Еще через час объявился Реф. Голосом, истекающим едким ядом, он рассказал, что к отцу Айдан не пошел и от бессильной злости опустошил бутылку настойки, даже не потрудившись найти закуску. Наследник воеводы костерил Амаль на чем свет стоит, обещал отомстить злобной твари и обзывал себя последними словами за трусость перед ее фокусами.

Я с готовностью сдал Беркуту свой незавидный пост и направился прочь, с удовольствием разминая затекшее тело. Солдатский корпус встретил меня уже привычным гамом, доносящимся из обеденного зала. Завтрак в самом разгаре.

Перепрыгивая через ступеньку, я направился в кубрик. Длинный коридор второго этажа встретил меня знакомой атмосферой казармы. Серые каменные стены, скрипучий деревянный пол, никаких украшений и излишеств. Просто и по-армейски. Я толкнул вторую дверь слева и оказался в просторной светлой комнате с десятью узкими кроватями, застеленными одинаковыми бурыми одеялами. Только забалуй у Беркута и не заправь постель! Уж как он муштровал своих солдат, так не издевались, пожалуй, даже военачальники в армии Белоярской империи. В нем явно умер генерал.

В стене слева имелся небольшой выступ от пола до потолка – жаровой канал для горячего воздуха, ведущий от большой печи в подвале. Моя кровать стояла у самой двери, дальше всех от теплого местечка. Незавидная участь новичка. Другого я и не ожидал. Армейские порядки – они везде армейские порядки, даже если это всего лишь колдовской отряд наместницы.

Грубо вытесанную тумбу с двумя полками мы делили с соседом по имени Данир. Он не очень-то жаловал выскочку, из жалости переведенного из обычных рабочих, поэтому поначалу нагло занял половину моей полки своими вещами. В первый раз я миролюбиво переложил их обратно, разложив свои пожитки по местам. Когда захват повторился, свои вещи Данир нашел на кровати и полез ко мне с кулаками. Я в драку не ввязывался, лишь предупредил, что сожгу их, если вновь увижу на своей полке, и красноречиво вызвал тени. Данир же хвастливо пообещал располосовать мне лицо. Дальше заносчивых угроз мы не зашли, но с тех пор он со мной не здоровался.

Парни в кубрике поглядывали на меня с недоверием и сторонились, а я больше не нуждался в дружбе с ними. Наместница стала моим главным осведомителем о себе, но ухо я по-прежнему держал востро, прислушиваясь к солдатским сплетням.

Впрочем, Ансар, колдун, пытавший меня в подвале вместе с Беркутом и Амаль, оказался на удивление приветлив. Поначалу я недоверчиво косился на заместителя командира, когда тот вдруг сменил гнев на милость, но вскоре проникся к нему уважением. Ансар поступил по-мужски: признал свою вину и извинился без всяких обиняков. В подвале он был искренне уверен, что я помощник кадара. Во главе с наместницей они жаждали одного – прекратить убийства в Вароссе. И переборщили.

Долг превыше всего, я понимал это, как никто. С тех пор бессильная злость заткнулась, подавившись извинениями Ансара.

Маслянистой тенью, развеянной утренним солнцем, сегодня исчезла и ненависть к Амаль, оставив после себя лишь недоумение. Как относиться к наместнице, которая сначала истязает твое тело, а после видит его в кошмарах и рыдает, называя себя чудовищем?

Воспользовавшись тем, что все сослуживцы заняты завтраком, я схватил полотенце и направился умываться. Вода, остывшая за ночь, должна освежить тяжелую от усталости и дурных мыслей голову.

Я успел к концу завтрака, когда почти все уже разошлись. Ни один солдат не шатался без дела, несмотря на отсутствие командира. Кто-то после завтрака отправился патрулировать поместье, кто-то – городские улицы, кто-то пришел из караула и направился в кубрик, чтобы пару часов поспать. Я же задумчиво жевал кашу и мечтал упасть лицом в подушку, но перед этим предстояло зайти к Дании.

Она скучала по мне и заметно оживала, стоило навестить ее хотя бы на пять минут. Я не мог бросить Данию один на один с сумасшествием, оставленным ей демоном, которого неведомым образом изгнала наместница. Да, Амаль спасла ее от неминуемой гибели, но стоила ли этого жизнь, окрашенная безумием?

