– Закир, нужно больше огней. – Повелительный голос Мансура отразился от стен, отчего слепой мужчина, которого все так же поддерживала мать, испуганно кивнул. Его не было с нами в тронном зале, но сюда он подоспел на удивление вовремя.

Закир едва заметно повел рукой в сторону спальни Эрдэнэ, и из самых дальних уголков длинного хода к нам устремился десяток блуждающих огоньков. Так это он управлял ими! А я-то думала, что огни – часть магии пещеры.

Светлячки наполнили комнату Эрдэнэ светом, явив нам и роскошный ковер, и разномастные парчовые подушки, сваленные на широкой кровати, и ворох дорогой одежды, и столик с догоревшими благовониями, и даже обитое бархатом кресло. Как он протащил все это в пещеру? Наверняка «девочки» с удовольствием помогли хозяину.

Джар опустил кряхтящего Эрдэнэ на кровать и послушно вышел за дверь, повинуясь жесту Мауры.

– Расходитесь. Нечего тут смотреть! Все равно он сейчас ничего не расскажет! – гаркнула она, оттесняя своим телом толпу, чтобы закрыть дверь.

Любопытные обитатели пещеры не торопились расходиться, норовя заглянуть внутрь и обеспокоенно перешептываясь. Лишь окрик Мансура убедил их опасливо посторониться. Эти люди были невероятно сильны, так почему же так походили на гурьбу растерянных детишек?

– Настойка помогает слабо, Маура! Он снова бредит!

Возглас Иглы заставил толпу ахнуть и вновь загалдеть.

– Где он был? Кто на него напал? – вопрошал женский голос.

– Мансур уже которую ночь посылает его куда-то. Я своими глазами видел, как Эрдэнэ уходил с горы со своими трупами, – отвечал мужской.

– А вернулся один. Где же его прислужницы?

– Видать, сгорели там, откуда он выбрался.

Я сторонилась обитателей пещеры, но настороженно слушала их бормотание.

– Амаль Кахир, мы можем поговорить? – Голос Данира, возникшего рядом со мной внезапно словно тень, заставил меня встрепенуться.

Вчера в суматохе церемонии я и не заметила, что привычная коричневая форма Данира исчезла, а ее место заняли видавшие виды черные шаровары и серая рубаха из грубой ткани, подпоясанная длинным кушаком[8]. Отныне в этом простаке ничего не выдавало его прошлого, кроме неудержимого стремления все так же оберегать меня.

Я кивнула солдату в сторону своей каморки, как раз по соседству с комнатой Эрдэнэ. Данир услужливо пропустил меня вперед, после чего плотно закрыл за нами хлипкую дверь. А потом настороженно замер за моей спиной, не решаясь начать.

– Амаль Кахир, я, как ваш солдат, не вправе упрекать вас и сомневаться в ваших решениях, но…

– Но все происходящее тебе не нравится, – закончила я, и Данир несмело кивнул.

– Мансур стремится возродить Нарам, но сможете ли вы сделать это, не пролив кровь тысяч жителей провинции? Разве эта война стоит того? Император подавит любое восстание. На его стороне навиры, армия, Первая стража. Вам… нам не выстоять против него.

Глаза Данира пылали искренним гневом, но в голосе не слышалось ни намека на упрек. Он втолковывал мне прописные истины почтительно, но страстно.

– Ты прав, Данир. Я и сама не уверена, что поступаю правильно, принимая сторону Мансура. У него есть план победы над империей, показавшийся мне убедительным. Он уверен, что люди пойдут за мной. Это будет их выбор.

– Зачем вам это нужно? – не выдержал солдат.

– Зачем? Затем, что при жизни отца я правила Вароссой, а теперь одного за другим теряю своих воинов. Мой, как оказалось, неродной брат охотится за мной и за вами. Он победил, а я прячусь, словно подвальная крыса. Как прячутся и люди, которые сейчас бубнят за дверью. Навиры истребляют волхатов и по сей день. Император боится восстания и не подконтрольных ему колдунов. Мансур, по его словам, мечтает, чтобы предки смогли спать спокойно, зная, что Нарам возродился. Но я не настолько самоотверженна, чтобы увязать в этой грязи без собственной выгоды. Я не имею законного права на звание воеводы, но это не помешает мне уничтожить Айдана и сесть во главе Нарама. Он так боялся за свое место, что теперь я отберу его с превеликим удовольствием.

– А как же народ?

