Пришлось допрашивать злодеев своими силами. В подвале моего дома разбойников побывало немало, и лишь один из них отправился на публичную казнь. Остальные больше не увидели белого света. Главаря на центральной площади Вароссы казнил Беркут в назидание остальным любителям легкой наживы, которых нам не удалось поймать.

Позже мы отправили в преисподнюю и предателя-коменданта – он стал прекрасным кормом для рыб где-то на дне реки. Горожане, кстати говоря, до сих пор уверены, что я собственноручно испепелила зажравшегося борова.

Навиры, присланные в город после таинственного исчезновения коменданта, рыскали вокруг так долго, что я всерьез заволновалась, не найдут ли чего. Подвал пыток мы вновь завалили припасами, вернув ему первозданный вид. Пережив несколько неприятных допросов, которые, слава милости Творца, прошли без чтецов тела, я наконец сумела выпроводить ненавистных императорских псов обратно в Даир и вздохнула спокойно. До очередной выволочки отца, которому, конечно же, немедленно доложили об охоте на разбойников. Он в мою ложь не поверил…

Сейчас же в подвале вновь ждал своей участи очередной предатель, виновный в смерти невинных людей. Надеюсь, он успел помолиться.

Мои шаги эхом отдавались от мраморного пола, украшавшего великолепный холл. Я толкнула подвальную дверь и проследовала по узкому коридору, погруженному в кромешную тьму. Огонек, плывущий чуть впереди, освещал мне путь и отбрасывал зловещие тени на грубые каменные стены. Из-за двери бывшей кладовой доносились мужские голоса. В одном из них я узнала Беркута.

– Не лги мне, мирейский ублюдок! – рявкнул он.

Я отчетливо различила звук удара и тихий стон. Предатель очнулся. Великолепно!

Я толкнула дверь и ворвалась в тесную комнатушку, воздух в которой оказался сперт настолько, что сдавило грудь. Каморку освещала одна-единственная свеча, вставленная в подсвечник на стене. Предатель скорчился на каменном полу в углу, хрипло дыша. Он сплюнул кровавую слюну и вскинул голову. Губа была разбита, как и бровь, из которой по щеке к подбородку бодро струился ручеек крови. В темных глазах перебежчика я различила искрящуюся ненависть. Ничего нового. Так смотрел каждый пойманный злодей, понимая, что никакого суда не дождется. Я была и буду их судом – справедливым и суровым.

– Не признается? – делано веселым голосом поинтересовалась я у Беркута. Он кивнул с тяжелым вздохом.

Ансар, топчущийся у двери, сверлил перебежчика уничижительным взглядом. Этот колдун мог одной лишь силой мысли задушить предателя, но сдерживал свои порывы. А уж я видела по желвакам, игравшим на скулах, как бурлило в нем желание умертвить ублюдка, хозяин которого убил троих беззащитных девчонок и осквернил их тела.

– Говорит, что совершенно случайно увидел в толпе человека в черном плаще, который настойчиво уводил дочь советника с площади, и решил проследить за ними, чтобы тот не обидел девчонку, – голос Беркута полнился ядом неверия и злобы.

– Как все складно у тебя, миреец, – процедила я, подходя ближе и склоняясь к выродку. Его глаза неотрывно следили за моими движениями. Перебежчик подобрался, будто дикий зверь перед прыжком. – Какая жалость, что дочь советника тебя узнала. Жалость для тебя, разумеется, кутарашым [4].

– Она не могла этого сделать, – рыкнул предатель и сплюнул мне под ноги алую слюну. – Я – не убийца. Я защищал ее.

– У меня не так много времени, чтобы тратить его на тебя, сволочь. Либо ты рассказываешь сам, как отыскать кадара и зачем он убивает невинных девушек, либо мы выбьем из тебя признание вместе с криками боли. Несколько лет назад я заживо сожгла человека. Хочешь повторить его судьбу?

– Рехнувшаяся ведьма, – прошипел миреец, пронзив меня пылающим взглядом. – Можешь убить меня, но не получишь желаемого. Я – не убийца и не его помощник. Хоть на куски меня разруби – ничего не услышишь.

– Хорошая идея, балсак [5], – процедила я, влепив перебежчику звонкую пощечину.

Его голова со свалявшимися от крови грязными волосами дернулась в сторону. Он злобно усмехнулся, обнажив окровавленные зубы, и произнес:

– Смелая наместница Амаль. Сковала мою магию зельем и хвалишься своей силой. Легко быть великой, когда соперник бессилен.

