Потянувшись к шнуровке на его черной рубахе, я дрожащими пальцами попробовала развязать узел, на миг оторвавшись от искусанных мною же губ. Руки Эрдэнэ накрыли мои и осторожно отвели в стороны.

– Я не стану твоим способом забыться, Амаль, – прошептал он и сделал шаг назад, разорвав прикосновение.

Я замерла с отрытым ртом, не моргая и не соображая. Он…

– Ты отвергаешь меня?

– Да.

С этими словами Эрдэнэ сделал еще два шага назад.

– Тогда почему пятишься? Убегаешь от меня?

– Да. Мое тело слабее разума. Оно ослушается меня, если подойду ближе, – со всей серьезностью признался Эрдэнэ. Даже унижение, которым он окатил меня, будто помоями, не помешало мне рассмотреть выпуклость между его ног. Ее не скрывала тонкая ткань шаровар. На лице Эрдэнэ расплылись пятна лихорадочного румянца, но он смотрел на меня твердо и даже холодно. Хоть и тяжело дышал.

Я не двигалась с места, попросту не могла себя заставить. Губы пульсировали, томление в теле сменилось колким напряжением. Меня отвергли, я вновь оказалась ненужной. Почему-то собственное унижение рассмешило до колик. Я хохотала так, будто мечтала выплюнуть надоевшие внутренности. В особенности, сердце, которое разрывалось от горечи. Сумасшедший смех отобрал все силы, я рухнула на колени и уткнулась в них лбом. Живот свело мерзкой судорогой, как и пальцы. Струна внутри, все эти дни державшая мое тело целым, лопнула с оглушительным визгом. Оно сломалось. Я сломалась.

До моих ушей донесся чей-то дикий рык. Словно угодившее в капкан животное рвали на части живодеры. Кто-то жалко скулил… Чьи-то ногти скребли по деревянным половицам с такой силой, что кожа окрашивалась алым. И только разглядев перед собой обеспокоенное лицо Эрдэнэ, я поняла, что все это время кричала сама. Не было никакого животного. Только я и мои вопли.

Пальцы саднило, ногти уродливо обломались об половицы, но я только прижимала их к груди, баюкая пульсирующую кожу, будто дитя. Сознание качалось из стороны в сторону, как и тело. В груди не осталось воздуха, весь он, казалось, остался в слезах. А эти соленые предатели все текли и текли, у меня не осталось сил их вытирать.

Горе, кое-как запихнутое внутрь, вырвалось наружу. Почти каждый день со смерти Михеля я добавляла в тайник горести, обиды и неудачи. Иногда туда отправлялось что-то незначительное, вроде очередного рассказа Лиры об обожаемом Амире. Порой мне приходилось впихивать к старому горю новое – плен в имении Айдана, его издевательства над Иглой, признание и гибель, арест Амира и новость о его смерти. Я старательно прятала мерзкий тайник ото всех, держала его под десятью замками, корчила из себя сильную женщину, достойную править Нарамом. Я убеждала себя, что не сломалась и не сломаюсь.

Но на самом деле я сломалась уже давно. Еще в тот миг, когда взгляд Беркута остекленел навсегда. С тех пор у меня так и не получилось оправиться. Я притворялась. Вполне талантливо, наверное, раз сама поверила в свою силу.

Я плакала и плакала, чувствуя, как Эрдэнэ сжимает меня в объятиях. Жгучее чувство благодарности затопило по самое горло, и слезы потекли сильнее. Он не воспользовался, не позволил мне совершить ошибку, одернул себя. Стыдно-то как! Как же стыдно!

От мерзкого чувства стыда я зарыдала еще сильнее, а Эрдэнэ все так же гладил меня по волосам, пропускал сквозь пальцы короткие пряди. Его умиротворяющий шепот позволил мне расслабиться, но слезы так и не иссякли.

– Я понимаю все, что ты чувствуешь, малышка, – шептал он мягко и ласково. – Мне и самому когда-то хотелось забыться в ком-то другом, но вот в чем подвох – забыться не выходит, как ни старайся. Будет только хуже. Ко всему прочему добавится сожаление.

– И стыд, – всхлипнув, призналась я и вжалась лицом в грудь Эрдэнэ. Перед глазами возникла та самая шнуровка, которую мои непослушные пальцы пытались развязать, и стыд усилился во сто крат.

