Они упали не слишком удачно и с метр катились по земле, но в броневике не стали ждать, пока они примут статичное положение, а начали стрелять.

Тяжелые пули пролетали над распластавшимися людьми, и попадая в рубера, восстанавливающегося интеллекта которого явно не хватило, чтобы повторить маневр тех, кого он преследовал. Грубер закрыл голову руками, уткнувшись лицом в землю, и даже не сразу осознал, что стрельба быстро прекратилась.

Он оторвал руки от головы только тогда, когда в поле его зрения появились высокие ботинки военного образца, а мужской голос насмешливо произнес:

— Добро пожаловать в «Убежище», рейдеры.

Грубер проснулся и несколько минут лежал с открытыми глазами, разглядывая потолок, на котором дурацкий ночник проецировал звездное небо. Сам он никогда не приобрел бы для себя ничего подобного, но в этом домике, куда поселили их со Снегирем, все удобства шли в комплекте, включая ночники, и выкинуть их не представлялось возможным, потому что за порчу имущества стаба полагался большой штраф.

Устав пялиться в потолок, Грубер сел и вытянул вперед руку. Рука дрожала. Как врач, он мог даже дать название этой дрожи — мелкоразмашистый тремор, какой бывает при болезни Паркинсона. Но здесь в Улье, такая дрожь появляется при совершенно другой болезни, которую называли просто трясучка или лихорадка Улья.

— Ничего себе, впервые вижу так быстро развившуюся лихорадку, — Грубер даже не посмотрел на женщину, которая встала с кровати с другой стороны и, совершенно не стесняясь своей наготы, рассматривала его дрожащую руку. — Ты самое непонятное существо из всех, встреченных мною здесь.

— Вот такая я неведомая зверушка, — усмехнулся Грубер.

— Тебе нужно уходить, — женщина отвернулась и принялась одеваться. — Чем скорее ты пойдешь странствовать, тем быстрее пройдут симптомы.

— Я знаю, — Грубер откинулся на спину и остался лежать, не смотря на нее.

— Грубер, обрати на меня внимание, — женщина села на кровать и дотронулась до его руки. Грубер скосил на нее глаза и ничего не ответил. — Полагаю, на работу ты сегодня не придешь? — Грубер закрыл глаза и помотал головой. — Я предупрежу.

Он не поднялся, чтобы ее проводить, но этого и не требовалось, Сандра прекрасно знала, где выход из этого маленького домика. После того как она ушла, Грубер лежал на кровати еще почти полчаса, прежде чем выйти из своей спальни. На крохотной кухоньке сидел Снегирь и с мрачным выражением лица пил кофе. Увидев входящего Грубера, он удивленно приподнял бровь.

— А ты что здесь забыл? Вроде бы ты трудиться на благо Убежища должен был начать еще полчаса назад.

— Мне нужно уходить, — вместо ответа сказал Грубер и продемонстрировал Снегирю свои трясущиеся руки. — Я с таким тремором в туалет боюсь идти, во избежание конфуза.

— Что у тебя с Сандрой?

— Ничего. Налей мне кофе, а то я здесь все изгваздаю к чертям собачьим, — Грубер бездумно смотрел в окно. На душе было хреново. Он не хотел никуда уходить, ему понравился этот стаб, довольно большой уголок стабильности в череде постоянно меняющейся действительности Улья. Но как обычно от его желания здесь ничего не зависело.

— Она принесла сюда свой фен и зубную щетку. Когда происходят такие вещи, трудно говорить «ничего» про отношения, — Снегирь покачал головой.

— Ты знаешь, что у нее два дара Улья? — спросил Грубер, отходя от окна и садясь за стол. Снегирь кивнул и поставил перед ним чашку, заполненную едва ли не на треть. — Она знахарь, причем довольно сильный, и ментат, не слишком крутой, но это ее не останавливает. Я уникален тем, что она ни черта не может про меня понять: ни определить наличие у меня дара, ни просто покопаться в моих мозгах. И то и другое ей не позволяет делать Зина, считая, что это только ее прерогатива. Так что пока девочки борются за возможность как следует оттрахать мой мозг, я, пользуясь случаем, трахаю весьма соблазнительное тело. Таким образом, мы все получаем кучу удовольствия, но между нами ничего, кроме этого обоюдного удовольствия нет. — Грубер попытался поднять чашку, но руки тряслись так, что он был вынужден поставить ее на место. — Ты слышал? Мне нужно уходить. Видишь, я уже даже чашку не могу поднять.

