Я поежился и вскочил, лишь бы вновь не оказаться битым за секунду промедления. Мою спину и плечи без того уже исполосовали вдоль и поперек, но пытки мне отчего-то не запомнились. В памяти вспыхивали короткие мгновенья боли, а после – чьи-то грубые руки, покрывающие раны мазью, от которой те затягивались, оставляя после себя бледно-розовые рубцы. На старые шрамы наслаивались новые раны и ожоги, пока мое тело не превратилось в карту боли.

– Теперь с магией! – распорядился надзиратель, и мы с Ветром послушно опустили палаши.

Мой соперник едва успел взмахнуть рукой, как я снял засов с внутренней тьмы, и она вырвалась наружу смертоносной силой. Зыбкие тени смешались с незримой воздушной стеной, которой Ветер попытался отгородиться от меня, и атаковали его же оружием, сжав в темном коконе. Туман клубился вокруг, пока он задыхался. Я сдавливал кулак, ликуя. Моя магия день ото дня становилась послушней, тьма внутри ластилась верным псом и с яростью бросалась на врагов.

Ветер пытался трепыхаться, но кокон сжимался все сильнее. Еще немного, и у него затрещали бы кости от давления магической мощи.

– Хватит. Отпусти его, – осадил меня голос надзирателя, но я не хотел отпускать. Тьма молила убить. Ветер слишком ничтожен, слишком слаб, чтобы щадить его. Слабые умирают, сильные остаются и сражаются. Я силен, а он слаб.

Ветер беспомощно рухнул на колени и захрипел, когда я услышал свист. Мгновенье, и спину обожгла боль. Надзиратель хлестнул меня плетью. Я упал на колени следом за Ветром и позволил теням рассеяться.

– Приказы даются, чтобы их выполняли сию же секунду! Перечить вздумал? – взревел надзиратель и пнул меня в бок.

– Эй, не тронь Лихомора. Веди его к господину Ариву. Сегодня для него есть дельце, – приказал старший из смены надзирателей. Он появился рядом так же бесшумно. Они все владели каким-то необъяснимым даром передвигаться без единого звука. Даже мыши, и те бегали громче.

Надзиратель грубо поднял меня за локоть и толкнул в сторону двери. Я мельком поймал взгляд Ветра и уловил в нем что-то вроде тревоги. Ему-то зачем беспокоиться обо мне? Дурень! Пусть радуется, что не сдох.

Я едва переставлял ноги по узкому коридору, освещенному несколькими масляными лампами. Несмотря на то что тело не чувствовало холода, страх оно ощущало сполна. Страх скотины, которую вели на убой. Каждый раз меня почти убивали, но вновь возвращали к жизни – яростным и сильным. Я никогда не помнил, что делал со мной господин Арив, но тело безошибочно знало, что раз за разом переживало пытки. Что-то внутри, не сдерживаемое разумом, видело в Ариве своего палача.

Пытаясь справиться со страхом, я неосознанно потер покрытое сукровичной корочкой клеймо на предплечье левой руки – треугольник с буквой «с» внутри. Никто не знал значения этой буквы, да и не задумывались. Клеймо, к слову, у меня появилось после первой встречи с господином Аривом. Его не заживляли мазями, рана нарывала от грязи, но недавно наконец покрылась корочкой и стала заживать.

Лента мрачного коридора заканчивалась одной-единственной дверью, ведущей в пыточную господина Арива. Я с трудом сглотнул слюну, прежде чем надзиратель грубо втолкнул меня внутрь знакомой до боли комнаты. На бревенчатых стенах ровными рядами висели рисунки человеческого тела с мелкими надписями, точками и стрелками. Периодически на них появлялись новые записи, сделанные Аривом после очередной пытки кого-то из нас. Он будто проводил опыты над нашими телами.

Сам хозяин пыточной встретил меня мягкой улыбкой. Этот низкорослый пожилой мужчина казался добропорядочным сельским жителем, но уж никак не палачом. Умиротворенное лицо не выдавало в нем холодной жестокости, как и взгляд лучистых голубых глаз. Кто бы знал, сколько силы крылось в тщедушном теле! Одним ударом Арив мог убить человека, его железная хватка держала покрепче кандалов. Его мягкая наружность оказалась слишком обманчивой, и в первую нашу встречу даже замутненным болью разумом я осознал, сколь опасного хищника видел перед собой.

