Ты даже не представляешь насколько. Попробуй разозлить ее, и узнаешь.

– Тебе известно, что она сбежала от брата? Я писал об этом.

С видом уставшего ребенка, которого строгий учитель заставляет учиться читать, Тир кивнул.

– Мне хватало и своих проблем. Я думал, что Амаль поможет мне их решить, а не принесет в загашнике свои, – наконец признался он.

В этом был весь Тир. Чужие горести, если не совпадали с его проблемами, почти никогда не волновали воеводу. Я давно свыкся с его самовлюбленностью, но не все соглашались терпеть подобное. Женщины, например, долго не выдерживали, если он сам раньше не исчезал из их жизней.

Я не мог назвать Тира другом. Скорее, товарищем, вынужденным подопечным, а теперь и будущим родственником, которому требовалась защита. Кем же он считал меня – загадка.

– Ты даже не представляешь, сколько горя принес ей брат. Я не стал писать этого в письме, – признался я и поведал Тиру все, что случилось после моего появления в Вароссе.

За это время Брай успел принести нам ужин и графин с хлебным вином. В перерывах между блюдами я рассказывал и рассказывал, пока глаза воеводы медленно округлялись и от выпитого, и от услышанного. Опустил я только наши странные чувства, переросшие в пылкую ненависть с ее стороны. Ни к чему Тиру это было знать. Я поклялся себе стать Лире лучшим мужем из всех возможных. Пусть же унизительные чувства к бывшей наместнице Вароссы останутся моим секретом.

– Если бы Амаль не сбежала, то люди Айдана убили бы всех ее солдат. Не знаю, что сделали бы с ней самой. Возможно, старший брат пытал бы ее лично. Судя по всему, у него беда с головой. Как и у младшего брата, – закончил я.

– Значит, я нужен Амаль не меньше, чем она мне. Нет для нее ничего хуже, чем возвращение к ненавистному брату. Пожалуй, это можно использовать, – покрутив в руках рюмку, подытожил Тир.

– Я знаю ее не так долго, но понял одно: Амаль мягче, чем кажется. Не пытайся сломать ее, если можно договориться. Она лучше, чем ты думаешь о ней. Чем мы думали о ней, – выпалил я.

Глупая детская зависть заставила меня презирать Амаль. Тир же перенял отношение как от отца, так и от меня. Он судил о ней так, как судил я. А я ошибался.

Я считал себя покинутым ребенком, рожденным благодаря издевательской шутке природы. Мечтал заслужить любовь отца с матерью, но видел в их глазах лишь страх. Изредка мне доводилось встречать Мауру с ее дочерью – кудрявой черноглазой девчонкой, разряженной, словно дорогая кукла. Она покорно следовала за матерью, высокомерно не замечая людей вокруг.

Маура с гордостью предъявляла дочь миру, как величайшее сокровище, и я наивно считал Амаль счастливейшим ребенком на свете. Еще бы, дочь воеводы и сильнейшей ведьмы! Будучи забитым, завистливым мальчишкой, я, конечно же, не слышал ни о каком привороте. Амаль виделась мне счастливицей, получившей все сокровища мира.

Теперь же я с грустью понял, что в Даире рос ребенок, еще более несчастный, чем я. Мы оба – покинутые и преданные дети.

И именно это я хотел донести до Тира.

– Уж прости, друг, но мягкой она не выглядит, – отрезал воевода. – Эта ведьма сожрет меня с потрохами, если я расслаблюсь.

– А ты попробуй стать ей другом, а не врагом. Ради друзей она готова на все.

Например, уговорить свою мать помочь мне, предателю и лжецу, выторговать у нее мою жизнь, а после – отпустить в стремлении вновь спасти. Я опрокинул в себя очередную рюмку, только бы забыть о гадком ощущении собственной ничтожности.

– Другом, говоришь? Другом можно. Как женщина она меня не очень-то привлекает. Видел бы ты ее вчера – худая, лохматая, грязная и, судя по всему, чуток не в себе. Нет, в постели мне таких не нужно.

В груди завозилась непрошеная ревность. Только попробуй протянуть к ней лапы, которые щупали уже сотни женщин! И тогда… а что тогда? Да ничего…

Амаль скоро станет его супругой, и я не посмею мешать. Но и пользоваться ею не позволю! Хотя бы в благодарность за спасение жизни.

– Так почему ты еще не поговорил с ней? – поспешил я увести беседу из опасной колеи.

