– Что она делает? – изумленно выдохнул отец.

– Просит у земли исцелить его, – ответила я отстраненно.

Мой взгляд блуждал по саду, подмечая, как много ненужных свидетелей появилось у нашего таинства. Кухарки и горничные толпились у черного входа кухни, неподалеку ошивались трое солдат. Все они таращились на Мауру, склонившуюся над Ингаром. Однако моего тяжелого взгляда хватило, чтобы и те, и другие разлетелись, будто потревоженные воробьи. Во тьме мы смогли бы провести ритуал незаметно, но у Ингара не осталось времени, чтобы ждать следующей ночи.

Земля под нашими ногами мелко задрожала, но на этот раз я не ощутила страха. Его место заняла неистовая надежда. Если стихия отозвалась, значит, не все потеряно. Маура все ниже приникала к земле, не убирая руку с раны Ингара. Ее горбатое тело сотрясалось, разрываемое магией земли. Я с замиранием сердца наблюдала за колдовством матери, наконец понимая, почему ее окрестили сильнейшей ведьмой Даира. Никому на моей памяти не удавалось заставить землю дрожать!

Через пару минут Маура обессиленно упала навзничь рядом с Ингаром, и я со всех ног бросилась к ней. Дрожь под ногами утихла, будто и не было могущественного колдовства, творившегося на наших глазах. Сердце замерло и вдруг забилось с удвоенной силой, стоило мне заметить, что лицо Ингара приобрело краски.

Я упала на колени и осторожно взяла ладонь матери в свою, наплевав на боль. Та обессиленно сжала мои пальцы и блаженно улыбнулась беззубым ртом.

– Я не растеряла своих умений, – горделиво пробормотала Маура. – Демона больше нет, но рану нужно исцелить. С этим справится и твой бесполезный лекарь.

Я подозвала Гаяна и с замиранием сердца вгляделась в лицо Ингара, пока целитель ковылял к нам. Остальные бросились следом за ним. Прислуга вновь столпилась у черного входа, гомоня и переглядываясь. У меня не осталось сил даже смотреть на них. Пусть любопытничают. Главное, что мы спасли Ингара! Я исполнила свое обещание!

– Проводи меня до какой-нибудь комнаты. Мне нужно лечь, – прохрипела Маура, с силой вцепившись в мою ладонь, отчего я зашипела от боли.

Делать нечего, пришлось оставить Ингара на попечение Гаяна и Иды.

Я вела албасты в дом, намеренно не замечая ни недоверчивого взгляда отца, ни изумленных лиц встреченных солдат и прислуги. Все мое существо рвалось назад – туда, где Ида склонилась над Ингаром, роняя слезы, а под рукой целителя разлилось нежное колдовское тепло. Я будто бы вновь стала лишней там, где так отчаянно хотела быть.

– Помни, дочь, ты обещала, – проскрипела Маура, стоило нам оказаться наедине в пустующей гостевой комнате. – Не исполнишь обещание – я найду способ покончить с сыном пекаря, раз уж его жизнь теперь принадлежит мне. Я спасла – я ее и заберу.

Слова матери ударили наотмашь и, казалось, даже оставили кровоточащий след на щеке. Я не сомневалась, что Мауре хватит духу и хладнокровия убить спасенного ею мужчину в назидание мне. Мать преподавала лишь жестокие уроки, остающиеся кровавыми зарубками на сердце. Например, учила меня выдержке, как в день появления навиров на пороге нашего дома.

– Я сейчас же отправлю посыльного с ответом. Надеюсь увидеть тебя на свадьбе в собственном обличье, а не в шкуре… этого существа.

Амир

Я просыпался рывками, будто выныривая из-под толщи воды и вновь уходя под нее. Отголоски яркой боли сотрясали тело, налившееся свинцовой тяжестью. Я барахтался в смутном видении, где яркими узорами калейдоскопа мельтешило множество лиц: целитель, Ида, Беркут, Ансар, какая-то уродливая тварь и… наместница. Ее полные слез глаза снились мне чаще всего. А еще кровь… Много крови… Она заполонила видение алой бархатной пеленой…

Проснувшись в полном одиночестве и кромешной тьме, я всерьез решил, что умер. Тело не слушалось и ощущалось набитой соломой куклой из мешковины, брошенной на чьей-то мягкой постели. Я не сумел даже разлепить пересохшие губы. Все отрывочные мечты свелись к сущей мелочи: стакану прохладной воды. Я отчаянно хотел пить. Хотя бы глоток!

