Я отстранилась и смахнула слезы, чтобы лучше видеть лицо Эрдэнэ. В слабом свете свечи оно казалось прекрасным лицом статуи, высеченной из мрамора, но никогда еще мне не приходилось видеть в его глазах столько печали. Эрдэнэ впервые предстал передо мной не развязным весельчаком, а измученным человеком, пережившим много горя. И оттого горло сжалось сильнее.

– Ты потерял любимую? – наконец выдавила я, получив в ответ тяжелый вздох.

– Да, десять лет назад. Ее убили заговорщики, и мои девочки в клочья растерзали каждого из них. – В глазах Эрдэнэ мелькнули алые всполохи. – Я отомстил за нее и сбежал из Шань-Юна, чтобы больше никогда туда не возвращаться.

– Подожди-ка, – обомлела я, – ты говоришь об… Алом соловье? Ты любил демоницу?!

Эрдэнэ печально усмехнулся и ответил:

– А сам я кто? Такой же полудемон, как и Бэй Лан. Мы оба – те еще уроды, которые, как и десятки таких же уродцев, выросли под крылом одного Учителя. Разве мог я не полюбить ее? Лан была… особенной. Сильная, смелая, самоотверженная, коварная. Она олицетворяла все, что не поощряется в женщинах Шань-Юна. Ее стальной характер заставил покориться даже Вана Шань-Юна. Лан победила Аждарху. Это невероятное событие до сих пор иногда возвращается ко мне во снах. Сила ее пения воистину несла смерть, но для меня в те минуты Лан была прекрасней всех на свете. Разве мог Ван устоять перед героиней Шань-Юна?

– Она стала его женой, но как же ты? – выдавила я.

– Я был ее лучшим другом, им и остался. Лан никогда не видела во мне мужчину. Я был младше, и потому еще в детстве она взяла меня под крыло. Разве можно полюбить младшего брата? Его можно только оберегать, что она и делала. А я был верен Лан до самого конца… Демоническая часть сожрала ее, лишив разума. Моя Бэй Лан превратилась в бешеное чудовище, но я все равно любил ее всем сердцем и был рядом даже в часы припадков. Она гнала меня прочь, обещала разорвать собственными руками, обглодать мои кости и сжечь, чтоб не осталось даже пепла, но разве мог я бросить ее? Я любил Лан больше жизни.

По моей щеке вновь скатилась слеза. Я осторожно обняла Эрдэнэ и уткнулась носом ему в плечо. Он говорил бесцветным голосом и ничем не выдавал волнения и горечи, но разве это показное спокойствие могло обмануть меня? Когда-то и я смогу говорить об Амире без ощущения, что слова лезвием кинжала вспарывают глотку…

– Я отлучился совсем ненадолго, чтобы проведать Учителя, и заговорщики воспользовались моим отсутствием. Они убили мою Бэй Лан и хвалились этим, а Ван наградил каждого. Его ненависть к Лан перед ее смертью была так же сильна, как и любовь поначалу. Когда демон поглотил ее, Ван не пожелал помогать ей. Он предпочел избавиться от проблемы, а я избавился ото всех, кроме Вана. К нему подобраться, увы, не получилось. Тогда мы все бежали как можно дальше.

– Среди ее последователей были самые настоящие звери.

– Не спорю. Подчинившись воле демона, Лан собрала под своим крылом шайку отбросов, которые стали ее верными последователями. Тогда я и начал использовать свой дар на шлюхах из борделя. Идея Лан оказалась настолько гениальной, что я пользовался бы ею по сей день, если бы навиры не сожгли мои «Сокровища провинции». После смерти Лан мы разбрелись по разным уголкам Белоярской и Алмазной империй, затерялись, чтобы не попасться наемникам Вана, которых он послал по нашим следам.

– Почему ты остался в Нараме? – спросила я в плечо Эрдэнэ.

– Нарам – родина моего отца. Четыре года я зализывал раны и бесцельно прожигал жизнь, а потом встретил Мансура. Он поделился своей одержимостью и привел меня в Вароссу. Там я увидел тебя – волевую и смелую. В тебе сплелись те качества, которые презирают мужчины Нарама. Тебя настойчиво ломали, но сделали только крепче. В той четырнадцатилетней девчонке я увидел молодую Лан. Нет, вы совсем не похожи, но вас объединяет сила духа. Тогда я выбрал тебя и следую своему выбору.

Я вытащила из-за пазухи платок с вышитым соловьем и показала Эрдэнэ.

– Раньше я не понимала ценность твоего подарка. Ты отдал мне столь дорогую сердцу вещь. Я верну его тебе, когда постираю. Сейчас он слишком сопливый.

