Я посматривала на предателя, пока Ансар не опустил руку и пленник не задышал. Только тогда на лицо навира вернулась жизнь. Он поднял на меня усталый взгляд, и я поспешно отвернулась, дабы не быть застигнутой врасплох.

– Думаю, ты готов поговорить, – протянул Тир, снимая черные матерчатые перчатки. Он приблизился к пленнику, схватил того за лицо и вгляделся ему в глаза.

Мгновения бежали одно за другим, но воевода не шевелился. Он замер, словно статуя из мрамора, как замер и пленник. Тир читал подельника Иссура – в этом не было сомнений. Он обладал тем же даром, что и Варна. Правда, той хотя бы не требовалось мучить меня перед допросом.

Наконец Тир выпрямился, а пленник рухнул на каменный пол.

– Прекрасно! Я узнал, где у них должна быть сходка и кто из дворян открыл ворота, – гордо возвестил воевода, брезгливо вытирая ладонь о шелковый носовой платок. – Надо бы дружине наведаться к братцу в гости.

– Если он еще не сбежал оттуда, узнав, что пропал подельник, – буркнул навир.

– Проверить не помешает, – отрезал Тир, не сводя с меня печального взгляда.

Он будто ждал подходящего момента, чтобы сказать что-то совсем уж гадкое. Я невольно напряглась и вопросительно подняла брови.

– Кроме этого, я увидел еще кое-что, – наконец решился Тир. – Нам всем придется непросто. Новый воевода Нарама предложил Иссуру помощь в моем свержении. Скоро сюда прибудут его воины.

– Зачем это Айдану? – выдохнула я, отчаянно цепляясь за воздух, чтобы не упасть. Ансар, заметив мои отчаянные попытки устоять, подставил локоть.

– Ему известно, что вы здесь. – Тир удрученно покачал головой и брезгливо покосился на пленника. – Он поставил Иссуру условие: в обмен на помощь мой брат должен передать вас воеводе Нарама живой.

– Все это только ради меня?

– Айдан не успокоится, если вас убьет кто-то другой, – произнес предатель, и в его голосе я услышала едва сдерживаемый гнев.

Предатель прав: Айдан мечтал убить меня лично. А я мечтала убить его.

Амаль

Когда часы вплотную подобрались к полуночи, дом наконец затих. До глубокой ночи прислуга сновала из угла в угол, готовясь к завтрашнему балу в честь помолвки воеводы. Тир тоже не спал допоздна, лично присутствуя на допросах подельников Иссура, которых удалось поймать сыскарям войск правопорядка.

За пять дней, прошедших со злополучного бунта, в тюрьму попали семеро зачинщиков и пара молодых дворян, которые помогли открыть ворота изнутри. Увы, ничего нового от них узнать так и не удалось. Иссур не доверял пешкам, пусть даже стоящим чуть ближе к нему. Уж он-то знал о даре своего брата, ведь сам обладал таким же.

К предателям среди знати Тир не проявил милосердия. Отправил императору прошение лишить дворянских титулов членов семей опальных юношей, отобрал все родовое имущество и выслал из Миреи. Два семейства покинули столицу под конвоем и без гроша за душой. Их пристанищем станет Фадаят – провинция ссыльных преступников. Этим жестом воевода наверняка заставил остальных продажных аристократов задуматься, стоит ли симпатия к Иссуру такого риска.

Я искренне рвалась помочь в расследовании, но Тир распорядился не выпускать меня из имения. Беркуты, обеспокоенные надвигающейся опасностью в красных одеждах, воодушевленно подчинились приказу воеводы. Как и Брай, помощник Тира. Старик следил за мной таким пристальным взглядом, будто ждал, что вот-вот из моего тела появится демон и сожрет его ненаглядного воспитанника.

Тиру охотно помогал предатель, ускользавший из корпуса навиров под благовидными предлогами. Императорские псы не расследовали ничего, что не касалось колдовства и не было прямым поручением императора, потому дружок Тира рисковал своей шкурой, влезая в дела воеводы и юрисдикцию стражей правопорядка. Ночи напролет он прочесывал злачные места столицы, выискивая крыс Иссура. Четверых из семи зачинщиков поймал именно предатель, отчего зубами от злости скрипела не только я, но и Ансар.

