Переглянувшись, Грубер и Снегирь кинулись к бару наперегонки. Ворвавшись внутрь они и здесь застали картину разрушений: перевернутые столы, осколки разбитой посуды плавали в перемешенном на полу алкоголе, создавая непередаваемое амбре. Грубер, оказавшийся у лестницы первым, уже хотел бежать наверх, но его остановил негромкий стон, раздавшийся из-за стойки. Снегирь уж спрыгивал с другой стороны, когда Грубер подбежал к нему. Навалившись на стойку животом, Грубер увидел, что Снегирь, исчезнувший было из поля его зрения, присел на корточки возле Михалыча, который лежал ничком, и вокруг которого растекалось кровавое пятно. Кваз снова застонал и трепыхнулся, а Снегирь тут же подхватил его под мышки, помогая сесть. Михалыч схватился за голову и грязно выругался, потом поднял мутные глаза на Грубера и тихо простонал.

— Они их забрали. Забрали ваших девочек. Что-то случилось. Охранка начала накидываться на каждого, кого видела. Большинства рейдеров нет в стабе, два кластера неподалеку ночью перезагрузились. Богатые кластеры — вот все и ушли. Стражи не могут посты оставить — час назад по туннелям начали зомбаки группами ползать, даже пара руберов где-то шляется. Что-то точно случилось.

— Где они? — очень тихо и от того страшно спросил Грубер.

— На станции, где же еще. Меня не взяли, за дохлого приняли, твари. Не знают, гады, что кваза просто так не убить. Там в подсобке подарок для вас. Успел одного упаковать, пока остальные впятером не навалились. Это тот, кто в тебя стрелял. Разведчик их, вынюхивал про постояльцев. Ваша кошка его сторожит. Вот где умная животина. Под раздачу не полезла, но пользу приносит, как пить дать. Дай мне глотнуть живчика, — протянув руку, он взял поданную ему Снегирем фляжку и присосался к ней, стараясь как можно скорее восстановиться.

Он говорил что-то еще, но Грубер его не слышал, он уже шел быстрым направлялся к подсобке, и выражение его лица не сулило стрелку ничего хорошего.

Кошка нашлась там, где ее видел Михалыч в последний раз, в подсобке. Она явно получала определенное удовольствие от выполнения не слишком характерной для всего семейства кошачьих задания, а именно — охрана плененного объекта. Скорее всего, пушистое животное принимало происходящее за такую своеобразную игру, в которой роль мыши, которую оно караулила, принадлежала несостоявшемуся убийце Снегиря. Так как «мышь» была довольно велика и превышала ее собственные размеры, то и караулила кошка, расположившись на спине лежащего мордой в пол мужика со связанными руками. Руки были завернуты назад, так что кошке оставалось не слишком много места для лежания, и от того, что ей было неудобно, она пребывала в скверном настроение. Когда же он пытался шевелиться, чтобы хотя бы попытаться подняться на ноги, она, словно специально, вставала и начинала переставлять лапки, как при ходьбе на месте, нажимая на самые чувствительные точки и заставляя пленника ругаться сквозь стиснутые зубы. Он в такие моменты дергался сильнее, пытаясь сбросить наглое животное, но лишь усугублял свое положение, потому что кошке не нравилось подобное отношение, и она в добавок ко всему начинала впускать в его тело когти, стараясь таким вот нехитрым способом удержаться на месте. Грубер стоял и смотрел на это представление десяток секунд, затем обратился к кошке:

— Молодец, но сейчас можешь идти, мы с этим товарищем, который нам вовсе не товарищ без тебя побеседуем. Поверь никуда он от меня не сбежит, так что можешь не беспокоиться.

Кошка внимательно его выслушала, наклонив голову набок, и спрыгнула на пол, предварительно потянувшись и впустив сразу все когти в тело совей невольной жертвы. Оказавшись на полу, она не убежала, а села неподалеку и принялась умываться, время от времени поглядывая на человека, которого выбрала своим хозяином, а также на того, другого, который едва не лишил ее второго человека, который входил в узкий круг ее приближенных.