— Я слышал. Надо, значит, пойдем. Все равно я никак не могу работу здесь найти. Вот что, ты тут пытайся в себя прийти, да собираться понемногу начинай, а я пойду прошвырнусь. Слухи послушаю, да прикуплю чего-нибудь полезного.

Грубер кивнул и уставился в чашку с быстро остывающим кофе. Все-таки он неудачник, а ведь все так хорошо начиналось.

Команда, спасшая их от рубера, который вот-вот должен был перейти в элиту Стикса, оказалась охранниками внешнего кольца обороны Убежища. Вообще стаб был просто помешан на безопасности, и в этом Грубер скоро убедился. Их доставили в комендатуру и передали прямо в руки серьезным гражданам, занимающихся этой самой безопасностью.

Оказывается, то, что вокруг стаба стало шататься слишком много муров не прошло мимо пристального взгляда отцов-командиров, они же отцы-основатели, Убежища. Новичков допрашивали в течение двух суток. Следователи постоянно менялись, и зверски хотелось спать, но они выдержали, и даже получили временное разрешение для пребывания в Убежище и домик, которых специально для новичков построили с пару десятков. Был один скользкий момент в допросах, на которых всегда присутствовал ментат, касаемый появления Снегиря, но те, кто их допрашивал, чтили традиции, а согласно этим самым традициям, прошлое иммунных не должно было волновать никого. Поэтому их просто не спросили об этом, хоть ментат и несколько минут пристально разглядывал Снегиря. Но он так же пристально разглядывал и Грубера, которому тоже было, что скрывать.

Стаб был большой, с хорошо развитой инфраструктурой, сложившейся иерархией, — своеобразное маленькое государство, в котором даже можно было получить гражданство, если очень хорошо постараться.

Кое-какие средства для первого времени у парней были, но нужно было думать, как жить дальше.

Грубер быстро нашел работу в местном госпитале. Там он впервые увидел работу знахарей. Оценил и проникся. Знахарем он не был, и уже хотел было идти искать дальше что-нибудь непрофильное, как выяснилось, что опытные хирурги были, в общем-то, вполне востребованы, чтобы хорошо заштопать пострадавших, прежде чем отдать тем же знахарям: так процесс выздоровления получался гораздо быстрее и качественнее. Там же в госпитале он познакомился с Сандрой. Она заинтересовалась его уникальной защитой сознания, он тоже… заинтересовался. Через три дня она предложила секс, чтобы он смог лучше раскрыться, он, надо сказать, не слишком сопротивлялся. А теперь он узнает, что она принесла в его дом, который он делит с приятелем, и который вообще не его, свой фен.

Снегирю же не повезло. Он так и не сумел нигде пристроиться. Точнее, узнав, что он бывший боевой офицер, ему быстро предложили занять место покойного Майора, но Снегирь отказался. А кроме того, чтобы быть боевым офицером, он мало что умел делать в повседневной жизни. Когда Грубер спросил его, почему он отказался, Снегирь долго молчал, затем тихо ответил:

— Хоть мы сейчас и находимся практически на границе с Пеклом, всегда есть вероятность, что действующих военных могут отправить на вылазку против внешников. И нет никакой гарантии того, что именно этими внешниками не окажутся мои бывшие сограждане. Я попал под трибунал за отказ воевать с иммунными, не хочу, чтобы история повторилась, теперь уже в обратную сторону. Пойми меня правильно, я убью любого, будь это даже кто-то лично мне знакомый, если вдруг он решит отрезать мне яйца или удалить у тебя почку во имя абстрактной науки, но целенаправленно атаковать их базу я не буду.

Никакой определенной цели у Грубера на тот момент, когда он только-только почувствовал себя в безопасности, не было. И вот теперь ему нужно было очень быстро покидать этот уютный мирок, к которому он уже начал привыкать, если, конечно, он хочет жить.