С этими словами выродок плюнул мне в лицо. Я отшатнулась и утерла кровавую слюну ладонью. Беркут среагировал мгновенно, подскочив к перебежчику и со злобой пнув его в живот. Пленник закашлялся, свернувшись в калачик. Михель кивнул Ансару. Тот чуть заметно повел пальцами, отчего предатель исступленно схватился за горло. Он открывал и закрывал рот, будто выброшенная на берег полудохлая рыбешка, пучил глаза, но сделать вдоха так и не сумел.

– Если хочешь дышать, расскажи, где найти кадара. Выход у тебя всего один: преисподняя. Либо ты признаешься и отправляешься туда быстро, либо запомнишь предсмертные мучения на все века, которые будешь там томиться, – прошипела я, глядя прямо в выпученные глаза перебежчика, налитые всей ненавистью этого мира.

Еще несколько мгновений, и Ансар вновь повел рукой, дав пленнику возможность отдышаться. Тот хрипел, кашлял и со свистом втягивал воздух, но упрямо молчал.

– Расскажешь или продолжим? – участливо поинтересовалась я и насилу увернулась от очередного плевка. – Значит, продолжим.

– Если бы не я, девчонка была бы мертва, – просипел перебежчик. – Она не могла сказать, что я – убийца. Расспросите ее еще раз.

– О нет, сейчас я жажду расспросить тебя. Как складно все звучит в твоей истории. Одна лишь незадача: никто на площади не увидел в этом человеке ничего подозрительного. Только ты оказался на удивление прозорливым. Не думай, что мы – дураки. Зачем ты проник в мое поместье? Следил за мной? Или за тем, чтобы мы не нашли следов твоего хозяина? Признавайся, кутарашым!

– Его заподозрил Реф. Я тоже не видел в нем ничего подозрительного.

– Зато теперь я вижу много подозрительного в тебе.

На моих ладонях возникли два сгустка пламени, и я сбросила их, чтобы те зависли прямо перед лицом перебежчика. Они разрастались, своим жаром обжигая кожу пленника. Тот отползал все дальше к стене, пока не вжался в нее спиной. Огни следовали за ним, будто хищники, учуявшие кровь. В налитых кровавой яростью глазах выродка затрепетал страх. Наконец-то!

– Будешь жечь меня, ведьма? – процедил он, морщась от жара. – Жги. Не зря люди считают тебя зверем.

– Поверь, я намного хуже.

С этими словами я позволила огню коснуться пленника. Он отчаянно закрывал руками лицо, но пламя уже почуяло свою жертву. Оно лизало кожу перебежчика, вынуждая изворачиваться и корчиться. Но он молчал… Мерзавец упрямо молчал!

Я повела рукой, и огонь отступил. Пленник тяжело дышал, спрятав лицо в ладонях.

– Не передумал? Я жду признаний.

– Убей меня, раз уж решила. Лучше бы ты сделала это сразу, дрянь.

Его слова нисколько не трогали меня. Чего только нам не приходилось слышать от разбойников. Уж сколькими проклятиями они осыпали нас и наших потомков, не счесть!

Я вновь дала волю пламени, разделившемуся на десятки огненных светлячков. Каждый жалил тело предателя степной гадюкой, вырывая крик за криком из его горла. Я отвела взгляд, внезапно вспомнив ночной кошмар. К горлу подступила дурнота. Запах паленой кожи и волос давно заполонил каморку, наполнил грудную клетку, осел привкусом смерти на языке.

Беркут не вмешивался. Он стоял глыбой за моей спиной, прожигая взглядом перебежчика, извивающегося под десятками огней. Мне не доставляла удовольствия его боль. Я не собиралась убивать мерзавца, но желала напугать так, чтобы гнев кадара показался ему благословением Творца по сравнению с моим. Он будет жить, пока я не поговорю с дочерью советника.

Приближающийся топот отвлек мое внимание, и огни отступили, подарив пленнику блаженную возможность отдышаться. В дверь заколотили. Ансар с подозрением приоткрыл ее и отступил на шаг. В каморку ворвался запыхавшийся целитель, за спиной которого маячили двое моих солдат. Гаян еле дышал, согнувшись пополам. В его почтенном возрасте бег приносил больше вреда, чем пользы.