– Непременно спрошу, – процедил я и покинул кабинет командира, ощущая небывалую близость провала. Вот он – протяни руку и дотронься до позора, от которого не отмыться, как ни отхаживай тело горячим веником в бане. Разведчик… Курам на смех!

Следующим утром я сердито забросил все свои нехитрые пожитки в побитый жизнью парусиновый вещевой мешок и оказался предоставлен сам себе. Соседи не скрывали насмешку на лицах, но озвучивать ее не решались. Мое изгнание не вызвало сожаления в душах людей, с которыми я так и не нашел общего языка. Мне тоже не полагалось его испытывать, но глупая горечь незаметно проникла куда-то под ребра, обвила каждую жилу, смешалась с кровью и с ней же победоносно проскользнула в сердце. Обманывать себя оказалось не так-то просто. Я стремился сопровождать Амаль не для того, чтобы уберечь ее ради Тира. Я бы уберег ее ради нее самой. Как она уберегла меня… Скажи мне кто-нибудь об этом всего месяц назад, я бы рассмеялся в лицо шутнику. Сейчас же вместо смеха губы изгибались в гримасе гнева.

Явившись без приглашения в дом Амаль, я замер в ожидании у подножия лестницы. Казалось, время превратилось в кисель и застыло. Вокруг сновала прислуга, солдаты косились на меня в недоумении, а я топтался и топтался на месте, вознамерившись поговорить с наместницей во что бы то ни стало.

Амаль спустилась лишь через час в сопровождении верной свиты – Беркута и Ансара. Я шагнул навстречу, но споткнулся о властный жест рукой. Амаль не желала, чтобы я приближался. Она удостоила меня надменным взглядом, бросив на ходу: «Я распорядилась, чтобы тебе дали коня. Уезжай из поместья не позже завтрашнего утра. И не смей мне перечить». Наместница гордо удалилась, а я остался сверлить гневным взглядом ее прямую спину, как и спины двух преданных псов в коричневой солдатской форме. Кажется, у старшего Ак-Сарина появился повод хорошенько врезать мне по лицу. Жених его сестры незаметно для самого себя проникся к Амаль Эркин болезненным безымянным чувством на грани ярости и ревности.

Не теряя надежды поговорить с наместницей, я отложил гордый отъезд до завтрашнего утра. Чуть солнце взойдет над горизонтом, Варосса останется позади ворохом смутных воспоминаний.

Я навестил могилку Дании, на которой установили дощечку с выжженным именем и годами жизни. Небольшой холмик, где покоился сосуд с ее прахом, устилал цветочный ковер – наверняка работа подруги, потерявшей с Данией частичку себя.

Остаток дня я провел на кухне, слушая истории Иды. Она вспоминала об их с Данией детстве, об играх и нагоняях от названых родителей, об их смерти и первых днях в поместье наместницы. Время тянулось, будто резиновое. Трижды я замечал за окном Амаль, но за ней неустанно следовал Беркут. Разговор при нем не заладится… Чего же еще я ожидал? Его любимая женщина чудом не погибла. Да я бы стал ее тенью на месте командира.

Когда солнце давно зашло за горизонт, а помощницы кухарок приступили к мытью посуды после ужина, Ида поставила передо мной тарелку с традиционным нарамским блюдом салмой и понимающе улыбнулась. Сегодня я оказался неблагодарным собеседником, погруженный в собственные мысли и печали, но девушка не обижалась. Она жалела меня – изгнанного и выброшенного на произвол судьбы.

Годами взводный твердил, что природа щедро отсыпала мне все задатки хорошего разведчика, кроме холодного ума. Бесчисленное множество раз он ругал мои вспыльчивость и импульсивность. Я был твердо уверен, что справился с ними, и фатально ошибся.

Деревянная ложка стукнула по столу, когда я поднялся.

– Неужели не вкусно? – нахмурилась Ида.

Уже на ходу я заверил девушку, что салма удалась на славу, и помчался к дому наместницы. Раз не сумел совладать с качествами, за которые меня отчитывали годами, то дам же им волю. Пока не узнаю, чем продиктовано решение Амаль, не покину поместье!

В коридорах дома плясали густые тени, отбрасываемые масляными лампами и свечами. Я крался по лестнице, покрыв себя мороком и прислушиваясь к отдаленным голосам. Вскоре они приблизились, отчего мне пришлось замереть в углу. Амаль в сопровождении Беркута и Арлана гордо прошествовала вниз. Она выглядела равнодушной и собранной, в то время как оба ее спутника напряженно переглядывались.