Сегодня меня ждал Мансур, поэтому я старалась не показываться на глаза Тиру и весь вечер провела в своих покоях.

За дверью дежурили Данир и Туган. Игла вальяжно развалилась в кресле и дремала. Когда с левого берега послышались далекие двенадцать ударов, я проверила крепление кинжала, заткнула за пояс матерчатые перчатки и плеснула кровью Мансура в огонь.

Языки пламени взметнулись и вгрызлись в камень каминной топки. Игла подскочила в кресле и смачно выругалась по-старонарамски. К своем стыду, я не знала перевода этих слов, но злость, с которой она их выплевывала, стала лучшим переводом.

– Не теряй счет времени. Утром Тир может хватиться драгоценной невесты, – напутствовала меня Игла.

Я кивнула и шагнула в огонь, обдавший жаром, словно жерло вулкана. Рубаха тут же прилипла к спине и груди, плотная ткань штанов, заправленных в сапоги, вдруг показалась вспотевшей коже ног грубой и раздражающей, а дублет, который обычно надевался под кожаную броню, и вовсе пришлось нести в руках. Однако, несмотря на жар, родная стихия дарила силу.

Я шла долго, очень долго. По лицу катились градины пота, волосы противно липли к мокрому лбу и шее, а воздух закипал, как варево в казане. Этот коридор оказался длиннее всех, в которых мне приходилось бывать. Вряд ли из него возможно вывалиться в хорошем расположении духа. Потому, наверное, вчера ночью Игла залпом опустошила целый графин воды, а после долго и красочно ругалась. При этом ученица дорогого Мансура не преминула упомянуть, что тот разочарован моим бездействием и молчанием. Почему-то мне показалось, что ее недовольство впервые относилось не ко мне, а к драгоценному папеньке-революционеру. Наверное, просто показалось.

Когда пылающий путь длился, по ощущениям, целую вечность, впереди замелькала черная точка, которая увеличивалась с каждым шагом. Последний рывок, и я вывалилась из обложенного камнями костра. В грудь ворвался ночной воздух, наполненный запахом сгорающего масла в жаровнях и горной свежести. Коридор огня привел меня к купальне, где я не так давно встретила полураздетого Эрдэнэ.

В жаровнях трепетало пламя, подсвечивая мне дорогу к пещере. Я прошла к тронному залу, ощущая, как взмокшее тело остывает во влажной прохладе известняковой громадины. Даже в Нараме чувствовалось наступление последнего месяца осени. Я надела и застегнула дублет, когда кожа покрылась мелкими мурашками от холода.

Факелы в тронном зале освещали древний трон из камня. Мой взгляд вновь прилип к резной спинке, походившей на хвост павлина. Скрытая мощь коварно манила присесть и представить себя правительницей Нарама, ощутить скрытую в известняковых стенах силу. Я сглотнула слюну, насильно отвела глаза от трона и устремилась к комнате Мансура, однако, сколько бы ни колотила в нее, тот не открыл.

Делать нечего, пришлось вернуться в тронный зал и усесться на трон. Не на полу же ждать драгоценного отца. Почувствовав спиной камень, я прильнула к нему и опустила веки. По жилам разливалось тепло, оно снимало усталость, гасило нетерпение и недовольство, без капель Мансура расцветшие во мне буйным цветом. Дарует ли трон каждому свою силу или делится ею лишь с потомками волхатов?

Ленивые мысли погрузили меня в мирную дрему, но чужие отдаленные шаги и голоса спугнули ее, как и не бывало. Я распахнула глаза и в свете дымных факелов увидела Эрдэнэ в компании красивой черноволосой девушки с пышными бедрами и внушительной грудью. Даже шаровары и рубаха не могли скрыть ее красивых форм, а лоснящиеся волосы, крупными волнами рассыпавшиеся по плечам, и вовсе вызвали у меня зависть. С моим кудрявым гнездом эти изысканные локоны не шли ни в какое сравнение.

Девушка уставилась на меня во все глаза. При ближайшем рассмотрении она оказалась старше – возраст подбирался к тридцати. Старая дева по меркам Нарама, да и всей Белоярской империи. Неуловимо знакомые черты лица подсказывали, что однажды я ее уже встречала в этой пещере.