– Здравствуй, мой дорогой мальчик. – Голос Арива лучился заботой и состраданием. – Мне доложили, что на сегодняшней тренировке ты дрался куда лучше, чем раньше. Да и магический дар усилился. Видишь, как полезны наши с тобой встречи?

Я молча кивнул, уже на собственной шкуре прочувствовав, что с Аривом можно только соглашаться. Любое неповиновение – боль.

– Сегодня у нас особая встреча. Ночью тебе предстоит важное задание. Оно и покажет Первой страже, достоин ли ты служить на благо государя.

Первая стража… Уже не раз я слышал о ней. Кажется, нас готовили для нее, но разве защитников императора, подобает содержать, как скот в загоне? Я знал очень мало – только то, что говорили надзиратели и Арив. Одно уяснил точно: лихоморов среди нас еще не было, поэтому они слишком дорожили моей шкурой.

– Твоя магия усиливается день за днем, и это радостно. Лихоморы загадочны, их сила непостоянна. Потому я рад, что мои догадки подтвердились.

– Догадки? – переспросил я в попытке отсрочить очередное истязание, которое вновь не запомнит мой разум, но слишком хорошо запомнит тело.

– Лихоморы уникальны по своей природе. Вы способны черпать магию из многих вещей и явлений, сила внутри вас изменчива и неоднозначна. Сейчас ты можешь создать стену теней, а уже в следующий миг – сжечь дом дотла, но именно это непостоянство и есть слабость лихоморов. Ваша магия велика и необузданна, но она завязана на жизненной силе. За многогранность вы платите быстрым истощением. Ты меня понимаешь?

Я медленно кивнул.

– Моя магия не ограничивается чем-то одним, и поэтому я так быстро слабею.

– Именно. Твой дар дает множество возможностей, но только в границах накопленной силы. И чем шире эти границы, тем сильнее колдовство тебе подвластно. Моя задача – расширить твои границы. Этим я и занимаюсь каждую нашу встречу. Мне искренне жаль, мой мальчик, но грани возможностей тела сдвигаются только болью. Другого способа я пока не знаю.

Я сглотнул предательский ком в горле и сжал кулаки. На лице Арива читалось лживое сострадание. Под ним скрывалось безумство ученого, который вот-вот проведет интересный опыт. И подопытным в который раз стану я.

– На тебя оказалось тяжелей всего воздействовать, мой мальчик. Изменчивая сила дает тебе больше способностей к сопротивлению, но разве я когда-нибудь встречал неразрешимые задачки? Решил и тебя. А теперь приказываю тебе сесть и не дергаться, – ласково приговаривал Арив, усаживая меня в деревянное кресло.

Рубашку я, наученный прошлыми встречами, снял заранее. Арив одобрительно кивнул и завозился с ремнями, пристегивая мои руки, ноги и туловище. Тело предчувствовало новую боль, но не противилось. Любые трепыхания оказались бы бесполезны против четкого приказа, которого я не смел ослушаться.

Арив взял со стола, заваленного орудиями пыток, длинный кинжал и обильно полил его светло-фиолетовой жидкостью. Лезвие зашипело.

– В первую нашу встречу я познакомил тебя со жгучим металлом. Увы, сам по себе он не способен причинить тебе боль, но эта жидкость – мое изобретение – делает его воистину жгучим. Ты уже ощущал ее действие на себе, сегодня вы встретитесь вновь, – ласково произнес Арив и без предупреждения приложил мокрое лезвие к моей груди.

Вспышка боли и чей-то отдаленный животный вопль вспороли мне глотку. Кажется, этот крик принадлежал мне.

Снег скрипел под колесами экипажа. Огни города остались позади, мы достигли унылой окраины. Что это за город, я не знал, но он показался мне огромным, будто столица. Может, это и была столица, но ни ее названия, ни названия государства я не помнил. Не знал и того, куда меня везут. Что за мужчина в черном одеянии сидел рядом? Почему на его лице играла гадкая усмешка? Я понятия не имел. Мысли расплывались. Я старательно удерживал внимание на собственных покрасневших ладонях, на боли в свежих ожогах под рубахой, на потряхивании экипажа. Глаза застилала ярость, тьма под кожей бурлила, умоляя выпустить ее, но я не давал ей воли. Приказа мне еще не отдали, а без приказа я – ничто.