Тир замешкался, старательно пережевывая кусок мяса, прежде чем ответить:

– Был занят. Сегодня утром ездил на кожевенную фабрику. Там бунтовали рабочие.

Я вздохнул. Бунты на крупных и мелких мануфактурах случались все чаще. Помощники Иссура подтачивали спокойствие столицы Миреи, разъезжали по деревням и городкам, обещали народу золотые горы. Власть Тира держалась на волоске.

– А после?

– А после у меня не было настроения, – буркнул воевода.

Я вгляделся в его раздраженное лицо и фыркнул:

– Ты ее боишься, что ли?

– По-твоему, я трус? – вспылил Тир, чем только доказал мою правоту.

– В этом нет ничего зазорного. Ее многие боятся.

– Один ты, что ли, смельчаком заделался? Или ты не все рассказал, друг?

Тир с подозрением всмотрелся в мои глаза, отчего я вдруг почувствовал себя опальным колдуном на допросе у навиров. Однако многолетнее обучение не прошло даром, и равнодушно-скучающее выражение намертво вросло в мое лицо.

– Ты в чем-то меня подозреваешь?

Тир еще несколько мгновений вглядывался в мое лицо, а после ухмыльнулся и выпил снова.

– Нет, конечно. Как эта дикарка может сравниться с моей драгоценной Лирой?

Я согласно кивнул и медленно выдохнул. Этот разговор так и норовил свернуть не туда. Его пора было заканчивать.

– На днях я планирую бал, на котором мы объявим о помолвке. Он непременно станет самым обсуждаемым событием года. Письмо с согласием императора пришло еще неделю назад. Я-то раздумывал, как бы помягче написать, что помолвка не состоится. Вот и не придется выкручиваться. А ты не вздумай улизнуть, как делаешь обычно. – Тир отсалютовал мне рюмкой и осушил ее одним глотком. Он входил в раж. – Как только Лире исполнится двадцать, мы отметим и вашу помолвку. Я устрою для сестрицы лучший в мире праздник, – пообещал он, на что я искренне улыбнулся.

Лира заслужила самую пышную в мире помолвку и свадьбу, которая по размаху превзойдет даже свадьбу цесаревича. Осталось подождать всего три месяца.

Вскоре мне удалось распрощаться с Тиром. Пока я плелся к воротам, решив оставить Зарю до завтра в конюшне воеводы, ноги казались чужими, словно пришитыми к телу неумелым портным. Нельзя было столько пить, но с Тиром никогда не получалось по-другому.

Путь до корпуса навиров пролегал по набережной Звонкой. Адрамская рота расположилась в получасе ходьбы от имения воеводы, на том же берегу реки. Привилегированные войска, иначе и не скажешь!

Высоченная стена, окружавшая корпус Адрамской роты, превосходила два моих роста и заканчивалась острыми железными пиками, которые чуть заметно рябили при свете дня. Сейчас же, во тьме, вспоротой аллеей фонарей, которая вела к воротам, они выглядели безобидными. На самом же деле опасность таилась даже не в острых пиках, а в колдовской защите. У каждого корпуса навиров она была уникальна.

Караульные пропустили меня, ничего не спросив, но любопытными взглядами едва не прожгли во мне дыры. Никто, кроме Брая, Ратнара и еще нескольких особо доверенных бойцов, не знал, что за задание мне доверили. Пусть наш взвод и был, пожалуй, самым дружным из всех, но тайна, доверенная тридцати мужчинам, – уже не тайна.

Взбесившийся к ночи ветер со злобой голодного пса трепал флаг империи и знамя навиров, огни в фонарях мерцали, а за воротами явно что-то происходило. Я поудобнее перекинул через плечо вещевой мешок и поплелся к статуе Окомира Нава, которую обступил десяток полностью экипированных всадников. Зычный голос их командира был до щемящей тоски знаком. Ратнар! Мой лучший друг, командир сыскного отряда, человек, хлебнувший за десятилетие службы ушат дерьма, но не подавившийся ни единым глотком.

Со дня нашего знакомства Ратнар не переставал быть моим примером для подражания. А познакомились мы еще в кадетском корпусе, где он, молодой, но уже бывалый, делился с нами опытом на одной из вылазок. Мы охотились на колдунов-отшельников, любивших полакомиться человечиной. Тогда-то Ратнар и показал свое мастерство, запросто пронзив десяток людоедов незримыми стрелами, сотканными из воздуха и магии. После он еще и угостил нас выпивкой. Идеальный наставник.