Я оседлала послушно топчущегося рядом Тайфуна и велела Беркуту посадить мать на своего коня. Та послушно оперлась на подставленную Михелем руку и взгромоздилась в седло. Друг поднес к носу ладонь и с омерзением втянул воздух.

– Уж простите, но к вашему мороку прилагается и запах болота, – пояснил он, отчего Маура оскорбленно фыркнула.

Для матери, воспринимающей свою красоту, как нечто само собой разумеющееся, пребывание в образе безобразной нечисти было сродни пытке. Как же сильно она желала выдать меня замуж за Тира Ак-Сарина, раз добровольно пошла на ЭТО!

Мы проследовали по улицам просыпающегося города, привлекая к себе взгляды ранних прохожих и солдатских патрулей. Каждый счел своим долгом выпучить глаза и застыть на месте при виде албасты, царственно восседавшей в седле коня, которого Беркут невозмутимо вел под уздцы. Уверена, уже сегодня Вароссу наполнит молва о том, что городские улицы заполонили обитатели Нечистого леса. Что ж, пусть посудачат.

Ворота поместья были намертво заперты, будто мы все переживали осаду. Лица четверых караульных вытянулись от изумления, стоило нашей процессии приблизиться, однако сыпать вопросами они не посмели. Солдаты послушно открыли ворота и проводили Мауру настороженными взглядами.

Сегодняшней ночью поместье не засыпало. Встревоженное четырьмя нелепыми смертями, оно бурлило, словно муравейник. Прислуга сновала от дома к дому в сопровождении колдунов моего отряда, каждый уголок прочесывали патрули. Не слышалось ни смешков, ни болтовни. Только давящая тишина… В воздухе плыл запах гари, а над крышей дома прислуги поднимался дым, вьющийся черным кружевом к самому небу. Все шло своим чередом лишь для Дании, чье тело, будто гиены, пожирали языки пламени.

Я не тешила себя надеждами, что кадар сдох от ранения в глаз. Любой другой человек умер бы на месте, но он… он – хозяин низших демонов. Эта тварь выкарабкается, но сколько времени ему потребуется, чтобы окрепнуть, оставалось лишь догадываться. И уж тогда одному Творцу известно, чье тело сожгут следующим.

Каждый встреченный нами обитатель поместья замирал от ужаса, всматриваясь в уродливое лицо албасты. Никто не осмелился открыть рта, никто не посмел остановить нас. Я спешилась у дома, как и Маура. Ноги самовольно перешли на бег и помчались к лестнице. За спиной слышался топот свиты. Кроме Михеля и албасты, за нами следовали Ансар и двое ведьмаков по имени Галиб и Наим. Один солдат остался с лошадьми.

За окнами разлился утренний свет, и каждый уголок дома разрисовали краски осеннего солнца. Просторные коридоры больше не казались возможным пристанищем кадара, где он мог незаметно схорониться. С рассветом в душе затеплилась надежда, что этим утром мы сумеем спасти Ингара.

Я ворвалась в гостевую комнату, выделенную моему умирающему солдату. Измотанный Гаян и прикорнувшая в кресле Ида вздрогнули и обернулись. Испуганный возглас девушки заставил меня устало закатить глаза. Целитель с любопытством воззрился на албасты, нацепив на нос пенсне.

Маура прошаркала к кровати, на которой поверх парчового покрывала лежал Ингар, цветом лица слившийся со светлыми стенами, и принюхалась. Я обратила внимание, что раны на его лице хоть и не зажили, но их заботливо промыли.

– Дохлятина, – проскрипела Маура и перевела взгляд на целителя. – Никакого толку от тебя.

Гаян задохнулся от возмущения, но промолчал. Спорить с нечистью он, по всей видимости, не решился, как и любой другой уважающий себя человек. Ида опасливо забралась в кресло, поджав под себя ноги. Она неотрывно следила за албасты, будто бы опасаясь, что та того и гляди сожрет либо Ингара, либо ее.

– Тащите его в сад и положите на голую землю, – велела Маура моим солдатам.

– Что вы собираетесь делать?! Ингара нельзя хоронить! Он еще жив! – завопила Ида и бросилась ко мне.

Она в страхе схватила меня за плечи и встряхнула. Я от неожиданности подавилась собственным вдохом. Пока меня скручивал приступ кашля, Беркут оттеснил впечатлительную девчонку и прорычал:

– Не смей прикасаться к наместнице, иначе я вышвырну тебя отсюда.

