– А я, отец?! – возмущенно воскликнула Амаль. – Это мой дом! Я не останусь в стороне!

– Ты со мной, – милостиво кивнул воевода. – Твоя сила может нам пригодиться, если убийца все еще там.

– Достопочтенный воевода, я уверен, что он уже улизнул. Смерть солдата должна была вызвать переполох, – поправил его я. Цепкий взгляд воеводы прошелся по мне, внимательно изучая, после чего тот одобрительно кивнул.

Уже через пару минут парадный зал наполнился солдатами наместницы. Их было никак не меньше тридцати. Еще двадцать отправились провожатыми со знатными гостями. Девять солдат империи подоспели вслед за остальными. Никто из них еще не знал, что лишился сослуживца.

При взгляде на черную форму армии Белоярова Ида громко всхлипнула и вновь разрыдалась, старательно зажимая рот рукой. Через пару секунд она поняла, что та все еще в разводах засохшей крови, и бедняжку вывернуло наизнанку. Я схватил со стола ближайший кубок с вином и сунул ей под нос. Беркут, брезгливо поморщившись, отдал Иде свой носовой платок. Она благодарно улыбнулась и залпом осушила вино, после чего вытерла рот и вновь принялась остервенело вытирать руки о расшитый цветами передник.

Беркут разделил солдат на три группы, возглавляемые воеводой и его сыновьями. Я настойчиво потянул Иду за собой, и та не упиралась. Слезы на ее опухшем лице просохли, оставив лишь опустевший взгляд. Девушка послушно плелась следом, а я сам старался держаться ближе к наместнице. Псина преданно трусила рядом с Беркутом, то и дело заглядывая тому в глаза.

Прислуга высыпала на улицу. Женские и мужские крики разрывали умиротворенную ночную тишину, наполняя мертвенным страхом свежий вечерний воздух. Завидев нас, женщины запричитали еще громче. Ужас распространялся по поместью почти осязаемыми волнами.

Посреди плаца Беркут вдруг застыл как вкопанный, задрав голову к небу. Он выставил вперед согнутую в локте правую руку, и на нее тут же приземлился массивный орел – один из тех, кого командир отряда наместницы так трепетно приручил. Всего у него их было семь, но лишь двух Беркут выпускал на волю как дозорных. Они раз за разом не приносили с собой ничего, кроме жгучего разочарования. Похоже, сегодняшний вечер не стал исключением. Беркут внимательно вглядывался в глаза орла, после чего отпустил того в воздух. Птица взмыла вверх и полетела к конюшне – под ее крышей располагалось их жилище.

– Ничего? – в голосе наместницы скользила безнадега. От ее горделивой осанки и каменного лица не осталось и следа. Плечи Амаль устало опустились, а глаза блестели от ужаса. Несгибаемую наместницу подкосила смерть девчонки, которую она так старательно оберегала.

Беркут покачал головой и продолжил путь. Все это время я тихонько звал Рефа в надежде, что старый ворчун услышит, но получал в ответ вязкую тишину. Воспоминание о демонах, которых кадар с легкостью натравил на Рефа в той подворотне, мучило меня и рвало душу дурным предчувствием. Что, если сегодня они сумели одолеть моего старика?! Страх скручивал горло и желудок, но я упрямо отгонял его. Реф – бесплотная тень. Его нельзя уничтожить! Самира не смогла, не сможет и кадар!

Причитающая прислуга расступилась перед нами живым коридором. Михель с Ансаром настойчиво потеснили воеводу и Амаль, собравшихся войти первыми. Я неизменно держался плечом к плечу с наместницей, не забывая тащить за собой Иду, ноги которой отчаянно заплетались.

Мысли о смерти Дании – наивной, скромной, веселой девчонки, которая с нетерпением ждала нашей следующей встречи, – еще успеют истерзать меня. В эти минуты безопасность наместницы была моей главной задачей. Если убийца проник в поместье, переманив на свою сторону сообщника или же поработив его, значит, у него была цель. И что это может быть за цель, если не Амаль Кахир? Иначе зачем ему потребовалось бы бороться со столькими препятствиями, если по улицам Вароссы ходит немыслимое количество молодых невинных девушек?

