Кто-то надменно хмыкнул, отчего я в страхе распахнула глаза и вскинула голову. Вездесущая Игла возвышалась совсем рядом, и на лице ее играла знакомая снисходительная ухмылка.

– Вы очаровательно неуклюжи, Амаль Кахир, – издевательски произнесла она, отчего я заскрежетала зубами и схватилась за рукоять кинжала. Лицо Иглы вмиг посерьезнело, и вокруг меня заметались тени. Их склизкие щупальца с жаждой потянулись к моему горлу. Я не страшилась их, как и поединка. Пусть убьет меня. Так даже проще.

– Ты что творишь, мерзавка?! – гаркнула Маура Игле, закрыв меня своим телом. Уверена, ее медовые глаза пылали неистовым гневом.

– Еще раз схватится за кинжал – пожалеет, – процедила девица, но тени отозвала.

– Никогда не смей угрожать моей дочери! – прорычала Маура так яростно, что я невольно съежилась. В груди заворочалось незваное чувство… благодарности. – Не заставляй меня говорить Мансуру, что он пустил в свой дом неблагодарную девку.

Игла опустила голову, напоследок сверкнув гневным взглядом.

– Оставайся у костра и следи, чтобы он не потух, – велела ей Маура и вкрадчивым жестом позвала меня за собой.

Мы проследовали мимо небольших холмиков, увенчанных гранитными памятниками. Здесь была похоронена знать Даира. Вскоре памятники сменили деревянные таблички – могилы простых горожан. Уже у самой кладбищенской стены Маура зажгла на ладони небольшой огонек и указала на свежую насыпь земли. Под ней покоился прах моего единственного друга. По щеке скатилась слезинка, а грудь сдавило железным обручем, будто разбухшую от воды деревянную бочку.

– Беркут, – прошептала я и приблизилась, чтобы лучше разглядеть ножны с его излюбленным кинжалом и саблей. Их положили прямо у насыпи, как вечное напоминание, кем был этот отважный человек и кем он умер…

– Ида плакала по Михелю. Бедная девочка была влюблена в него, – тихонько произнесла Маура. – Мне жаль, что твоя любовь тоже погребена под предательством мальчишки-навира.

Я сжала кулаки и зажмурилась, уговаривая себя дышать глубже. Зачем она говорит о нем? И откуда…

– Откуда ты знаешь?

– Игла и Мансур незаметно следили за тобой от того места, где сгорел кадар, и до самого Даира.

– Значит, она была не одна? – изумленно выдохнула я.

– Все это время Мансур держался рядом, но не мог показаться тебе на глаза. Мы знали, что тебя будут допрашивать. Навиры обязательно зацепились бы за знакомый образ. Иглу же ты видела впервые в жизни, – Маура неодобрительно покосилась в ту сторону, где осталась ученица Мансура, и продолжила: – Должна тебе признаться, дочь, мы заподозрили в убийце кадара гораздо раньше. Стоило Душечке упомянуть об иссушенном теле и колдуне, вокруг которого клубится тьма, я немедленно отправилась к учителю и обо всем ему рассказала. Они с Иглой и несколькими соратниками прибыли в Вароссу, чтобы выследить кадара, но он слишком хорошо скрывался. Мы были уверены, что твое поместье под надежной защитой от низших демонов, но не могли и предположить, что внутри укрылся предатель. Мансур вернулся в Вароссу, как только получил мою весточку о нападении на тебя. Вместе с ним мы стерегли поместье до вашего отбытия в Даир. Тогда ему пришлось уйти, а мне – снова укрыться в лесу, ведь следовать за вами значило раскрыть себя перед навирами. Если бы не мальчишка-предатель, они с Иглой не успели бы… Ох, даже думать об этом не хочу!

Я замолчала, обескураженная словами матери. До чего же странно этой ночью звучала правда о творившемся за моей спиной. Ее учитель, которого на протяжении многих лет я опасливо сторонилась, охотился на кадара, но даже всемогущий Мансур оказался бессилен перед коварством Арлана…

Мысль о том, что оба брата все эти годы желали мне смерти, застучала в виске латунным молотком. И один из них все еще жив. Наверняка потирает руки, радуясь моему бессилию…

– Я не смогла убить Айдана, – признание, полное сожаления, слетело с губ, опережая мысли.

Маура печально улыбнулась и провела рукой по моей щеке.

