Она не договорила. И так понятно. Да и голос…

Док дёрнулась к кружке кафа, схватила, утопив в ней свой взгляд, и сделала глоток. Каф почти обжёг горло, зато к нему прилила кровь.

— Вызывай кэпа, дорогая, пока он ещё не в седле, — уже бодро произнесла Шер. — Рик разрулит всё, не волнуйся.

Дэй порывисто обняла её и отстранилась — она набирала номер Рика.

— Слушаю? — Рик ответил почти мгновенно, будничным тоном, который совершенно не давал понять, занят ли капитан, и оторвали ли его от каких-либо дел.

— Кэп? — у кореллианки дрогнул голос. — Кэп, мне нужно сойти… Мне нужно срочно вернуться домой… Я стала бабушкой, Рик…

Следующие несколько секунд заполнило тягучей тишиной.

— Какая интересная подача информации, — тон капитана практически не изменился, разве что тем стал чуть медленнее, — но спасибо, что с драматическими паузами ты сильно не затягивала.

Эфир снова на несколько секунд затих, а после последовало уточнение:

— Как быстро нужно вернуться?

Шер, слушая их разговор, вдруг подумалось, что кэпу сейчас, как никогда, хочется, чтобы его экипаж состоял из одних брутальных разумных мужского пола, которые не выходят замуж и не становятся бабушками, невестами и жёнами…

Дэй вздохнула.

— Чем скорее, тем лучше. Рик, я понимаю, как это выглядит, и… Мне очень жаль, правда. Если бы я могла раздвоиться…

— Чисто технически, это возможно, Дэй, — в голосе капитана на секунду проскочила искорка улыбки, — скинь Вэйми пункт назначения, попроси найти и купить билет на ближайший рейс. И сообщить мне, когда он будет.

Дэй на мгновение закрыла глаза, молясь про себя Звёздной Матери за этого чудесного человека, который не стал стыдить её за позорное бегство из экипажа, который рассчитывал на неё.

— Да, кэп… Спасибо.

Следующий звонок она сделала тви'лекке. И только после этого села на стул и расплакалась от терзающих её переживаний. Ей хотелось остаться. Там, куда они собирались, её ждал шанс на миллиарды, любой коллега душу бы прозакладывал за возможность исследовать мёртвую планету, бродягу, которая до сих пор была никому не известна.

Но на другой чаше весов была новорождённая девочка. И ей, выросшей в интернате, лишённой семьи в самом нежном возрасте, была невыносима мысль, что целый год или даже больше у этой крохи не будет бабушки…

— Да ты что, моя хорошая? — испугалась Шер, отбирая у неё комм и прижимая мокрое лицо Дэй к своему халатику. — Что ревёшь, бабушка? Всё же отлично складывается, скоро увидишь своих, малышку, Кореллию и родную землю под ногами. А море? У вас такое море… Эй, а давай я накапаю тебе "эликсир Дараса"?

«И себе тоже…»

— Вот Айрен с тобой побудет пока. Не стой там, Айрен, садись скорей! — она смущённо повернула голову к ящерице. Забыла про неё… Непростительно для врача, и вообще… Девушка же пострадала, вытаскивая Шай, да и без этого ей далеко до нормального состояния.

— Представляешь, Дэй, Айрен остаётся с нами. Всё же кэп у нас…

Она хотела добавить — «что надо». Но плечи Дэй вздрагивали, и док метнулась мимо фалиенки в медотсек. Слишком быстро, словно не только за лекарством, но и чтобы убежать от предстоящей разлуки.

— Погодите, я сейчас!

Айрен с любопытством оглядывалась и принюхивалась. Пахло тут вкусно.

А чужие эмоции просто захлёстывали. Радости — через край. Даже сквозь слёзы.

Фалиенка улыбнулась, оставаясь чуть позади и не привлекая к себе лишнего внимания.

Неожиданно она поняла, что действительно это умеет — не привлекать к себе внимание. И не просто как сейчас, когда она осталась чуть позади, давая женщинам разделить радость, а по-настоящему. Когда на неё смотрят в упор и не видят.

Вспомнить бы, как это делать…

Пока же она просто наблюдала, изучая нового для неё члена экипажа.

Человек. Женщина. Судя по фигуре — хозяйка той самой испорченной блузки. Запахи еды. Алкоголя. Чего-то успокаивающего. Примерно тот же коктейль, что улавливался и от дока. Значит, это местный кок и близкая подруга Шер. Она казалась слишком молодой для того, чтобы быть бабушкой. Но, возраст людей, бывало, сложно определить на глаз.

