— Ты его не слушай, Эша, — обернулся Кай. — Поверь мне, Шувай только прикидывается дурачком, и если он не все слова хорошо выговаривает, это не значит, что он не сможет над тобой посмеяться.

— Да я и не слушаю, — буркнул Эша под довольное уханье великана. — Долго еще до заставы-то?

— Да уж почти пришли, — ответил Кай. — Видишь белую скалу впереди?

«Почти пришли» обернулись еще почти часом пути. Странным образом тропа вдруг выбралась на каменистый гребень, по обе стороны которого если и не зияли ущелья, то уж, во всяком случае, щетинились из-подо льда острыми камнями крутые склоны. За ними по-прежнему вздымались к небу громады снежных пиков. Гребень тянулся с лигу, потом пошел вниз, и тропа пошла вниз к той самой белой скале, которая на фоне гигантов Северного Рога могла бы прозываться песчинкой, но чем ближе подбирался к ней отряд, тем менее справедливым казалось это сравнение. Вместе с бурой соседкой скала вновь загоняла тропу в теснину, не сойдясь с подругой на какую-то пару десятков шагов. Проход было перегорожен мощным частоколом, собранным из толстых стволов зрелых сосен, судя по которым никто из мейкков не спускался на восточную сторону Северного Рога десятилетиями. Солнце уже клонилось к горизонту и било путникам в глаза, так что брошенный над частоколом ствол столетнего дуба словно служил ему насестом. Тропа вильнула чуть правее, скала прикрыла вечернее светило, и Арма разглядела, что торчащая из-за ограждения уродливая голова не насажена на один из колов, а приделана к туловищу мейкка, который с немалым изумлением разглядывал нежданных гостей.

— Шувай, — обернулся к собственному великану Кай. — А ну-ка, скажи этому красавцу, что я требую старосту деревни. Пусть передадут ему, что зеленоглазый охотник принес обещанное и просит оказать ответную услугу.

Шувай выкрикнул что-то нечленораздельное, его адресат еще мгновение хлопал глазами, потом разразился какими-то столь же непонятными проклятиями и исчез. Шувай же чихнул, отошел в сторону и сел на камень, повернувшись спиной к спутникам. Плечи его изредка подрагивали, отчего деревянные доспехи ударялись друг о друга.

— Что с ним? — спросила Арма.

— Плачет, — пожал плечами Кай. — Его выгнали из похожей деревни, только на пару сотен лиг севернее. Родители погибли под лавиной, остался ребенок, но зимой голодно, особенно на севере, своих бы прокормить. На крайнем севере мейкки живут в пещерах, он бродил между ними, стучался то в одни ворота, то в другие, ему никто не открыл. А теперь, когда он почти вырос, он считается порченым, потому что вырос с людьми. Теперь он изгой. Впрочем, сама увидишь.

— Но как же он выжил тогда, зимой? — спросила Арма.

— Я его встретил, — ответил Кай. И добавил в ответ на ее недоуменный взгляд: — Он еще молод. Ему всего пятнадцать лет.

Вскоре над частоколом появились сразу десятка два огромных голов, да еще какая-то возня и визг послышались из-за ограды. Кай обратился к седому старику:

— Здравствуй, отец.

— Здорово, сынок, — шевельнулись огромные, изрезанные морщинами губы.

— Помнишь меня? — продолжал Кай.

— Помню, — кивнул староста, зацепив каменным подбородком частокол, отчего вся ограда загудела, как деревянный бубен. — Только ты, малой, с другой стороны являлся. С мугайской. Два года назад. Так было?

— Так, — согласился Кай. — Откуда бы ни являлся. О переходе речь шла, а в какую сторону переходить, разговора не было. Так вот, прошу пропустить мой отряд.

— Нет, — тяжело опустил веки старик. — Нет хода людям через мейккское ущелье. Тысячу лет назад захватили его люди, ограбили мейкков, убили всех и стали править здесь. Но потом пришла одна из Пагуб, и мейкки вернулись обратно. И теперь нет хода людям через ущелье. Всякий, кто перейдет, найдет свою смерть. Уходи.

— Что ты сказал, отец? — спросил Кай. — Что ты сказал, отец, два года назад?

— То, что и теперь говорю, — ответил старик. — Скорее каменный бог мейкков вернется на свое место, чем люди пройдут через мое ущелье. Но всякий, кто перейдет, найдет свою смерть.

— Дело за малым? — переспросил Кай. — Вернуть каменного бога?

— Верни, тогда поговорим, — буркнул старик и уже собрался уходить.

— Я готов вернуть, — проговорил Кай. — Я добыл для мейкков их каменного бога.

