойствие. Настоящий подарок.

— Спасибо… помогло, — по самому краешку её сознания скользнула мысль, что вот это существо её не боится.

— Коллега, — согласился Бус. — И не только по несчастью… Вэйми немного рассказала мне, что ты вспомнила о своём детстве. Я помню не всё, но… Там была клетка. Ошейник и цепь. Меня пытались стравливать с животными… Никто не считал меня разумным, я ведь не знал языка… Это должно бы меня ужасать, но воспоминания — как голофильм, как будто это было не со мной, а я просто посмотрел кино. И тот я, который сидел на цепи, совсем не тот же самый я, который теперь здесь, летит куда-то к забраку на рога. И этот я совсем не должен быть таким, как тот, прошлый. Я могу быть таким, каким захочу. Знаешь, это прекрасно.

Айрен слушала не перебивая. Бус был прав — они были очень похожи. Только вот она была ещё в самом начале того пути, по которому он ушёл уже далеко.

— Ты прав. Но это сложно. Я вот сейчас сделала всё точно так же, как и всегда, а оказалось, что я в итоге строю вокруг себя всё ту же привычную клетку.

— Но ты уже поняла, что именно ты делаешь не так, — кушибанин повернул голову, посмотрел ей в лицо. — И ты можешь теперь выбирать, что тебе строить: привычную клетку или дом, которого у тебя никогда не было. Настоящий дом. Это такое место, где тебя любят, ждут и примут любым… На Ботавуи осталась Лариус. Она нашла там свой дом… Когда-то она выкупила меня, сняла ошейник и научила чему могла. Мы долго были командой, и я слишком привык полагаться на неё: она старше, она всё знает, она подскажет… Я мог бы остаться с ней. Но я хочу научиться жить так, чтобы уметь то, чему она меня не научила. Быть старшим. Знать, решать, подсказывать, если нужно… Мы все тут учимся, Айрен. Каждый своему. Такой уж нам выдался счастливый случай. Не упускай его.

— А я ещё думаю, что же меня так тянет на этот кораблик, — фалиенка усмехнулась.

А ей ведь даже на мгновение хотелось начать спорить. Какой такой дом? Какое такое любить? Да и кого? Её? Быть того не может.

Но ведь, собственно говоря, почему?

Перед ней чистейший белый лист. На котором можно написать всё что угодно. И не оглядываться на собственное прошлое.

Почему бы не попробовать как-то по-другому? В конце концов, она догадывается, что получится, если жить не меняясь. А ведь она сама тоже боится отступить от привычных сценариев.

— Наверное, стоит попробовать… — вслух сказала она, слишком глубоко задумавшись.

— Я бы сказал — необходимо, — прозвучало в ответ.

— А мы можем просто поговорить? — после паузы попросила Айрен. — Как вы тут живете? Может, какую-то смешную историю?

— Смешную?

Бус на секунду задумался.

— Ну, как-то раз…

У капитана было огромное желание повесить в мастерской гамак и оккупировать помещение как своё личное владение. Останавливало то, что в капитанской каюте был отдельный санузел и минимальное расстояние до кокпита. Для пилота, который привык ночевать в кресле, последний пунктик был особо критичен. Однако большую часть свободного времени Рик проводил именно тут, в окружении кучи приборов, инструментов и запчастей. Тут же находился и Блэйд. И рукой было подать до Адама, блок позитронных мозгов которого находился за стеной, в помещении связи.

Ник ошибался насчёт расширения возможностей искина. У него всё так же был доступ только к системам мониторинга и наблюдения, включая камеры. У него было разрешение пользоваться общекорабельной связью, использовать динамики "Случая". Последние Рик проверил на возможность использовать как оружие, но у тех банально не хватало диапазона действия для такой диверсии. Все действия для диспетчеров станции парень сделал сам, пусть и по предоставленному искину алгоритму.

Вообще забраться в блок и покопаться в позитронных мозгах Адама было идеей фикс. Но получив к ним доступ, Рик осознал, что скорее обретёт духовное просветление и бросит пить, чем разберётся в одном из самых высокотехнологичных изобретений конфедератов. Поэтому весь свой энтузиазм он сосредоточил на дроиде-фехтовальщике. Последний был устаревшей моделью, и работать с ним было одно удовольствие. Сплошное решение вопросов, создание новых и так по бесконечному кругу. Наиболее простым улучшением, которым озадачился он, было зрение на триста шестьдесят градусов. Ему было просто непонятно, почему нельзя было оснащать этим каждую модель дроида. По-видимому, у каждого конструктора было слишком сильно желание сделать максимально похожую на себя модель. Гигантский грех для конструкторов. За недолгое время Блэйд уже стал чуточку быстрее, точнее и осведомлённее, что значительно повышало его эффективность.