Ида опустила голову, но продолжила прожигать меня яростным взглядом.

– Никто не собирается хоронить Ингара, – отозвалась я, стремясь успокоить либо ее, либо саму себя. – Албасты поможет ему, но для этого ей нужна земля.

– Что-то не припомню, чтобы эта нечисть обладала такой силой, – пробормотал Гаян, покосившись на Мауру.

– О нечисти нам известно только из старинных преданий и людской молвы. Вы никогда не задумывались, Гаян, не врет ли она? – съязвила я, всеми силами удерживая на лице снисходительное выражение. На самом же деле мне отчаянно хотелось броситься к Ингару, убедиться в том, что он дышит, и сжать его руку.

– Хватит болтать. Время уходит, – оборвала нас Маура. Она грубо прижала ладонь к ране Ингара и на пару мгновений замерла, закрыв водянистые глаза. – Парень держится на одном честном слове.

Сердце, казалось, подпрыгнуло в самое горло, а тело прошибла мелкая дрожь. Я вдруг осознала, как отчаянно хочу настойки. Выпить бы целую бутылку и уснуть мертвецким пьяным сном!

Беркут и Ансар стащили Ингара с кровати прямо на покрывале. Мы проследовали за ними скорбной процессией. Коридоры пустовали, даже прислуга предпочитала не соваться в дом, где витал запах гари и смерти. У комнат отца и Арлана дежурили двое моих солдат. Они проводили нас печальными взглядами, наверняка решив, что в покрывале бездыханное тело Ингара.

Из-за двери спальни выглянул отец, наверняка заслышав топот и возню. При виде албасты его глаза обалдело расширились.

– Амаль, в чем дело?! Что это за существо?! – рявкнул воевода, выскочив в коридор прямо в халате.

Маура вздернула подбородок, тряхнув свалявшимися волосами, и гордо воззрилась на бывшего любовника. Знал бы он, кого видел перед собой…

– Отец, я все вам объясню, но позже. Албасты повинуется мне. Я привела ее из Нечистого леса. Она поможет нам исцелить Ингара и освободить Айдана от демона.

Взгляд воеводы смягчился, стоило мне заговорить о его старшем сыне.

– Я пойду с вами, – безапелляционно заявил он, после чего вспомнил, что все еще не одет. – Переоденусь и догоню вас.

– Мы будем в саду, – уже на бегу бросила я отцу и поспешила вслед за двинувшейся к лестнице процессией.

В саду мы остановились под раскидистым каштаном, неподалеку от моего излюбленного топчана. Беркут и Ансар аккуратно переложили Ингара прямо на землю и опасливо отступили в сторону, позволив албасты склониться над ним.

– Сумку, – велела она и протянула костлявую руку в мою сторону.

Я поспешно отдала матери наши скромные припасы. Она вывалила их на траву, деловито подняла пропитанную кровью рубаху Ингара, после чего схватила узелок с мазью и окунула в нее скрюченные пальцы. Когда лекарство полностью покрыло рану, Маура положила сверху пучок из полыни, зверобоя и крапивы и подозвала меня к себе.

– Режь руки нам обеим и заливай кровью рану, – прошептала она. – Твоему ненаглядному нужно много нашей магии.

Я выхватила из ножен кинжал, сорвала перчатку с левой руки, охнув от резкой боли, и вновь размотала хлопковую материю, пропитавшуюся целебным отваром и сукровицей. Алая ладонь, покрытая устрашающими волдырями, заставила мать то ли брезгливо, то ли осуждающе поморщиться. Я полоснула лезвием по обожженной коже, вытерла его о снятую перчатку и проделала то же самое с рукой Мауры. Наша кровь двумя бодрыми ручейками потекла на рану, покрывая ее рубиновой пеленой. Она стекала алыми реками по смуглой коже живота Ингара, прокладывая себе дорожки к земле. Магия двух ведьм напитывала травы и мазь, призывала мать-природу на помощь одному-единственному человеку.

– Теперь пролей кровь на землю, – велела Маура, и я подчинилась ее приказу. Мать проделала то же самое, после чего велела отойти и не мешаться.

К тому времени, когда я вернулась к небольшой компании, державшейся на почтительном отдалении, к ней уже присоединился отец. Он во все глаза наблюдал за албасты, склонившейся над Ингаром. Одной рукой она оперлась на землю, вторую же положила на покрытую мазью, травами и нашей кровью рану. Маура что-то бормотала, но ее тихий хрип почти не доносился до наших ушей.