В мыслях о воде я вновь провалился в забытье, вынырнуть из которого смог, казалось бы, совсем скоро. На улице все еще стояла непроглядная мгла, нарушаемая светом одной-единственной свечи в небольшом бронзовом подсвечнике, но в мягком кресле, спрятав ноги под шерстяным одеялом, спала Ида. Тюбетейка съехала ей на лоб, а подбородок безвольно свесился на грудь. Она чуть слышно посапывала и даже что-то бормотала во сне.

Я с изумлением рассматривал девушку и никак не мог взять в толк, почему она ночует не в их с Данией комнате… Ох! Дания! Наместница! Кадар!

Я дернулся в попытке встать, тело предательски ослушалось. Что это за комната? Массивная кровать с балдахином, светлые стены, лепнина на потолке, большой морской пейзаж в золоченой раме, приоткрытое окно, занавешенное тяжелыми портьерами. Я в доме Амаль?

Позвать Иду тоже не получилось. Из горла вырвался лишь чуть слышный хрип, и бессознательная тьма вновь приняла меня в свои объятия.

Мрак перед глазами разорвало бушующее колдовское пламя. Оно плясало по спальне наместницы, охватывая каждый уголок и каждую вещицу. Дым, заполнивший комнату, проникал в нос, в мысли и под кожу. Он сдавил горло крепкой удавкой и вырвался наружу рваным кашлем чахнущего полутрупа.

В сердце этой огненной бури я видел Амаль – смертоносную, яростную и стойкую. Она защищала меня – слабака, истекающего кровью. Моя жалкая жизнь зависела от ведьмы, которую я совсем недавно презирал. И она была вправду жалкой, раз я – тот, кого пророчили в преемники командира, – так легко подставился под удар кадара. Я – разведчик, допустивший главную ошибку и позволивший чувствам взять верх над разумом.

Глаза нещадно слезились, и разлепить их оказалось не так-то просто. Я окинул мутным взглядом неизменный балдахин и кресло, придвинутое к кровати. Сперва мне показалось, что с прошлого пробуждения ничего не изменилось. Все та же сопящая под шерстяным одеялом Ида… Но стоило проморгаться и приглядеться внимательнее, как горло сдавил ошеломленный возглас, который так и не сорвался с губ. В кресле дремала Амаль. Ценой огромных усилий я сумел повернуть голову, чтобы рассмотреть ее. Тело по-прежнему казалось набитым соломой, но мысли были чисты.

Я не тешил себя ложными надеждами. Наверняка наместница желала лично сообщить мне, какое же я ничтожество. Бесполезный солдат. Неудачник-лихомор, павший от темного колдовства горного кадара. В ожидании моего пробуждения она и уснула.

Сумела ли Амаль одолеть кадара? Я-то оказался абсолютно бесполезен. Если наместница жива, значит, колдун либо убит, либо сбежал.

Несмотря на горькие мысли, отозвавшиеся вкусом желчи во рту, я не мог не вернуться к воспоминанию о ее слезах.

Взгляд неосознанно скользнул по копне волос цвета безлунной ночи, по фарфоровой коже лица, по губам, забавно выпяченным во сне, по хрупким плечам, по длинным пальцам, кожа на которых все еще алела напоминанием о пережитом. Эта девушка не казалась могущественной ведьмой, убийцей или деспотичной наместницей. Просто спящая девчонка в платье из дорогой шелковой ткани, привезенной из далекого Шань-Юна.

Мои мысли прервал скрип двери. Амаль вздрогнула и проснулась. Я поспешно закрыл глаза, отчаянно не желая объясняться с наместницей. Для этой нелегкой задачи в моем теле не накопилось достаточно сил. Завтра… Завтра я узнаю, что изгнан из отряда за бесполезность… Эта мысль горечью отозвалась в груди. Я слишком вжился в роль ее солдата, слишком увлекся…

– Наконец-то я тебя нашел, – шепот Арлана прозвучал слишком громко в тишине комнаты.

Амаль поднялась с кресла и сделала несколько осторожных шагов к брату.

– Я искренне рад, что твой солдат выкарабкался. Отец рассказал мне о лесной твари и ее кровавом обряде, и это что-то невероятное, – голос Арлана лучился искренним восхищением. – Парень теперь обязан тебе жизнью. Вы, считай, вырвали его из рук Творца.