Грубер же схватил мужика за пластиковые наручники, которыми сковали его руки и без всяких сантиментов и предупреждений потащил по полу к выходу из подсобки.

— А-а-а, больно! Ты что творишь, гад?! — заорал мужик и задергался так, что Груберу стало слишком сложно его удерживать, не говоря уже о перемещении ставшего неподатливым тела. Грубер резко отпустил его руки, сделал пару шагов назад и с оттяжкой пнул в район печени, затем еще раз. Мужик взвыл, а Грубер прошел вперед, присел на корточки, схватил его за волосы и заставил поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо, точнее, чтобы пленник посмотрел на того, от кого сейчас зависела его жизнь.

— Вот сейчас вполне можно сказать, что я что-то с тобой делаю, что-то не слишком приятное и очень болезненное, а до этого ничего страшного с тобой не происходило, не считать же, что ты сильно пострадал от действий маленькой пушистой кошечки? Так что захлопни пасть и не нервируй меня, я и так на взводе, — резко отпустив голову мужика так, что тот с размаху ударился лбом об пол, но к вялому удивлению и его самого и его мучителя ничего себе не разбив при этом, Грубер поднялся на ноги, схватил его за скованные руки и снова потащил, не обращая внимание на то, что почти разрывает связки, выворачивая руки в неестественном для них положение.

К счастью для мужика дорога до того места, куда направлялся Грубер, была недолгой, и рейдер не успел выдернуть его руки из суставов, причинив тем самым почти нестерпимую боль, хотя такие мелочи самого Грубера сейчас совершенно не волновали.

Рывком подняв пленника на ноги, он швырнул его на стул, благо мужик был почти на голову его ниже и легче тоже намного, поэтому процессы поднятия и швыряния обошлись без каких-либо отрицательных последствий. После этого Грубер поднял с пола перевернутый стул, поставил его напротив пленника, сел, вытянув ноги так, что они почти касались ног мужика, и скрестил руки на груди. При этом он разглядывал его так пристально, словно хотел с живого кожу содрать и теперь выбирал наиболее предпочтительное место для того, чтобы начать. Снегиря в зале не было видно, и, если бы не странные звуки, раздававшиеся из-за стойки, где Снегирь продолжал возиться с Михалычем, поя живчиком, скармливая огромные бутерброды с холодным мясом и давая все это запивать опять-таки живчиком, можно было подумать, что Грубер и его визави находятся здесь практически наедине, если не брать во внимание кошку, которая осталась в подсобке, не желая выходить в разгромленный зал.

Мужик заерзал под пристальным взглядом Грубера, от которого ему становилось откровенно не по себе. Этот высокий парень его откровенно пугал. Вообще его пугали оба друга, но этот наводил на него почти животный ужас. В нем чувствовалось нечто страшное, живущее где-то глубоко внутри, чьи очертания только лишь проглядывали, не заостряя на себе внимание, и позволяя Груберу вести себя и выглядеть как самый обычный иммунный, и лишь такие как сидящий на стуле мужик, обладатели редкого дара Улья, позволяющего видеть саму сущность того, кто находился перед ними, могли разглядеть эту поселившуюся внутри Грубера жуть.

Через минуту такой вот игры в гляделки Грубер наконец тихо произнес.

— Ну что же, приступим, пожалуй.

— Что тебе от меня нужно?! — нервы не выдержали и мужик заорал с надрывом, всем своим видом демонстрируя полную безнадежность. Он не верил, что уйдет отсюда живым, более того, в холодном немигающем взгляде длинного жуткого парня, который втащил его из подсобки, согнав проклятую кошку, он прочитал свой смертный приговор.

— А ты что-то мне можешь предложить? Надо же, какая совершенно неожиданная неожиданность, — Грубер откинулся на спинку стула, продолжая прищурившись рассматривать пленника. — Эй, Снегирь, тут этот крендель, который тебя подстрелил на взлете, что-то хочет нам предложить. Наверное, жаждет извиниться перед тобой за то, что едва до смерти не застрелил. Думаю, он не хотел, и теперь просто мечтает загладить свою вину. Полагаю, ты ждешь материальных подтверждений его извинений, или тебе подойдет просто искреннее раскаянье?