Девица раздраженно вздохнула, и уже через мгновенье мой огонь поглотили сползшиеся из темных углов тени, походившие на вязкую черную жижу. Это стало бы отвратительным зрелищем, если бы мне не было так наплевать. Второй лихомор за жалкий месяц! Вот уж не думала, что они встречаются на каждом шагу.
– Уж простите, но у меня нет времени наблюдать за сладкой родственной местью, – буркнула девица, насмешливо заглянув мне в глаза.
Я мимолетно осмотрела свою спасительницу, отметив высокий рост, горделивую осанку, длинные волосы с двумя тугими косичками на висках и темные глаза, взирающие на меня пугающе высокомерно. В их глубинах будто бы жили полчища демонов. Эта девица и сама походила на исчадие преисподней – смертоносная, облаченная в черную мантию и абсолютно невозмутимая.
Стон, разорвавший тишину ночи, заставил меня вспомнить об Айдане и обернуться. Старший брат пожирал меня взглядом раненого зверя, пока кровь из сломанного носа заливала его лицо. Неужели все это время он оставался в сознании? Похоже, Айдан был прав. Я с удовольствием уничтожила бы всю их семью.
Во взгляде старшего брата не осталось ненависти или презрения, там плескался только страх. Я медленно направилась к нему, призвав огонь на пульсирующую жаркой болью ладонь и подбросив его вверх. Айдан не сводил глаз с плывущего пламени. Оно издевательски замерло прямо над его головой.
Я застыла, равнодушно взирая на брата и не испытывая ничего, кроме брезгливости. Совсем недавно моей мечтой была его смерть. Мученическая смерть. И вот он на ладони. Только направь огонь, только пожелай и станешь воеводой. Уничтожь ненавистную тварь, и у рода Эркин останется единственная наследница. Возможно, Маура так бы и поступила. Возможно, я сама довела бы до конца то, о чем грезила последние шесть лет… Если бы не навиры и их грядущие допросы. Смерть Арлана – защита моей собственной жизни, но сожжение Айдана иначе, чем хладнокровной местью, не назвать.
– Боишься меня? – мой охрипший голос, казалось, отозвался от каждой стены.
Брат молчал, не сводя с меня глаз. Он ни за что не признается в том, какой ужас я в него вселяю. Айдан слишком горделив, а у меня нет желания пытать его.
– Помни, что я могу. Помни и то, что я оставила тебя в живых, хотя могла бы убить.
С этими словами я демонстративно дунула на огонь, гася его силой мысли, и сплюнула под ноги Айдану. Тихое фырканье заставило нас обоих воззриться на девицу, наблюдавшую за развернувшимся действом с небывалым любопытством.
– Вот уж не думала, что, выслеживая кадара, наткнусь на правящую семейку, которую, как оказалось, пожирают внутренние распри. Забавный змеиный клубок у вас получился. А на людях такая любящая семья. Аж тошно.
– Ты кто такая? – прохрипел Айдан.
– Дайте-ка подумать, – глумливо призадумалась девица. – Я – длань Творца, спасшая род Эркин от окончательного вымирания.
Айдан окинул нашу спасительницу хмурым взглядом и процедил:
– Ты разговариваешь с воеводой. Неуважение может стоить тебе жизни.
Девица расхохоталась так громко, что ее смех, казалось, долетел до самых звезд. Она взглянула на Айдана так уничижительно, будто видела перед собой покрытого струпьями нищего, но уж никак не первое лицо Нарама.
– Отыщи меня сначала, воевода.
С этими словами незнакомка растворилась в призванных склизких тенях. Во мне не осталось сил размышлять, почему она появилась так вовремя, как выследила кадара, да и кто она такая, бесы ее разорви! Пожалуй, буду считать девицу дланью Творца.
В мыслях царила маслянистая чернота, сожравшая всю боль сегодняшней кровавой ночи. Слез тоже не осталось. Все они сгинули в этой вязкой тьме.
– Не слишком ли вовремя она появилась? – процедил Айдан. – Я чувствую себя актером в дурацкой пьесе.
– Какая уж тут пьеса? Эти твари убили отца… и Беркута. Будь прокляты такие спектакли, – пробормотала я и поспешно отвернулась, борясь с желанием метнуть в старшего брата сгусток пламени.
Мой блуждающий взгляд зацепился за небрежно брошенную Арланом портупею. Чернота сгустилась и заволокла взор. Эта тварь отобрала у меня подарок Беркута – единственное, что от него осталось. Пожалуй, перед сожжением не помешало бы перерезать глотку выродка тем самым кинжалом, омыв его лезвие в крови, как делали воины Нарама! Кровь за кровь. Смерть за смерть.
