Тир поднял на меня взгляд, смешно сдув с лица упавшую на лоб волнистую прядь. Он не торопился отвечать, а я и не давила. Воевода примет верное решение. Сегодня я возвысилась в его глазах, продемонстрировала свою силу, пусть и увеличенную навиром, превратилась в настоящего союзника. Мансур может мною гордиться. Кстати, о Мансуре. Не помешает к нему наведаться, когда хоть немного заживут руки.

Наше задумчивое молчание прервала приближающаяся фигура Лиры. Лохматая и взбешенная, она мчалась навстречу со всех ног, из-под теплой ротонды с меховой оторочкой выглядывал подол ночной сорочки. За Лирой спешил Данир, умоляющий ее остановиться.

– Амаль, отзовите своего слугу! – В звонком голосе хрустальной девочки, как я обозвала ее про себя, искрился гнев. Лира даже гневалась так, что пугаться было впору только местным кошкам. Ее мягкий голосок попросту не мог вместить много злости. Цветочек, который предатель наверняка лелеял, словно сокровище. Тьфу!

– Данир не слуга, а солдат, – отрезала я. – И он выполняет мой приказ.

– Он не пустил меня к брату!

– Нечего вам там делать, Лира.

– Сестренка, Амаль права. Ты бы только мешалась нам и Амиру…

– Амир был там? – ахнула Лира, отчего мне невольно захотелось скорчить ехидную рожу.

– Не стоило этого говорить, – вздохнул воевода. – Все хорошо с твоим Амиром.

– Тогда где он?

– Не твоего ума дело.

Лира закусила губу, переводя до смешного сердитый взгляд с меня на Тира.

– Если женщинам там не место, то почему ты позволил Амаль пойти с тобой?

– Во-первых, я никому ничего не позволял…

– Во-вторых, никто ничего не может мне запретить, дорогая Лира.

Почему мне так хотелось ее уколоть? А лучше довести до слез хрустальную девочку. Любопытно, слезы у нее тоже хрустальные?

Не сказав больше ни слова, я оставила брата и сестру позади. Моей мечтой была лишь целящая мазь Гаяна.

Мое утро началось с восходом солнца. Я ворочалась в кровати, баюкая перевязанные почти до локтей руки, и боролась с навязчивой болью. Мазь исцеляла кожу, но ей требовалось время.

Когда солнце поднялось над горизонтом, но тут же спряталось за гневно темнеющей тучей, дверь моей спальни скрипнула и впустила Иглу. Ее обескровленное лицо казалось воистину демоническим, глаза слезились от усталости, но на губах играла привычная ухмылка, какой смотрит палач на ровненько срубленную голову.

– Валяешься? – буркнула она. – А мы вот зачинщика изловили.

– Правда? – Я подскочила на мягкой перине, по привычке опершись на ладони, вскрикнула от боли и свалилась обратно на спину. Ухмылка Иглы стала шире.

– Как выяснилось, твой ненаглядный неплохой разведчик.

– Еще раз назовешь его ненаглядным, и я тебя сожгу.

– Ненагля-я-а-дный, – глумливо пропела Игла и выжидающе раскинула руки, готовая пасть смертью храброй идиотки. Однако вместо пламени в мерзавку полетел мой уничижительный взгляд. – И это все? Несолидно для ужасной Амаль, о которой со страхом судачит весь Адрам.

– Где зачинщик? – спросила я, решив не продолжать глупый разговор.

– В подвале. Сидит в соседней каморке с любовницей Тира. Кстати, на твоем месте я бы все же выбрала воеводу. Он будет посмазливее навира.

Я вскочила на ноги и опасно приблизилась к Игле, почти столкнувшись с ней носами.

– Не смей упоминать предателя при мне, – разделяя каждое слово, заявила я.

– Больно надо, – буркнула она, но предусмотрительно сделала шаг назад.

– Помоги мне одеться и веди в подвал.

– Пленника уже допрашивают воевода, навир и Ансар. Что тебе там делать?

– Ты еще не знакома с моей любовью к пыткам.

Плохая шутка. В груди заворочалось склизкое воспоминание. Не так давно я пытала перебежчика пламенем в подвале своего поместья, твердо уверенная, что он – пособник убийцы невинных девушек. Его кожа сочилась сукровицей, алела ожогами, а лицо полнилось ненавистью, несравнимой даже с яростью демонов. Жизнь сделала новый виток и вновь привела нас в подвал, но сегодня предатель не жертва, а один из палачей.