Дом прислуги пустовал. Каждый из его обитателей поспешно сбежал, укрывшись на улице от духа смерти, витавшего в воздухе. С каждым лестничным пролетом, приближавшим нас к комнате под крышей, мое сердце колотилось быстрее. Жалость к молоденькой девчонке, не успевшей повидать ничего, кроме кухни, упрямо рвала мою душу, будто писчую бумагу, сдавливая горло. Вчера Дания взяла с меня обещание навестить ее, если выдастся свободная минутка. Вот я и навестил…

При виде мертвого тела солдата, из-под которого натекла приличная лужа крови, Ида сдавленно взвизгнула. Ее собственные алые следы вели с небольшого пролета у двери вниз по ступенькам. Сабля торчала из живота солдата незыблемым символом смерти, а сине-багровое лицо застыло в посмертной маске непонимания.

Пес Беркута первым проворно взбежал по ступенькам и внимательно обнюхал тело. Повернувшись к застывшей от страха Иде, он оскалился и зарычал на нее. Командир одернул кобеля, и тот пристыженно поджал хвост. Беркут переступил через тело и отворил хлипкую дверь. Я направился следом за ним, предусмотрительно не пропуская наместницу вперед. Позади послышался ропот трех солдат воеводы, отправленных с нами. Смерть сослуживца повергла их в ужас, но мне не было дела до чужого горя. Я застыл в дверях, наткнувшись взглядом на тело Дании.

Беркут осматривал комнату, а за моей спиной толпились люди, которым было тесно на узкой лестнице и тревожно рядом с трупом. Они недовольно перешептывались.

– Парень, что там? – голос воеводы вывел меня из оцепенения.

Я посторонился, все еще не в силах отвести глаз от иссушенного тела в тонкой ночной рубашке до пят, варварски измазанной в крови. Кадар убил Данию ударом ножа в сердце. Ее иссохшие руки и ноги свела судорога, кости черепа обтягивала тонкая кожа, похожая на смятую бумагу, а наполовину вылезшие длинные волосы рассыпались по полу русым дождем.

Сдавленный крик заставил меня обернуться. Ида с ужасом таращилась на тело подруги и задыхалась от ужаса. Она опасно пошатнулась, но наместница успела удержать помощницу кухарки на ногах. Та благодарно кивнула и закрыла лицо руками. Амаль участливо положила руку мне на плечо. От неожиданности я чуть было не стряхнул ее, но сдержался. Она выражала мне соболезнование. Но почему?

Пес Беркута крутился вокруг тела, сосредоточенно обнюхивая его. Он рыскал по комнате, кружился волчком, но так и не взял след. Кадар исчез из комнаты так же, как и появился, – с помощью демонов-прислужников.

– Следа нет, – озвучил и без того понятную всем истину Беркут.

– Последняя жертва, – протянул я, вдруг отчетливо вспомнив слова Дании.

Амаль изумленно воззрилась на меня, как и все присутствующие, кроме Иды. Девушка все так же закрывала лицо руками, а наместница поддерживала ее под локоть в страхе, что та вновь решит свалиться без чувств.

– Вчера Дании полегчало. Голоса в голове, которые сводили ее с ума, отступили, – пояснил я. – Один из голосов приказывал гордиться тем, что она избрана последней жертвой. Значит, этот обряд требует пять смертей. Дания… стала пятой. Теперь нам остается только ждать.

– Ждать?! – вспылила наместница, отчего Ида испуганно вздрогнула и наконец отняла руки от лица. – Чего ждать?! Пока всех жителей поместья перебьют, как скот?!

– Парень прав. Мы должны дождаться навиров. Уж им-то под силу поймать душегуба. Если убийства ритуальные, то нам всем лучше довериться им, – осадил дочь воевода.

Та гневно сверкнула глазами на отца, но перечить не посмела.

– Тело нужно сжечь, – распорядился воевода, обратившись к дочери. Амаль кивнула, с болью взглянув на иссохшее тело Дании, а после – на меня.

На лестнице послышался топот. Мы насторожились. Я мгновенно поднял тени, готовый отразить любую атаку и закрыть нас щитом, на ладони Амаль вспыхнуло пламя, а пес Беркута утробно рыкнул, но тут же замолчал. В поле нашего зрения возникло знакомое лицо Данира – соседа, с которым мы не поделили тумбу. Он опасливо взглянул на пламя, которое наместница поспешно потушила, и отрапортовал воеводе: