Сегодня меня не оставили одну ни на минуту. Утром Беркута у дверей не оказалось, но на его месте дежурил Ансар. Он и поведал мне, что командир на тренировочном поле проверяет подготовку мирейца.

Новость о согласии перебежчика присоединиться к отряду вызвала двойственные чувства. С одной стороны, его умение скрываться в тени сослужит мне добрую службу. С другой же – постоянное присутствие мирейца станет новым и новым напоминанием об ошибке, чуть было не стоившей ему жизни. Мало мне двух прошедших ночей, наполненных красочными кошмарами с его участием.

Я ненадолго заглянула на тренировочное поле и успела насладиться ожидаемым зрелищем. Беркут то и дело ронял мирейца на песок. Тот ругался сквозь зубы, но вставал и продолжал нападать. Он был хорошо подготовлен, как для сына городского стражника, но недостаточно, чтобы выстоять против Михеля, хоть и имел преимущество в росте. Впрочем, от перебежчика мне требовались лишь его магия и Реф.

Вечером за дверью спальни дежурил уже Беркут. Он снисходительно повел бровью, окинув взглядом мою черную мантию, и молчаливо направился следом. Я вкратце объяснила, что собираюсь сделать, и попросила надеть плащ с капюшоном. Несмотря на комендантский час, мог найтись бунтарь, который плевать хотел на мои приказы. Не хватало еще лишних пересудов!

Первой целью стала северная граница поместья. Мы пробрались сквозь заросли кустарника и остановились у каменного забора. Я развязала поясной мешочек и вынула оттуда небольшую садовую лопатку. Беркут тихонько фыркнул и отошел на несколько шагов, оставив меня копать в одиночестве. Я вырыла небольшую ямку и, чиркнув карманным ножом по ладони, позволила крови стекать туда. Следом окропила ею и один из пучков, сорванных вчера Маурой. Прижав белоснежный платок к ране, я разровняла землю, будто ничего и не было.

То же самое мы проделали в восточной, южной и западной границах поместья. Стоило мне опустить в яму четвертый пучок, как глотку сдавила незримая сила. Будто кто-то бесплотный, но необычайно цепкий сжал шею в огромном кулаке, норовя раскрошить позвонки. Я хватала ртом воздух, чувствуя, что тот не проходит дальше горла. Беркут позабыл обиду и подскочил ко мне. Взгляд друга метался в отчаянии, как и он сам. Михель был бессилен против древней магии земли, как и я сама.

Хватка магии ослабла внезапно. Воздух вновь ворвался в грудь, наполнив ее, как ветер наполняет паруса. Я откашлялась, каким-то чудом удержав в себе ужин, и обессиленно опустилась прямо на землю.

– Думаю, работает, – мой голос проскрипел, будто заржавевший засов.

– В следующий раз предупреждай, что начнешь задыхаться, – проворчал Беркут, помогая мне подняться. На его лице все еще читалась настороженность.

– Обязательно предупрежу, если сама буду знать об этом, – отозвалась я.

Мы вернулись к воротам в абсолютной тишине. Ноги дрожали, но я, ведомая упрямством, держалась гордо и независимо. Беркут решил, что сказанных слов достаточно, и снова вжился в роль оскорбленного родителя. На посту царило необычайное воодушевление. Караульные о чем-то спорили, в волнении поглядывая в сторону дома прислуги.

– Что стряслось? – грозный голос Беркута заставил их обратить внимание на ворота, куда мы только что беспрепятственно вошли.

Солдаты мгновенно выстроились в маленький строй из троих человек, вытянувшись в стойку, и один отрапортовал:

– В доме прислуги бешеный переполох, командир. Несколько минут назад какая-то девушка визжала так, будто ее пытают. Солдаты уже побежали выяснять, что произошло.

Мы с Беркутом обменялись одинаково взволнованными взглядами и бросились к дому прислуги. В окнах мелькали огни свечей. Его обитатели просыпались один за одним. Стряслось что-то ужасное. Неужели убийца добрался до поместья раньше, чем я сумела защитить его?!

Больше двух десятков солдат рассредоточились по усадьбе, оставшись настороже. Из распахнутого окна на втором этаже дома прислуги доносился надрывный женский плач, перемежавшийся с визгом и хрипом. Будто душа покидала еще живое человеческое тело. Вопли, полные глубинной боли, вспарывали сознание, гнали прочь любые другие мысли. Я видела лишь распахнутую входную дверь.