— Покажи, — в мгновение растерялся, напрягся, сдвинул косматые брови староста.

— Смотри, — пожал плечами Кай, сбросил с плеч мешок, распустил шнуровку и выудил оттуда каменного истукана размером в локоть. — Он?

— Почем мне знать? — протянул, прищурившись, старый великан. — Дай его сюда, я проверю. Там и поговорим.

— Не могу пробиться, — прошептала, наморщив лоб, Арма. — Не могу пробиться к его мыслям. Словно огромные жернова медленно движутся в его голове. Не могу.

— Шувай! — крикнул Кай, да так, что разом вздрогнули и снова обернулись к путникам все головы за оградой. — Иди сюда, друг.

Застучали деревянные доспехи, великан поднялся и, не глядя на частокол, подошел к зеленоглазому.

— Сейчас проверим. — Кай протянул истукана мейкку. — Ты знаешь, что надо делать.

Шувай кивнул, сдвинул к локтю дубовый наруч, блеснул крохотным лезвием в другой руке и вдруг рассек толстую кожу запястья. Тяжелая капля крови повисла на ладони, сползла по большому пальцу к ногтю и упала на затылок истукана. И тут же зашипела, подернулась дымком каменная плоть, словно масло упало на раскаленную болванку, а вслед за этим сначала голова, потом плечи, а потом уже и вся фигурка покрылась огненной паутиной и засветилась, как выуженная из горна подкова!

С тяжелым оханьем разом выдохнули столпившиеся за частоколом мейкки.

— Дай! — захрипел староста, явил над деревянными остриями огромные пальцы с зелеными ногтями и потянулся, выпростал наружу другую руку, обвитую серыми венами, как обвивает ствол лесного гиганта хвойный вьюн. — Дай!

— Возьми, — ответил ему Кай, поднимая над головой истукана.

— Ы-ы-ы-ы-ы-ы! — запричитал, заскулил староста, и похожим кличем вмиг отозвались остальные мейкки и, не дожидаясь приказа, начали разбирать частокол. Заскрипели, затрещали толстенные стволы, загремели камни, выворачиваемые из ям, блеснул смешанный с грязью лед, посыпалась гнилая древесная труха, поднялась пыль, и затем показалась уродливая, напоминающая оплывший к земле и увенчанный руками и ногами мешок, фигура старосты. Старик сделал шаг вперед, другой и, выкатив глаза, все с тем же то ли кличем, то ли стоном протянул вперед ручищи.

— Держи, — бросил ему в ладони фигурку Кай и, оглянувшись, прошипел: — Дальше все делай, как я!

В накатившей тишине староста поймал фигуру с глухим шлепком, замер, затянув веками глаза навыкате, затем медленно развернулся и поднял ее над головой. Толпа мейкков, что утаптывала за его спиной развороченную, мерзлую землю, вновь разом выдохнула, затем зашуршала овечьими шкурами, потянула огромные ручищи вверх и начала стучать кулаками о кулаки, да так, словно они были вырублены из звонкого дерева. И в такт этому стуку откуда-то из-за скалы послышался ритмичный каменный гул и загудела сиплая дудка. Старик выкрикнул что-то, поднял истукана над головой еще выше и так и пошел вышагивать под кулачный марш, уводя за собой оглашающих воем горные склоны соплеменников.

— Он сказал, что нас убьют позже, — мрачно заметил Шувай.

— Я понял, — кивнул Кай и подал лошадь вперед.

Деревня начиналась сразу за подошвой белой скалы, где теснина неожиданно превращалась в крохотную долину, разбегаясь в стороны ущельями и распадками. С десяток залатанных шатров теснились к подножию скалы, тут же на двух кострах поджаривались туши баранов, соплеменники которых тревожно блеяли в неказистых загонах. Истукан уже стоял на огромном черном валуне, и не менее полусотни рослых мейкков толпились вокруг, по-прежнему стуча кулаком о кулак. Их стук сливался с ударами дубинок, с которыми управлялся еще более древний мейкк, чем староста. Рядом с ним стоял мейкк помладше и дул в вырезанную из бараньего рога трубу. В отдалении толпились закутанные в шкуры и обвешанные невозможным количеством бус и ожерелий женщины, покрикивая на детей, которые не только обходились без одежды на холодном ветру, но и без обуви на грязном снегу. Увидев выезжающих из-за скалы Кая и Арму, детишки, которых было никак не меньше двух десятков, замерли и стояли окаменевшими истуканами вплоть до того момента, когда на виду не показался Шувай. Оцепенение продлилось еще несколько секунд, но вслед за этим одна из женщин выкрикнула что-то, и под продолжающийся гул в Шувая полетели камни.