Я равнодушно пожал плечами, чувствуя, что не переем, даже если в одно лицо слопаю целую курицу. Уха была слишком ароматной и наваристой, чтобы подаваться к столу солдат или прислуги. Неужели это еда воеводы и его семьи?

– Почему меня кормят лучшим, что есть? – понизив голос, спросил я у Иды.

Та украдкой взглянула на Зилию и, убедившись, что старая кухарка не слышит, прошептала:

– Наместница распорядилась. Она места себе не находила, – Ида вновь воровато оглянулась вокруг и добавила: – Никогда бы не подумала, что она способна на такую самоотверженность. Их обряд – это… Я в жизни не видела ничего страшней и могущественней.

Мои брови удивленно взметнулись вверх. Амаль была полна противоречий, и эти противоречия не давали мне покоя.

– Хорошо, что ты не стал одним из тех, кто умер из-за наместницы, – помолчав, процедила Ида, опустив голову и впившись взглядом в грубую столешницу с множеством отметин от ножей. – Кадар убил пятерых девушек, только чтобы добраться до ее дара. И Дания… была бы жива, если бы не Амаль.

– Что за глупости? – процедил я, ощущая незнакомое доселе негодование… Защищать Амаль оказалось слишком… странно, но правильно. Отныне я не посмел бы отозваться плохо о той, кто уже дважды спасла мне жизнь. – Нельзя винить наместницу в том, что кто-то желает ее смерти.

Ида шмыгнула носом, не поднимая головы, но промолчала. Она терпеливо дождалась, пока я опустошу горшочек, и, схватив его, бросилась к корыту для мытья посуды. Я же сердечно поблагодарил Зилию и поплелся к солдатскому корпусу, что есть силы отмахиваясь от дурных мыслей о Дании и озлобленном горе Иды.

Солдатский корпус понемногу затихал. Большинство сослуживцев патрулировали поместье, кто-то коротал сутки в карауле. Остальные же готовились ко сну. Из-за двери кубрика раздавались веселые голоса, которые стихли, стоило мне появиться на пороге. Пять пар заинтересованных глаз пронзили мое тело беспощадней нарамских сабель.

– А вот и полюбовник наместницы вернулся. Ожил наконец-то, – хохотнул Данир, отчего перед внутренним взором возникла красочная фантазия, как я разбиваю это нахальное лицо о нашу общую тумбочку. Столько издевательской насмешки скользило в его голосе, что у меня свело зубы. – Теперь-то всем ясно, за какие-такие заслуги тебя из прислуги перевели к нам в отряд.

Трое сослуживцев согласно усмехнулись. Один лишь Ансар остался серьезен и собран. Он сверлил меня пытливым взглядом, отчего внутри скользкой массой расползлась тревога.

– Да не очень-то дорог ей этот хахаль. В Даир наша наместница без него уезжает. Даже наколку не велела сделать. Точно выгонит скоро, как дворового пса, – подхватил Наим – коренастый мужчина среднего роста, в волосах которого, несмотря на молодой возраст, виднелась седина. Его нос картошкой так и просился, чтоб его расквасили сильнее.

Да, спину каждого из солдат наместницы испещряли черные контуры наколки – солнце в окружении множества линий, причудливо переплетенных между собой. Я был счастлив, что наместница не вспоминала о нанесении этой рабской метки, но, оказывается, кое-кто узрел в моей чистой спине недобрый знак (или добрый – тут уж как посмотреть).

– Что ты сказал? – прорычал я. Кулаки сжались помимо воли, готовые к бою. – Можешь успеть повторить, пока я не сломал тебе нос.

– Что слышал, – фыркнул Наим. – Учти, здесь не любят выскочек. Особенно тех, кто путь наверх прокладывает под женской юбкой. А мы-то думали-гадали, что в тебе особенного, но это уж Амаль Кахир виднее.

– Да я тебя порву, ублюдок! – рявкнул я и бросился к мерзавцу, позабыв о слабости и мольбе Гаяна поберечь силы.

Наим отшатнулся, но молниеносным рывком выхватил кинжал из ножен. Я призвал верные тени из углов кубрика, и те выбили оружие из его цепкой хватки. Мне потребовалась всего пара мгновений, чтобы в несколько больших шагов преодолеть четыре кровати, что разделяли нас пропастью из черной зависти и непонимания, и замахнуться. Мой кулак почти достиг цели, когда чьи-то руки вцепились в меня сзади, оттаскивая от пышущего яростью Наима. Обладателем рук оказался Ансар.

