— Да уж способнее ракушек, способнее, — уверил кусатара Кай. — Прибавим шагу. Деревня впереди.

Десятка три глинобитных изб, крытых соломой, стояли на холме, окруженном парой оврагов. Верно, водяные потоки, взрезавшие степную землю, наткнулись на пласт известняка, разбежались в стороны, размывая глину, и сомкнулись только тогда, когда белокаменный кряж остался позади. Теперь уж и склоны оврагов захватила трава, разве только под самой деревней проглядывали в обрывах зеленоватые глыбы, но на самом холме вся трава была выкошена, вдобавок через овраг имелся вполне себе добротный широкий деревянный мост, хотя сама дорога в деревню не заворачивала, уходила вдоль оврага к западу.

— Однако мудро, — пробормотал Эша. — Степные пожары не страшны.

— Копыта, — наклонился над досками Тару. — По этому мосту часто проходят лошади. И много!

— Наверное, это деревня коневодов? — предположил Кай.

— Только коней не видно, — заметил Усанува. — И коневодов тоже.

Коневодов и впрямь не было. Ни единой души не было видно ни возле домов, ни на огородах, ни у колодца, нигде. Причина стала ясна уже через несколько минут. Отряд перешел через мост и сразу за околицей наткнулся на первый труп. Босой селянин в льняных портах лежал в луже крови. Кай перевернул тело. Арма подошла ближе. Горло несчастного было рассечено от левого уха до правой ключицы.

— Знакомо? — спросила она, заметив мелькнувшую в глазах Кая ненависть.

— Сарлата, — бросил он. — Его почерк. Или его подручных. Когда эта свора врывается в деревеньку, вот такой прохожий начинает крутиться на месте, оглядываться, но всегда найдется тот, кто прихватит его за волосы сзади и полоснет кинжалом.

— Как ты выдержал и не убил его по дороге? — спросила Арма.

— Отложил это удовольствие, — процедил сквозь зубы Кай. — Но с одной целью, чтобы не собирать самому по всем Холодным пескам его подельников.

— Мерзавцы, — присел возле трупа Эша. — Я, конечно, спорить не буду. Насчет того, что это вот все, что вокруг нас, под нами и над нами — все это морок. Так, скорее всего, и есть. Наверное, и этот мертвец — тоже морок. Но мнится мне, что умирал он по-настоящему.

— Нет, — оскалила клыки Илалиджа. — Он шутил и смеялся.

— Осторожнее, — приказал Кай. — Думаю, что в деревне точно не осталось ни одного живого, но всем быть как можно осторожнее! Если это и правда сделал Сарлата, он горазд на засады.

Сарлаты в деревне не оказалось. Зато в ней нашлись еще два моста, которые вели в травяные степи, больше полусотни трупов, редкие из которых стискивали в мертвых руках хоть какое-то оружие, и один живой — мальчишка лет семи, черный как смоль, с черными волосами, черным лицом и мелькающими на черном фоне белками глаз. Впрочем, слезы, которые сбегали у него по щекам, промывали дорожки на белых, усыпанных рыжими конопушками щеках, что позволило Арме заключить — парень был перемазан сажей.

Мальчишка сидел над трупом столь же рыжего ширококостного старика, который, судя по торчащей в груди стреле, встретил смерть лицом к лицу. В руке у старика был топор.

— Кай. — Зеленоглазый присел напротив мальчишки, коснулся ладонью груди, назвал свое имя, потом дотронулся до руки старика, прошептал: — Почтение и свет уходящему во мрак, — и стал называть спутников: — Арма, Тару, Эша, Теша, Шалигай, Шувай, Усанува, Течима, Илалиджа, Вериджа, Тиджа.

— Шип, — всхлипнул наконец мальчишка и, приложив руку к груди, добавил: — Шипантахи. Или Шип, если коротко. Меня так зовут. А это мой дед. Он был мне вместо отца и матери. Приказал прятаться в печи, когда на деревню напали. Я хотел вылезти, но дед настрого приказал. Когда настрого, нельзя ослушаться. А вы кто?

— Мы, — Кай оглянулся, — мы путники, Шип. И еще воины. Идем по дороге, смотрим по сторонам. Но смотрим не просто так. Хотим найти высокого крепкого человека с белыми волосами, который убивает людей. С ним три десятка воинов.

