Портье, видимо, решил поиграть в героя, потому что мужественно проигнорировал вопрос. Отвечать грубо, зубоскалить, и как-то провоцировать мужчин, которые оказались далеко не пацифистами, почему-то не сильно хотелось.

— Что с девочкой планировали сделать? — задал другой вопрос уже Грубер. Пленник продолжал хранить молчание. — Пустить на органы или…

— Или, — выплюнул портье и ухмыльнулся. В этот момент ему показалось, что все те вещи, которые были разложены на столике, всего лишь добавляли процессу допроса антураж. Что ни у одного из этих молодых рейдеров не хватит духу ими воспользоваться. Что у них кишка тонка.

Снегирь улыбнулся. От его улыбки не по себе стало не только портье, но и Груберу и продолжающему подпирать дверь Махно, который тоже думал, что парни всего лишь хотели попугать этого мудака, и что максимум, чем тот мог отделаться — это парой затрещиной и пулей в лоб.

— Знаешь, милый, — промурлыкал Снегирь, — а ведь я всегда был против физических пыток, как показала многочисленная практика, они не слишком эффективны. Это пошло, это грубо, и к тому же к боли постепенно привыкаешь. А когда привыкаешь, то вполне способен терпеть. Пытки оправдывают себя только в одном случае, когда тебе очень сильно не хватает времени и ты готов на все, чтобы выбить информацию. Посмотри вот сюда, видишь все эти инструменты? А теперь представь себе, что подобными штучками работали не только хирурги и анатомы, но еще и инквизиторы Святой инквизиции. О, эти ребята знали, как можно разговорить колдунов. — Снегирь протянул руку и взял ту самую связку спиц, которую заботливо положил туда совсем недавно.

— Зачем ты все это рассказываешь? — в голосе портье промелькнуло беспокойство.

— Правда, зачем я это тебе рассказываю? — Снегирь не торопясь выбрал одну из спиц, которая выглядела тоньше всех — практически длинная игла, и отделил ее от остальных. — По-моему, всегда полезно расширить свои горизонты вполне конкретной информацией, не находишь? В Святой Инквизиции инквизиторы, хотя, скорее, палачи, проповедовали пытки непрекращающейся боли. Они воздействовали на такие точки человеческого организма, что боль была воистину адской. И она продолжалась, и продолжалась, и продолжалась — столько, сколько было необходимо инквизитору, и к ней невозможно было привыкнуть. Кстати, ломали кости и как-то портили портрет ведьмам самые неумехи, буквально позорище своего Ордена. Ведьму же еще сжигать надо было, ее нельзя было предоставлять народу изуродованную пытками, потому что люди должны были видеть — да, точно ведьма! Поэтому, у истинных мастеров своего дела ведьмы практически не имели внешних повреждений. Ты настроен говорить, или будем проверять постулаты инквизиторов?

— Иди на хрен, козел, — говоря это, портье, однако не выглядел слишком уверенным.

— Знаешь, я бы сходил, — Снегирь схватил его привязанную руку и буквально пригвоздил к подлокотнику, заставив распрямить пальцы. — Не туда, куда ты меня только что так нелюбезно послал, а, например, в приличный бордель. Девочки могут быть такими затейницами, м-м-м… Увы, приходится тебе лекцию про пытки читать. Может, мне в какой-нибудь палаческий колледж профессором податься? Интересно, в Стикском Институте есть подобный факультет? — Снегирь принял задумчивый вид и тут же продолжил: — Одно из самых чувствительных мест человеческого организма — это… это не то, о чем ты подумал, — Снегирь хмыкнул. — Одним из самых чувствительных мест в человеческом организме являются пальцы. Даже не сами пальцы, а ногтевое ложе. И самое противное знаешь, в чем? Там столько нервных окончаний, что эту боль нельзя полностью заблокировать, даже самому тренированному терпеть боль человеку, но, я же тебе уже рассказывал про профессионалов-инквизиторов.

Снегирь сжал указательный палец портье и начал медленно загонять под ноготь выбранную спицу. Сначала портье молчал, сжимая зубы. На лбу появилась испарина. Но спица медленно двигалась внутрь, и терпеть боль было уже невозможно. Снегирь все это время не отводил взгляда от лица пленника. Портье глухо застонал.