– Бесполезно просить тебя не ходить туда? – без всякой надежды буркнул Беркут, на что я одарила его воинственным взглядом и ускорила шаг.

На крыльце он потеснил меня плечом и первым вошел в сени. Огонек свечи в металлическом подсвечнике встретил нас трусливым трепетанием. Мое сердце трепыхалось так же. Оказавшись в длинном коридоре, я на мгновенье замерла в нерешительности. Что, если убийца прячется за одной из дверей? В таком случае испепелю его на месте. Нет, от душегуба не останется даже пепла!

Я отбросила окровавленный платок и зажгла сгустки пламени на обеих ладонях, несмотря на тупую боль в левой. Огонь обжигал, но выпустить его из рук значило потерять драгоценные секунды, если потребуется метнуть его в кадара.

Беркут вытащил кинжал, готовый мгновенно всадить его в тело убийцы. Друг неслышно продвигался к лестнице, и я следовала за ним, морщась от шуршания мантии, звучащего громче колокола на часовой башне.

Со второго этажа слышался оживленный гомон. Михель ступил на первую ступеньку, но мгновенно убрал ногу. Навстречу несся один из наших солдат. От неожиданности и страха, натянутого пружиной в груди, я почти метнула в него пламя, но вовремя спохватилась. Солдат наткнулся на командира и замер как вкопанный.

– Что там? – отрывисто спросил Беркут, тревожно вглядываясь наверх.

– У помощницы кухарки припадок. Соседка по комнате говорит, что девчонка вдруг скатилась с кровати и завопила нечеловеческим голосом. Она до сих пор голосит и хрипит. Ее держат, чтобы не навредила себе еще больше. Меня отправили за целителем Гаяном.

– Хорошо. Выполняй, – буркнул Беркут, сверля меня задумчивым взглядом.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – я поежилась от собственной догадки. Неужели в поместье была одержимая?

– Думаю, твой ритуал имеет к этому припадку самое прямое отношение, – задумчиво подтвердил Михель мое невысказанное подозрение.

Я погасила огни, подув на руки, и поморщилась при виде искалеченной левой ладони. Она пульсировала болью, и даже кость, казалось, горела под обожженной кожей. Я упрямо сжала зубы. Некогда сейчас жалеть себя.

На второй этаж Беркут ступил первым. Вперед он меня не пустил, даже несмотря на миновавшую угрозу. У ближайшей двери собралась толпа из прислуги и солдат. При виде меня они расступились, позволив беспрепятственно войти в девичью комнатку.

Деревянный пол, заботливо устланный цветастым домотканым ковром, покрывали осколки глиняной посуды, перемежавшиеся с кровавыми разводами. В тусклом свете масляной лампы изломанный силуэт молодой русоволосой девушки казался ужасающим. Я вновь призвала пламя на правую ладонь и подбросила его вверх, осветив комнату.

Лицо помощницы кухарки покрывала кровь, глаза же казались абсолютно белыми из-за закатившихся зрачков. Из открытого рта то и дело вырывались хрипы вместе с кровавой слюной. Рядом с несчастной я разглядела алое месиво рвоты. Неужели ритуал изгнал из нее демона, вырвав вместе с мясом?

На коленях перед изломанным телом сидела девушка с двумя длинными косами, растрепавшимися то ли ото сна, то ли от сражения с обезумевшей соседкой. Ее миловидное лицо покрывали кровавые разводы, а темно-карие глаза застилала пелена слез. Девушка старательно утирала пузырящуюся алую слюну с лица подруги мокрой тряпкой и тихонько всхлипывала.

Рядом с ней старательно удерживал содрогающееся тело одержимой не кто иной, как перебежчик. Надо же, вблизи он оказался почти неузнаваем без синяков и ссадин. Целитель Гаян знатно потрудился, залечив и старые следы побоев. С целым лицом, коротко стриженный и гладко выбритый, перебежчик выглядел… по-другому. Почему он вновь оказался рядом с девушкой, судя по всему, намеченной следующей жертвой?!

– Что ты здесь делаешь? – отрывисто бросила мирейцу я.

– Он пришел с нами, наместница, – неожиданно раздался голос Ансара. Он обнаружился у меня за спиной. – Нет повода для подозрений.