– Тебе нечего стыдиться, Амаль. Ты молода и неопытна. И я даже польщен, что едва не стал твоим первым мужчиной.

– Не первым, – выдавила я, отчего Эрдэнэ оскорбленно фыркнул.

– Значит, этот поганец все-таки пробрался к тебе в постель? А если бы ты понесла ребенка? Хоть представляешь, какой это позор для будущего правителя?

– Волхатам тяжело зачать ребенка, ты и сам это знаешь.

Я так и не смогла забыть о брошенных вскользь словах Мансура в день нашей встречи в пещере. И после ночи с Амиром не раз задумывалась об этом, иногда прислушиваясь к глупой влюбленной девчонке внутри, мечтающей о ребенке от любимого мужчины. Но что было бы, исполнись эта мечта? Только бесконечный позор для нашего ребенка, рожденного вне брака.

Очередная слезинка скатилась по мокрой щеке. Мечтам об Амире уже не суждено сбыться. Он ненавидел меня слишком сильно.

– Но не невозможно, – прошептал Эрдэнэ и вновь погладил меня по волосам. – Ты любишь этого поганца, и я никогда не стал бы ему заменой. Даже если бы наш брак был возможен.

– Он пытался меня убить и попытается снова. Я заслужила его ненависть.

– Ты знаешь, что его жестоко пытали. Как думаешь, остался ли он прежним после всех своих мучений? Мы должны понять, почему он служит цесаревичу и почему охотится на тебя с таким удовольствием.

Я захлебнулась собственными рыданиями и подняла глаза на Эрдэнэ. Откуда в нем столько милосердия? Разве не должен он хотеть меня себе, а не отдавать другому?

– И ты так спокойно говоришь об этом, – пробормотала я.

– Я привык быть другом для любимых женщин. Зачем нарушать традицию? – с усмешкой фыркнул Эрдэнэ, но вмиг посерьезнел. – Я никогда не допускал мысли, что могу претендовать на тебя, воевода. Ты – человек, а я – полудемон. Ты состаришься и умрешь, а я останусь молодым и умру лет через сто. То есть на моих глазах либо умрут наши дети и внуки, если не унаследуют мою демоническую сущность, либо унаследуют и проживут свою жизнь в таких же скитаниях, как и я. Нет, не желал бы я своим детям такой участи, и тебе тоже не желал бы. Каково тебе пришлось бы, старой и немощной, рядом с молодым, цветущим красавчиком?

Эрдэнэ рассмеялся, и я улыбнулась в ответ. Он был тысячу раз прав, и уже давно все для себя решил. А я вправду дура. Набитая.

– Я счастлива, что у меня есть ты.

– И всегда буду, воевода. До самой твоей смерти. Да, я не смогу быть рядом всегда, но иногда буду возвращаться, чтобы посмотреть, как сильно ты постарела в этот раз.

Я со злостью пихнула Эрдэнэ в бок и притихла.

– А теперь давай спать. Не зря же я снял эту комнату. Отдохнем пару часов и до рассвета вернемся в имение.

С этими словами он помог мне подняться и, усадив на кровать, даже разул меня. А после разулся сам. На этот раз я не возражала, когда Эрдэнэ примостился рядом, на соседней подушке. После того, что едва не случилось между нами, не осталось резона стесняться и корчить из себя приличную девицу. Я помнила вкус его губ, а он наверняка надолго запомнит вкус моих. Кровать – всего лишь место для сна. Не более.

Эрдэнэ обнял меня и притянул к груди, а я закрыла глаза и провалилась в сон, как в пропасть.

Над Белояровом все еще клубилась предрассветная мгла, пока мы с Эрдэнэ крались узенькими улочками и переулками к имению Тира. Патрулей прибавилось. Кое-где мелькали зеленые шинели навиров, отчего меня то и дело передергивало. Совсем свежее воспоминание об Амире зудело в груди, рвалось наружу коротким планом, который мы с Эрдэнэ успели обсудить, проснувшись. Я дошла до этого решения, вертясь в полудреме, он же, как оказалось, придумал все еще вчера. Впрочем, весь наш план уместился в несколько слов: «Следующей ночью мы выманим его и схватим».

– Я не в восторге от того, что придется держать твоего умалишенного возлюбленного с нами под одной крышей, но бродящим неподалеку и убивающим моих девочек он нравится мне еще меньше, – сказал Эрдэнэ перед выходом, и на лице его промелькнула коварная решимость.