— Молодец, немногие так могут, — высказал Снегирь свое восхищение, когда спица достигла края ногтевого ложа. — Но ты только представь, у тебя двадцать пальцев, а в спицах у меня недостатка нет. И это только начало, — он слегка шевельнул спицу. Грубер отвернулся, а портье, не выдержав, заорал. — Но, как я говорил, у нас очень мало времени. Поэтому мы будем проверять заветы отцов-инквизиторов в ускоренном режиме. Ну что, будем говорить?

— Пошел на хрен, козел!

— Я не козел, я Снегирь, ты опять все перепутал, — Снегирь с невозмутимым видом выдернул из связки спицу потолще, силой разжал пальцы, пытающегося сжать ладонь другой руки в кулак, портье. На этот раз он вогнал спицу под ноготь сразу и несколько раз качнул ее из стороны в стороны. Портье взвыл. — Где девушка?

— В подвале!

— Отлично, в каком подвале? — Снегирь схватил за кончики вогнанных под ногти спиц и сильно пошевелил.

— В магазинчике, за полкой с обувью вход в подвал, — захлебываясь слезами и соплями, промычал портье. — Мы не трогаем команды, только одиночек, но ваша девка Толстому понравилась.

— Женщины ему достаются? — Снегирь хмурился, а Грубер, поборов отвращение, повернулся и теперь со смесью брезгливости и ненависти рассматривал этого, то ли портье, то ли хозяина постоялого двора.

— Да! Он любит пошалить. Правда, от его шалостей игрушки быстро ломаются. Но органы мы успеваем забрать. Мужики сразу к внешникам отправляются по кускам.

— Кто вас прикрывает? — в голосе Снегиря уже звучала откровенная злость.

— Секретарь главного, — завывая, проревел портье. — Мы бартер с внешников берем, а потом реализуем через магазин Толстого. Говорим, что рейдеры приносят.

— И что, никто ничего не заподозрил?

— Главному похеру, а секретарь все разговоры быстро пресекает.

— Ладно, мы узнали все, что хотели, — Снегирь резким движением вырвал спицы, и, тщательно вытерев их об одежду портье, положил в скрутку. Затем он встал и взял в руки топор. — Пошли, пока Толстый не закрыл лавку и не пошел играть со своей новой игрушкой.

— Погоди, не дело так все это оставлять, — хмурый Махно шагнул к стулу с пленником и, схватив его за волосы, запрокинул голову. Грубер даже не заметил его движения, только отстранился, чтобы на него не попала кровь. Останавливать Махно они не собирались. Махно так же как совсем недавно Снегирь вытер окровавленный нож об одежду уже трупа, голова которого с перерезанным горлом упала на грудь, и спрятал его обратно в ножны. — Быстро собирай тут все, и за нами. Все одно у тебя пера нормального нет, а стрелять здесь… Даже в новом кластере лучше.

Грубер кивнул, схватил рюкзаки и не глядя начал распихивать в них чудом не унесенные вещи, которых оказалось на удивление немного. Перед тем как выйти, он быстро обыскал труп и забрал связку ключей, которые лежали у него в кармане брюк.

Все сборы заняли у него пару минут, после чего он выскочил из номера и захлопнул за собой дверь. Но когда он бегом спустился вниз, то увидел, что ни Махно, ни Снегиря в холле уже не было. Воровато оглянувшись по сторонам, Грубер отпер дверь, ведущую в конторку. Там он быстро подобрал ключи от небольшого встроенного в стойку сейфа и выгреб все имеющиеся там спораны. Два вполне увесистых мешочка. Там же в сейфе обнаружился мешочек с горохом. Больше ничего интересного в конторке не было, и Грубер быстро вышел из нее, тщательно запирая. После этого он зашвырнул связку в окошечко конторки и уже направился в сторону магазинчика, как раздавшийся с той стороны приглушенный крик, заставил его пошевелиться. Крик повторился, и ему вторила приглушенная ругань Снегиря. Грубер бросился бежать: что-то явно в спасении Радистки пошло не так.

Грубер вбежал в магазинчик, определив на ходу, что дверь, похоже, выбили. Значит, Толстый уже закрылся в тот момент, когда сюда ворвались Махно и Снегирь.