Единственная свободная комнатка, которую Алии удалось отыскать, расположилась под самой крышей. К ней вела узкая лестница, упирающаяся в небольшую площадку с узким окошком, благодаря которому на хлипкие ступеньки проникал свет. Там я и столкнулся с Идой. Она держала в руках поднос с пустой тарелкой. Завидев меня, Ида искренне улыбнулась.

– Ингар, ты пришел! Я уж думала, что наместница не отпустит тебя до самого отъезда воеводы, – затараторила она, совершенно не обратив внимания на солдата, караулившего комнату Дании. Он лишь сдержанно кивнул мне и прикинулся ветошью, будто и не было здесь никого, кроме нас с Идой.

– Как она? – устало спросил я, уже и не надеясь на улучшение. В случае с Данией отсутствие новостей – уже хорошая новость.

– Ей получше, Ингар, – голос Иды лучился искренней радостью. – У нее появился аппетит. Целую тарелку каши слопала! Неужели лекарства Гаяна наконец помогли?

Я и сам не заметил, как мои губы изогнулись в улыбке. Дания неуловимо напоминала мне Лиру. Я чувствовал себя в ответе за эту девушку с глазами олененка, будто ее место вдруг заняла моя невеста, так отчаянно нуждавшаяся во мне.

– Побудь с ней немножко. Дания спрашивала только о тебе, – добавила Ида и, обогнув меня, направилась прочь.

Я толкнул дверь и оказался в тесной комнатке с узким распахнутым окошком, занавешенным старенькой белой шторкой. Запахи пота, трав и мочи все еще витали в воздухе, но утренняя свежесть наполняла комнатушку, вытесняя вонь. Раньше окно старались не открывать. В очередном припадке Дания могла без промедления выпрыгнуть наружу.

Осунувшееся серое лицо с огромными глазищами и ввалившимися щеками выглядело устрашающе среди белизны постельного белья. Алия с разрешения наместницы выделила Дании лучшее из того, что нашлось в закромах. На небольшом деревянном табурете, приставленном к кровати, стоял глиняный кувшин с букетом цветов. Его явно собрали заботливые руки Иды в саду поместья.

Слабая улыбка озарила исхудавшее и будто бы даже постаревшее лицо Дании. Из распахнутого окна то и дело доносились голоса прислуги и солдат, отчего она с любопытством косилась в ту сторону, но вставать не спешила. Наверное, была еще слишком слаба.

– Прости, что не пришел вчера. Служба наместнице отнимает много времени. Ида сказала, что тебе лучше, – я улыбнулся как можно мягче и присел на корточки у кровати.

– Звон в голове наконец стих, – призналась Дания. – Там было так много голосов! Они галдели без умолку, а я никак не могла заставить их замолчать, но потом что-то случилось. Из меня будто вырвали душу. Это было так больно, Ингар. Ты не представляешь. Лучше бы я умерла.

Дыхание Дании сбилось. Она замолчала, чтобы отдышаться. Сил у нее было немного, несмотря на все лекарства Гаяна. Я мягко сжал ее тонкую холодную ладошку в своих руках, отчего Дания чуть заметно вздрогнула.

– Потом пришел звон. Он сводил меня с ума. Будто в голове засел какой-то демон. Я не слышала почти ничего, даже твоих слов не понимала. Каждый день целитель чем-то меня поил, и вчера одно из лекарств помогло. В голове вдруг наступила тишина. Я даже испугалась поначалу, решила, что оглохла. Только сил нет еще ни на что. Я даже встать не могу – ноги не держат.

– Ничего. Гаян вылечит тебя. Будешь снова бегать, как лань. Самое страшное позади, – я ободряюще улыбнулся Дании и сильнее сжал ее ладонь, отдавая тепло своих рук. – Скажи, ты не запомнила ничего из того, что говорили голоса?

– У меня в голове был страшный кавардак, но кое-что я сумела понять. Какой-то голос велел мне гордиться тем, что я избрана последней жертвой.

Я задумчиво почесал затылок, высвободив одну руку. Если демон не соврал Дании и она действительно должна была стать последней, значит, ему требовалось всего пять девушек. Но для чего? Подобных убийств на моей памяти не случалось. Девушки не были ведьмами или колдуньями, и магии в них не нашлось бы ни крупицы. Что убийца жаждал получить? Молодость этих девушек? Их жизненную силу? Что?