– Народу ничего не останется, кроме как поддержать нас. Все-таки в большинстве еще играет горячая нарамская кровь, так и не принявшая империю. Солдаты Нарама всегда славились смелостью и жестокостью. Пусть покажут, что предки, воевавшие целую жизнь, могут гордиться потомками.

– В вас говорят горе и обида. Беркут осудил бы это. Он бы сумел убедить вас не ввязываться в интриги Мансура и не вынуждать людей проливать кровь.

– Беркута здесь нет! Именно ради мести за него и остальных сгоревших солдат я ввяжусь в эту войну. Ради того, чтобы больше никто не посмел отбирать у меня дорогих людей. Теперь я бью первая!

– Разве имеет отношение ваша месть брату к восстанию, о котором мечтает Мансур?

– Нет, мои намерения – это мои намерения, – помолчав, ответила я. – Мне нравится путь, которым собирается следовать Мансур, но я не уверена, что пойду за ним до конца. Новоявленный папенька – слишком скользкий человек, чтобы я доверяла ему без оглядки.

– Тогда зачем, Амаль Кахир? – выдохнул Данир и тяжело осел рядом.

– Потому что мне нужна сила, и Мансур способен мне эту силу дать.

В глазах солдата роилось множество невысказанных вопросов. Он не решался задать их, но я знала, что должна ответить правдиво. Эти люди – единственное, что у меня осталось. Раз уж я собралась тащить их за собой, то обязана раскрыть правду и о своих намерениях, и о дороге, которой последую. Еще бы самой разобраться, моя ли это дорога.

– С раннего детства я жила, оглядываясь за спину. Там всегда стоял Айдан, раз за разом доказывая мне, что я – приблудыш, рожденный матерью, чтобы разрушить их семью. Жена моего отца видела во мне угрозу для будущего своих детей. Отец сослал подальше, не поверив, что я сожгла не просто сына знатного человека, а одного из насильников. Арлан и вовсе превратился в чудовище, жаждущее заполучить мою магию. Все вокруг ненавидели меня, опасаясь, что я мечтаю о власти. И вот мой настоящий отец готов собственными руками возвести меня на престол. Так почему я не могу обрести то, жажду чего мне так настойчиво приписывали? У меня нет плана, чтобы действовать по-своему, и поэтому пока я буду следовать тому, что придумал Мансур.

Я поднялась со скамейки и повернулась к Даниру спиной. Капли Мансура помогли сохранить хладнокровие, но то ли отголосок страха, то ли влажная прохлада пещеры заставили обхватить себя руками. Несмотря на растерянность, мой разум пребывал в покое, и грядущие события виделись мне ценой, которую платил каждый правитель за расширение своих земель.

– Я обязательно расскажу тебе и остальным солдатам все, что узнала от Мансура, и предоставлю вам выбор: остаться со мной или уйти. Отряд – единственное, что у меня есть. Если вы решите покинуть меня, я отпущу вас с миром.

– Я во что бы то ни стало останусь с вами, – отрезал Данир, смело посмотрев мне в глаза.

– Ты же не одобряешь восстание.

– Я – коренной нарамец, Амаль Кахир. Во мне тоже играет горячая кровь, о которой вы упоминали. Я провел в вашем отряде шесть лет и за это время хорошо вас изучил. Вы беспощадны с врагами и строги с нами, не прощаете обид и предательств, но никогда не обижали простой народ. Вы охотились за разбойниками и лично их допрашивали, сжигали руки, только бы избавить Вароссу от змей, беспокоились о горожанах и всячески оберегали их. Если моего командира назвали кааном, значит, я присягну на верность каану. Если же вы решите им не быть, то я приму и это.

Странным образом Данир разглядел все, что подтачивало мой разум, и вывалил на свет. Он смирился с моей эгоистичной жаждой власти и все равно верил в заботу о людях. Почему же эти люди только и могли, что сквернословить обо мне? Почему ненавидели меня? Почему ненавидели мою мать, хоть она и помогала им на протяжении стольких лет?

Мансур же все равно не желал ненужных жертв среди невинных и потому планировал не просто поднять провинцию на дыбы, а подготовить почву: истребить навиров и напасть на императорский дворец. Уж там-то не найдется никого невинного. Он мечтал освободить змеиного царя, тем самым возвысив меня в глазах народа, и с его помощью победить воинов империи. Та, что правит Аждархой, как никто достойна возродить былое величие гордого Нарама. И мне нравилось представлять эту мощь.