Когда Игла привела меня к нужной каморке, сердце вновь екнуло. Я сглотнула вязкую слюну и дернула на себя добротную деревянную дверь, обитую железом. Кладовая, в которую запихнули пленника, была куда просторней тех, в которых держали узников в моем поместье. Вдоль стен мостились мешки и ящики, забитые ненужной домашней утварью. В небольшое окошко под потолком проникал серый дневной свет, но на стенах трепетали огнями свечи в грубо выкованных железных подсвечниках.

Несмотря на простор, Ансар, Тир и предатель занимали собой, казалось, всю кладовую. Избитый, хнычущий человек забился за один из мешков, прикрывая лицо руками. Присмотревшись, я поняла, что подушечки пальцев пленника стерты в кровь. За мостовую, что ли, цеплялся, пока его волокли к имению?

– Амаль, зачем вы пришли? – изумился Тир. – Женщине не место… здесь…

– Стесняетесь пытать его при мне, Тир? Не стесняйтесь. У меня уже есть опыт в этом деле.

– И я живой тому свидетель, – фыркнул предатель.

Я запретила себе смотреть на него. Приказала! Закляла! Но глаза, ослушавшись внутреннего гневного вопля, метнулись к навиру. Его пытливый взгляд словно прирос к моему лицу, но не отражалось в нем ни единого чувства. Лишь пустота.

– Увы, живой, – подтвердила я. Мои слова были острее камы, а трепыхание сердца никто не услышал бы.

– Так что же вы медлите? Вот он я. Огонь вернулся. Вам не впервой жечь меня.

Он говорил тем же тоном, что и я. Каков говнюк! Издеваться вздумал?

– Не слишком ли много чести терпеть боль ради тебя?

Слова слетели с языка, а сердце вновь болезненно трепыхнулось.

– Мы вам не мешаем? – рассердился Тир, отчего я поспешно захлопнула рот.

Ансар все это время молча наблюдал за нашей перепалкой с таким видом, словно от навира мерзко воняет. Того и гляди брезгливо зажмет рукой нос. Ни один мой солдат не простит лазутчика.

Я сделала несколько шагов к пленнику и внимательно посмотрела на него. Это был худой, даже изможденный, мужчина лет сорока, вполне прилично одетый, а значит, не бедняк. Впрочем, сейчас вся его одежда пропиталась грязью и кровью, поэтому на приличную походила мало. В коротких русых волосах блестела проседь, а из-за густой бороды пленник выглядел куда старше. В его водянистых глазах поселился страх, но под ним было что-то еще. Ненависть.

– Что говорит? – не оборачиваясь, поинтересовалась я.

– Пока ничего, только клянется, что не виновен. Мол, на площадь попал случайно.

– Все пошли, и я пошел, – низким голосом подтвердил пленник.

– Почему же вы не верите такому приятному господину? Только взгляните в его честные глаза.

Я медленно достала из ножен каму. Повернув лезвие плашмя, подняла им подбородок пленника и постаралась усмехнуться как можно кровожаднее. Как усмехалась в лицо разбойникам и их главарю, как усмехалась в лицо коменданту, прежде чем позволить солдатам связать его и столкнуть в реку. Кожа под повязками и тканью перчаток горела при каждом движении, но я слишком устала быть бессильной.

– Почему же я думаю, что ты врешь?

– Я… я-я-я не вру, – запинаясь, просипел пленник, кое-как скосив глаза на кинжал, из-под которого уже тянулась тоненькая полоска крови. Острое лезвие вспороло кожу, стоило моей руке мимолетно дрогнуть от боли.

– Это мы сейчас и проверим, – угрожающе протянул Тир и повернулся к Ансару: – Придуши-ка его чуток. Так все его чувства раскроются ярче.

– Только бы не перестараться, – хохотнул командир Беркутов и едва уловимо повел пальцами.

Пленник схватился за горло и захрипел. Самая действенная пытка, которую я только знала, – пытка удушьем. Разбойники ломались именно на ней. И не только разбойники…

Вновь бросив мимолетный взгляд на предателя, я заметила, как сильно он побледнел. После огненной волны его и без того нельзя было назвать румяным и пышущим здоровьем, но в эти минуты, наполненные хрипами пленника, казалось, он вот-вот рухнет замертво. Рука навира метнулась к шее и потерла ее, а сам он тяжело сглотнул и отвел глаза. Помнил пытку Ансара. Ее невозможно забыть.