– Здесь вам не поле боя, чтобы кулаками махать! Ваши жалкие издевки похожи на обыкновенную зависть! Будьте мужиками, а не базарными бабами! – рявкнул он солдатам, все еще удерживая меня от попыток вырваться и таки накостылять Наиму по всем местам, до которых только смогу дотянуться. – Пойдем-ка выйдем.

Эти слова адресовались уже мне одному. Ансар бесцеремонно вытолкал меня из кубрика, совершенно не впечатлившись стеной теней, устрашающе взметнувшейся за нашими спинами. На это колдовство ушли почти все силы, отчего ноги предательски задрожали, а живот скрутило узлом в рвотном позыве.

– Что ты устроил? – буркнул Ансар, сверля меня гневным взглядом.

– Всего-то хотел открутить голову этому ублюдку. Разве нельзя? – процедил я, все еще пожирая взглядом закрытую дверь кубрика, из-за которой вновь доносились оживленные голоса. Меня обсуждали, твари! – С чего они взяли, что мы с наместницей – любовники?

– Она так рьяно цеплялась за тебя после нападения кадара, что все все поняли. Даже воевода не убедил Амаль Кахир отпустить твою руку. Я попытался, но она чуть не сожгла меня.

Я потрясенно заморгал, позабыв о необходимости что-то ответить. Значит, полные слез глаза наместницы мне не приснились. Она и вправду отчаянно спасала меня… А после оттолкнула…

– Мне все равно, что вас связывает, – поспешил добавить Ансар. – Главное, не зазнавайся. Лавры нужно зарабатывать честным трудом, а не трудом в постели Амаль Кахир.

– Нас с наместницей ничего не связывает, – прорычал я, сжав кулаки до дрожи в пальцах. – Лучше скажи, почему они уверены, что я не еду в Даир? Амаль Кахир лично говорила мне, что там ей понадобится моя помощь.

– Сегодня утром она объявила список из десяти человек, кто отправится с ней, но твоего имени в нем не было, – пожав плечами, ответил Ансар.

Злость вновь вскипела в груди и огненным комком подступила к горлу. Не прощаясь, я бросился к кабинету командира. Собственная бесполезность оскоминой сводила зубы. Наместница больше не нуждалась в солдате, которого ей то и дело приходилось спасать.

– Правильно, иди проветрись. Больше никаких драк среди своих! – крикнул мне вдогонку Ансар, но я уже не слушал.

Из-под двери кабинета Беркута пробивался неясный свет свечей. Значит, командир на месте. Я грубо постучал и, не дожидаясь ответа, ворвался внутрь. Беркут что-то писал на листке писчей бумаги, когда я по-хамски распахнул дверь.

– Очухался? Это хорошо, – несколько пренебрежительно бросил мне командир, вернув перо в чернильницу.

– Почему меня вычеркнули из списка сопровождения? – требовательно спросил я.

– Ты забываешься, солдат, – процедил Беркут. – Не смей говорить со мной в таком тоне! Я не рядовая шавка, вроде тебя!

Я ощутимо прикусил язык, возвращая себе спокойствие, и заговорил вежливее:

– Простите, командир. Перед нападением наместница сказала, что нуждается в моей помощи. Почему сейчас я вычеркнут из списка?

– Это распоряжение Амаль Кахир. Мало того, она пожаловала тебе достойную награду за попытку спасти ее от кадара и велела убираться из поместья не позже, чем послезавтрашним утром.

Я вновь заморгал, переваривая слова Беркута. Амаль выгнала меня?! После того, как сама же спасла?!

– Но почему? – процедил я, размеренно дыша в попытках усмирить бурю.

– Понятия не имею. Советую самому спросить у наместницы, если она, конечно, захочет с тобой разговаривать, – отрезал командир.

С этими словами он отпер небольшим ключом длинный выдвижной ящик стола и достал оттуда увесистый бархатный мешочек. До моих ушей донеслось отчетливое позвякивание монет. Беркут швырнул его мне без предупреждения. Ведомый инстинктом, я поймал мешочек, ощутив его тяжесть. Наместница не поскупилась, расплачиваясь за мою провальную попытку ее спасения.

Я внимательно вгляделся в равнодушное лицо Беркута. Говорил бы он со мной с таким же спокойствием, если бы знал, что я нагло гладил руку его женщины? Почему же солдаты не насмехались над командиром? Почему именно меня записали в ее фавориты? Разве никто не знал об отношениях Амаль с Беркутом? И почему я сам о них забыл?