— И женщина, — всхлипнул Шип. — Я подглядел в окно, когда они уже вышли из домов и садились на лошадей. Очень красивая женщина. Такая красивая, что я словно с ума сошел. Даже не сразу вспомнил, что моего деда больше нет, а он ведь лежал под окнами, я его видел.

— Сколько тебе лет? — спросил Кай.

— Семь, — гордо ответил Шип. — Но я уже могу отличить красивую женщину от некрасивой. У тебя две женщины, обе красивые. По-разному, но красивые. Вот и вот, — мальчишка ткнул пальцем в Арму и Тешу, потом перевел взгляд на Илалиджу и вытаращил глаза. — И вот… От нее тоже, как от той красивой, с ума можно сойти. Но эта не красивая. Она… другая.

— Я другая, — скривилась в усмешке Илалиджа. — Если кому до сих пор было непонятно, я другая, а не страшила из ночного кошмара.

— Чем мы можем помочь тебе, парень? — спросил Кай.

— Уже ничем, — опустил плечи мальчишка. И сказал через минуту, всхлипывая: — Наверное, нужно похоронить убитых.

— Как это принято у вас? — спросил Кай.

— Нужно рыть могилу, — пробормотал мальчишка. — Или использовать известковую яму. Дед бы заругал, но теперь уже все равно. На восточной околице есть несколько…

Мальчишка показался Арме маленьким старичком. Когда Теша подняла его и отнесла в сторону от мертвого тела, он тут же попросил опустить его на ноги, и превратился именно в старичка. Или начал старательно копировать своего деда, который был старостой деревни. Во всяком случае, ходить мальчишка начал, придерживая ладонью поясницу, говорил присказками, а в голосе проявились старческие нотки.

Шувай нашел на задах одного из домов тележку и вместе с Тару, Усанувой, Течимой и Шалигаем стал таскать ее от дома к дому и грузить мертвыми телами. Шип ходил за тележкой, называл по имени каждого погибшего, после чего принимался лить слезы и твердить то ли отходную молитву неведомо каким силам, то ли стихотворный плач по безвременно павшим воинам. Воинами объявлялись все — начиная от грудных детей и заканчивая древними старушками. Клинки Сарлаты не пощадили никого. К тому времени, когда Шувай отвез и уложил в известковую яму четвертую телегу трупов, Арма, которой Кай поручил присматривать за Шипом, затвердила его песнопение наизусть. Правда, к полудню мальчишка стал запинаться, да и почти сорвал голос. Когда Шувай засыпал могилу, Теша взяла мальчишку за руку, отвела его к колодцу и, несмотря на возмущенные крики, раздела, смыла сажу, закутала в одеяло и посадила на деревянную колоду, занявшись стиркой его одежды.

— Ого! — воскликнул Кай, подойдя к колодцу и обнаружив вместо чумазого мальчишки — огненно-рыжего паренька. — Да о тебя можно печь разжигать. Или вместо масляной лампы зимними вечерами на стол ставить.

— А что толку-то? — надул губы Шип. — Все одно, ни света, ни огня не прибавится.

— Послушай. — Кай присел перед мальчишкой. — Мы уходим. Наш путь идет вдоль дороги, хотя мы и не очень-то представляем себе, куда она ведет.

— Сначала на степной торг, потом на дальние хутора, а потом в бездну ветров, — отчеканил мальчишка. — Но за бездной ветров опять степь, куда никто не ходил. И дороги там больше нет. А дальше я не знаю.

— Значит, и наш путь лежит на степной торг, потом на дальние хутора, а потом в бездну ветров и в ту степь, что за этой самой бездной. То есть до конца этой дороги, — объяснил Кай. — Подскажи мне, приятель, куда тебя отвести? На торг, на хутора или еще куда? Ты ведь не останешься здесь один?

— Нет, — побледнел Шип. — Не хочу один.

— Тогда пойдем с нами, — предложил Кай. — Куда тебе нужно?

— Сначала на степной торг, потом на дальние хутора, потом в бездну ветров, а потом в степь, куда никто не ходил, — попросил Шип. — Возьмите меня с собой, вести меня некуда, если только просто вести. К тому же вы ведь искали того седого воина, что убил тут всех. Я тоже хочу его найти… и убить.

Шип надул губы, выпятил грудь и с трудом поднял над головой тяжелый топор деда.

— Подожди. — Кай поднялся, оглядел спутников, что стояли возле колодца, подозвал к себе Арму. — Будешь присматривать за парнем? Теша тебе поможет.