Эрдэнэ мягко улыбнулся и крепче сжал мой кулак, в котором я зажала платок.

– Я хочу, чтобы он остался у тебя. Ты – дорогой человек для меня, Амаль. Надеюсь, ты это видишь.

– Но я – не Лан. Не обманывайся.

– Я никогда не видел в тебе ее. То, что вы похожи силой характеров, не делает вас одинаковыми людьми. Что уж говорить о внешности! Вы разные, как снежинка и искра. И к тому же ты – человек. Твое тело состарится прежде, чем у меня появится хоть один седой волосок. Да и я слишком стар для тебя.

– Сколько же тебе лет?

На лице Эрдэнэ расплылась такая знакомая мне усмешка, отчего узел в горле ослаб. Раньше его насмешливая манера казалась невыносимой, но сегодня я поняла, что поистине невыносимо видеть его печальным и потерянным. Лучше уж пусть насмехается.

– А сколько дашь?

– Двести? Триста? – ухмыльнулась я сквозь слезы.

– Я не настолько стар, гадкая ты девчонка! Мне всего девяносто шесть!

Я прыснула, на миг позабыв о горе, и Эрдэнэ хихикнул вслед за мной. Он вновь притянул меня в объятия, и мы замолчали, обмениваясь теплом. Эрдэнэ как будто забрал себе половину моей боли, взамен подарив нежность. Разве могла я не доверять ему теперь, когда узнала самое сокровенное, что хранило его сердце?

– Как ты умудрилась провести целый день в таком холоде? Так и простыть недолго, – отстранившись, возмутился Эрдэнэ. Наверняка он попросту перевел тему, чтобы не бередить старые раны и дальше.

Он направился к камину и принялся выгребать золу.

– Ты навестил Иглу? – спросила я, с жалостью подумав о ней.

– Беркуты сказали, что она не появлялась дома с ночи. Это манера Иглы: когда ей плохо, она прячется, чтоб никто не нашел. Справившись с собой, она вернется. Дания – тот человек, который не нуждается в чужих утешениях. Так было всегда.

Сердце кольнуло, стоило представить одинокую понурую фигуру Иглы под хлопьями летящего снега. Она сожгла отчий дом, но почему? И где их с Амиром родители? Впрочем, я совру, если скажу, что меня очень уж волновали эти вопросы.

– Как ты пробрался ко мне?

– Тихо и незаметно. Я пока не планировал знакомиться с твоим женихом.

– Он тебя знает, – призналась я и стыдливо опустила голову. – Тир видел мои воспоминания. Очень многие воспоминания.

– Как ты это допустила? – опешил Эрдэнэ.

– Я… он поцеловал меня… Все случилось слишком неожиданно. У него были подозрения, что я закрываю сознание, и они подтвердились.

– Ох, я и забыл, что говорю с чопорной барышней, краснеющей от любой пошлой шутки. А тут целый поцелуй. – Насмешка в голосе Эрдэнэ уязвила бы меня в любой другой день, но не сегодня. Словесные перепалки с ним отвлекали от горечи.

– Он сделал это неожиданно.

– А если бы воевода разделся, что тогда? Тебя хватил бы удар?

– Не смей издеваться.

У меня не осталось сил на злость, и потому угроза получилась смехотворной и слабой.

– Если воевода узнал обо всем, то почему не рассказал навирам, императору, да хоть кому-нибудь?

Я вздохнула и выложила Эрдэнэ все, что произошло за последние дни в Адраме и Белоярове. Он хмурился, но не прекратил разжигать камин. Когда огоньки весело заплясали в топке, закончился и мой рассказ.

– Знаешь, воевода Миреи не настолько глуп, как я считал. Его идея хороша. Если цесаревич оказался опасным врагом, который угрожает твоей жизни, то его жизнь нужно попросту оборвать. Для этого тебе нужен сильный союзник. Убить наследника престола не так сложно, сложнее заручиться поддержкой следующего императора.

– Если бы у нас был Аждарха, мы смогли бы требовать, а не просить. Сейчас же мне придется лебезить и пресмыкаться. Я не хочу, – пролепетала я.

– Разве кто-то заставляет тебя лебезить и пресмыкаться? Неужели нельзя просто уважать Златояра и заключить взаимовыгодную сделку? Если вы сумеете вызволить змеиного царя, то он может стать подспорьем. Но меня непрестанно беспокоит один вопрос: с чего Мансур взял, что Аждарха окажется сговорчивым? Что, если он станет проблемой, куда большей, нежели цесаревич? Мансур как одержимый считает часы до освобождения Аждархи, чтобы отправиться к шаху Нашада и просить помощи.