На мгновение ящерица почувствовала лёгкий укол зависти. Ей было сложно представить себя матерью, не то что бабушкой. Это было что-то за гранью возможного. Ибо значило какую-то мирную жизнь. Мужчину рядом. А ни то, ни другое ей в ближайшие годы не светило. Так сказать, профессия не та для мирной жизни.

А ведь ощущать их радость было приятно. Эти эмоции были тёплыми. Густыми, и в её восприятии отливали золотом. Как струйки расплавленного мёда.

Сладко. Притягательно. В них хотелось погрузиться, сделать их собственными.

Опасно.

В таких эмоциях можно было завязнуть, застрять как мошка в янтаре. Потерять собственную силу, остроту, саму себя.

Ещё хуже, чем ей было сейчас.

Так что Айрен просто отстранённо размышляла. Голова у неё всё ещё побаливала. И немного мутило, но мозги наконец-то начали работать. Вяло ещё. Слишком вяло по сравнению с привычным ритмом. Ну уже лучше, чем ничего.

«Нда, Солнышко, — думалось ей, — головушку надо определенно беречь. А то на следующий раз может оказать что беречь уже просто нечего».

Ей почему-то думалось, что так сильно её прежде не били. Били раньше — это точно. Боль в памяти всплывала яркими пятнами. Драки, драки, снова драки. Много. Дуэли, которые выигрывались. И те, что проигрывались. Ничего конкретного — просто вспышки видений. Алые вспышки мечей. Выстрелы. Кулаки и когти.

Она задумчиво посмотрела на свои руки. Спиленные когти нервировали. Но это можно было игнорировать. А вот сетка шрамов, покрывающих руки от запястья до локтя, вызывали вопросы. Эти следы походили на те, что оставил бы подросток, угрожающий самоубийством, или зацикленный на причинении себе боли. Но себя в такой роли фалиенка представить не могла. Она знала — боль ей не нравится. И суицидных наклонностей у себя представить тоже не могла. Выживших суицидников в среде тёмных вообще сложно представить. Жить всегда хотелось слишком сильно. В памяти неожиданно возникла ещё одна яркая картинка. Жидкость, выпитая залпом. Цвета крови. И на вкус как кровь. Пробивающая, как удар тока, и заполняющая всё тело силой. Ощущение собственных срастающихся костей — больно. Но быстро.

И всё — буквально несколько мгновений воспоминаний. И никаких ответов, что же это такое было.

Хотя, пожалуй, это можно было считать за объяснение её желания научиться исцелению.

Не научиться. А вспомнить. Она это умела. Вот только как? И это всё точно было связано со шрамами на руках.

Ладно. Это вспомнится. Всё вспомнится со временем.

Айрен улыбнулась, отклеиваясь от стенки и подходя ближе к Дэй.

— Примите мои поздравления, мэм, это воистину прекрасное событие.

Кореллианка всхлипнула ещё раз и порывисто обняла её. Так, что жалобно заныли рёбра. Потом спохватилась, выпустила из объятий фалиенку, и поспешно подвинула ей стул.

— Спасибо. Вы садитесь, садитесь…

Выражение лёгкого шока на лице Айрен точно бы не ускользнуло он более внимательного наблюдателя. Но тут таких не было. К счастью.

Просто — незнакомый человек, который испытывает настолько позитивные чувства, что даже ей перепало? Она даже невольно напряглась — это объятие было похоже на нападение. Только вот не пахло оно агрессией. И по-другому тоже ощущалось исключительно как бьющая через край радость. И грусть. И снова радость. Бешеный коктейль чужих эмоций и запахов.

И никакой агрессии злости или мрачного торжества. Удивительно.

Совершенно новое, непонятное ощущение. Кажется, к этому ко всему еще надо будет привыкать.

Палуба. Слайд-двери, сходящиеся и расходящиеся снова и снова…

Док ничего не замечала. Даже черепоголового Склива, кажется, опять втихую скачивающего что-то из местной голосети, не окликнула. На секунду она припала лбом к холодной переборке. Тут, в медотсеке, можно дать себе передышку и не следить за лицом, не прятать грусти. Это же только на Гаталенте слёзы на лице являются добродетелью. А на большей части Империи — слабостью. И офицеры не плачут, даже если им очень грустно.