– И поступила верно. Смерть наследника воеводы привела бы тебя на рудники, – в голосе матери звучало одобрение, чего мне так давно не приходилось слышать. – Я столько лет убеждала тебя, что смерть Айдана необходима, но сейчас слишком неподходящее время для убийства этого ублюдка. Ты отомстила Арлану за смерть Михеля и выбралась почти сухой из хватки императорских шавок. Я горжусь тобой, дочь.

Очередная слезинка скатилась из уголка глаза, и я смахнула ее, не прощая себе слабости.

– Что бы я ни сделала с Арланом, этого никогда не будет достаточно. На Михеле держалась вся моя жизнь. Теперь она рухнула, будто взорванная крепость. Я никогда не позволяла себе думать, что однажды Беркута не станет, и теперь стою на его могиле. Он стал для меня и отцом, и другом, и наставником. Михель посвятил мне свою жизнь, а я так надеялась, что он наконец обретет счастье…

К горлу подступил комок слез, и я позорно разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Рука Мауры легла на плечо и сжала его в успокаивающем жесте. Очередная слабость в присутствии матери.

Внутри окончательно сломался стержень, на котором я держалась эти бесконечно долгие дни. Боль и горе выплескивались наружу горькими слезами. Я рухнула на колени и ласково провела ладонями по утрамбованной земле. Где-то под ней покоился прах лучшего мужчины в моей жизни.

Я никогда не была одинока… Несокрушимый Беркут возвышался за спиной, оберегая и советуя, сдерживая и направляя… Он приучил меня чувствовать его защиту и создал для этого целый отряд. С семи лет я жила под сильным крылом и наивно уповала, что это навечно… Верила, что Михель защитит меня от козней Айдана… Злилась на него из-за Ингара и жестоко обманывалась… Беркут никогда не ошибался, кроме одного фатального раза… Михель, как и я, верил Арлану.

Не знаю, сколько просидела у могилы друга. Мгновенья сливались в невыносимо долгие минуты, и те ускользали от меня, будто вода, которую не удержать в ладонях.

Когда на горизонте забрезжил рассвет, Маура обняла меня за плечи и прошептала:

– Нам пора уходить, дочь. Ты обязательно навестишь его снова, но на сегодня хватит.

Я подчинилась ее рукам и позволила увести себя от могилы. Бесконечные таблички и памятники явственно проступали в предрассветной серости, и их ряды казались бескрайними. Я брела, чувствуя объятия Мауры, и вновь ощущала себя ребенком. Впервые за последние годы материнская забота была столь явной и нежной. В гневе я клялась самой себе, что больше никогда не назову ее мамой, но сегодня была готова поступиться клятвой…

Игла ждала нас у костра. Она задержала взгляд на моем заплаканном лице, но благоразумно не проронила ни слова. Даже не усмехнулась. Маура вновь плеснула жидкость из склянки, оказавшуюся кровью, в огонь, и тот взметнулся пляской дикой стихии. Прежде чем войти в коридор пламени, она сухо велела Игле затушить костер после нашего ухода.

Маура шагнула в огонь, но сию же секунду отпрянула, топча загоревшийся подол. Я встретилась с изумленным взглядом матери и замерла. Костер не пустил нас обратно.

Мать не сдавалась. Она зажмурилась, что-то шепча, и вновь ступила в языки пламени, из которых мгновение спустя выпрыгнула, шипя от ожогов. Земля, повинуясь ее воле, размягчилась, и Маура ушла в нее по колено. Грунт потушил тлеющие башмаки и подол.

– Коридор закрыт, – пробормотала Игла, тараща глаза на мерно горящий костер. – Что-то произошло на той стороне. Кто-то потушил огонь.

– Знаю, – рыкнула Маура. Она хрустела пальцами, сама того не замечая, и над чем-то сосредоточенно размышляла.

– Нам нужно идти пешком, – заявила я.

Игла окинула меня снисходительным взглядом и отрезала:

– Я наслышана о твоей любви к сумасбродным поступкам. Вижу, молва не врет.

– И что ты предлагаешь, великий стратег? – рыкнула я.

– Зачем идти в лобовую атаку, если можно подобраться незамеченными? Забыла, что я могу?

Игла – лихомор! Почему это вылетело у меня из головы?

– Ты сумеешь спрятать нас троих? – скептически осведомилась я, невольно задумавшись, мог ли предатель укрывать теневой завесой больше одного спутника.