Я прошаркала в глубь пещеры, небрежно пиная склянки, разбросанные кадаром, подобрала портупею и водрузила ее на прежнее место, нежно проведя пальцами по рукоятке камы. Та отозвалась смертным холодом. Казалось, кинжал умер вместе с дарителем.
Не оборачиваясь на Айдана, я побрела к реке, ощущая на языке вкус дыма, горечи и рвоты. Вода яростным течением остудила мои пылающие ладони, обволакивая их холодом непокоримой стихии. Я умывала лицо, стиснув зубы от боли, но продолжала и продолжала, стремясь во что бы то ни стало смыть с себя смерть. И она утекала вместе с водой, но тьма в душе расползалась, словно туман, поглощая любые чувства, теплящиеся там.
Я бессильно опустилась прямо на мокрые камни и уставилась на звездное небо, подставив лицо речным брызгам. На щеке пылал след от подошвы Арлана, ладони пульсировали болью, а тело содрогалось от слабости. Во мне не осталось ничего, и сил жить – тоже. Где-то неподалеку умывался Айдан в попытке смыть с лица багряные реки крови. Мне было плевать на присутствие брата. Его для меня не существовало. Я осталась один на один со звездным небом. Оно застыло равнодушной глыбой, как и той проклятой ночью, когда мы с Ингаром устало лежали в траве и впервые говорили по душам.
Айдан приблизился тяжелым шаркающим шагом и на миг замер рядом. Я уж решила, что братец задумал придушить меня то ли в отместку за Арлана, то ли из старой ненависти, но тот неожиданно прошел мимо.
Его шаги удалялись, а я так и не оторвала равнодушного взгляда от холодных звезд. Айдан ушел без меня, не причинив вреда. Не к добру это. Наверняка он отыщет лагерь первым и расскажет навирам душещипательную историю о том, как бешеная ведьма сожгла его любимого брата. Трижды плевать. Пусть хоть лично проводит меня на плаху… Пускай сбудется его великая мечта…
Не знаю, сколько пролежала на берегу реки, ощущая спиной холод остывшей земли и жар в пузырящихся волдырями ладонях. Минуты или же часы замедлили свой ход, слившись в водоворот смутных воспоминаний. Сгоревшее тело Алхана, разбойники, которых я без зазрения совести пытала, тело коменданта, камнем ушедшее на дно реки, кинжал в руке Надира Леяна, Ингар в окружении десятка колдовских огней, Арлан, молящий о прощении и пощаде. Их образы смешались, краски смазались, оставив неизменным лишь пепел. Зверь, рожденный от приворота. Только Беркут верил в меня, в мою душу, в сострадание и доброту, в силу и отвагу. И вот его нет. А я осталась и отомстила. Что мне делать дальше? Есть ли жизнь после его смерти?
Вскоре тело моего единственного друга предадут огню, и я обязана проводить его в царство Творца. Мысль о Михеле стала тем рычагом, что сумел поднять мою истлевшую телесную оболочку с земли и заставить осмотреться. Как давно ушел Айдан? И куда он направился?
Я всматривалась в горную гряду, намеренно не оборачиваясь на пещеру, ставшую усыпальницей для двух палачей, павших в собственной ловушке. На горизонте занимался рассвет, а ночной сумрак неохотно уступал место серости раннего утра. Позади ночь, полная крови и праха, а я будто бы осталась навеки в ее капкане.
Яркий всполох света где-то высоко над головой разорвал предрассветный полумрак. Я всмотрелась в темноту гор и ахнула – он был не один. Десятки светлячков плавали в воздухе, будто сухопутные маяки. На пару мгновений в душе затеплилась надежда, что сгустки света – дело рук кого-то из сопровождающих нас навиров. И такой она была упоительной, что пришлось одернуть себя и строго напомнить о множестве кочевников, обитающих в этих краях. Повстречаться с ними в утренней полутьме – не лучшая затея.
Несмотря ни на что, слабый проблеск веры велел мне двигаться к светлячкам, будто мотыльку, летящему к костру. Я брела по заросшей тропке, царапая руки о когтистые лапы кустарников, но не упускала огоньки из вида. Они приближались ко мне, как и я к ним. Иногда светлячки разделялись, рассыпаясь, будто бусины с оборванной нитки, но вскоре вновь собирались в строй.