Троица скрылась за поворотом, и я проследовал за ними, не выныривая из теней. Горничная успела зажечь каждую из свечей перед кабинетом наместницы. Я скрипнул зубами от злости и вынужденно остался на месте. Амаль с братом и верным холуем исчезли за дверью, а горничная будто нарочно не торопилась убраться с дороги. Когда она наконец скрылась из виду, я двинулся к кабинету так тихо, как только мог.

В небольшом холле пришлось потушить половину свечей, чтобы не выдать себя в ярком свете. Я приложил ухо к прохладному дереву и прислушался к голосам за вычурной двустворчатой дверью.

– Отец, послушай же! – донесся оттуда возмущенный голос Арлана. – Я против этого брака! Мирейцы никогда не питали нежных чувств к Нараму! С чего бы Ак-Сарину вдруг так страстно желать заключить брак с твоей дочерью?! Вдруг он попытается надавить на тебя через Амаль?!

– Твоя сестра займет место жены воеводы. Разве ты не желаешь ей добра? Никто не предложит ей лучшего. Если вообще кто-то, кроме Ак-Сарина, осмелится что-то предложить, – раздался спокойный голос воеводы.

– Мне кажется, отец, будто ты рад спихнуть свою дочь с глаз долой! – вспылил Арлан, чем знатно меня удивил. Я и не думал, что средний сын воеводы способен перечить отцу, да еще и вступаться за сестру.

– Я не хочу, чтобы она осталась моей головной болью на всю жизнь! – рявкнул воевода. – Амаль нужен муж! Кроме предложения Ак-Сарина, я не получил ни одного! И вряд ли получу, учитывая славу моей дочери и слухи, которые ходят о ней и… кхм… мужчинах ее отряда.

– Глупости! – отрезал Беркут. – Достопочтенный воевода, мы – верная свита наместницы. Ничего более.

– Расскажи это недалекой знати, любящей почесать языками в лавке брадобрея.

– Прошу прощения, достопочтимые отец и брат, – прервала их Амаль, и в ее зычном голосе проступила так хорошо знакомая мне сталь. – В последнее десятилетие женщины получили право принимать участие в решении своей судьбы. Так вот, я прошу вас учитывать мое мнение. И я согласна на предложение Ак-Сарина.

Неужели план Тира сработал?! Он был слишком шаток, слишком дерзок, но, на удивление, жизнеспособен!

– В отличие от тебя, твоя сестра понимает, что другого такого шанса не представится, – голос воеводы сочился ликованием. Еще бы, он оказался как никогда близок к тому, чтобы избавиться от опостылевшей обузы. – Амаль станет вторым человеком в Мирее. Разве этого недостаточно для счастья?

– Велико счастье – править нашей бывшей колонией, – фыркнул Арлан. – Как бы этот брак не обернулся траге…

– Решено! – оборвал сына воевода. – Завтра же я отправлю согласие Ак-Сарину! Пусть шлет прошение императору и приезжает в Даир для сватовства! Амаль, к приезду навиров все готово?

Я вновь навострил уши.

– Да, к завтрашнему вечеру сборы будут закончены. Для Айдана подготовили экипаж.

– Завтра я соберу большое собрание, на которое приглашу советников и навиров. Обговорим план действий. Надеюсь, мы все живыми и здоровыми доберемся до Даира.

Чьи-то твердые шаги приблизились слишком быстро, отчего я едва успел отскочить от двери. Воевода прошествовал мимо, ворча на среднего сына. Арлан терпеливо слушал, но весь его вид кричал о том, что он готов и дальше возражать отцу. Амаль с Беркутом не спешили покидать кабинет, дверь которого так и осталась приоткрытой. Поддавшись мимолетному болезненному любопытству, я проскользнул внутрь, чудом не столкнувшись с командиром. Он деловито окинул взглядом небольшой холл, убеждаясь в отсутствии лишних ушей, и со злостью захлопнул дверь.

В кабинете наместницы царил полумрак, разрываемый лишь пятью свечами в витом канделябре на ее письменном столе. Кресло пустовало. Амаль стояла у окна, задумчиво глядя на свое отражение в стекле. Я же выбрал себе место за камином. Там оказалось особенно темно.