Альбинос снял с головы платок, завязанный узлом на затылке, стянул рубашку с длинными рукавами и задумчиво опустился на кровать. С искренним сочувствием я изо дня в день наблюдал, как Гарай защищает тело от прожорливых солнечных лучей. Альбинос быстро обгорал на палящем летнем солнце, поэтому в особенную жару, когда приходилось работать на улице, закрывал платком даже лицо.

– Наместница объявила комендантский час, а прислуге запретила покидать поместье, – продолжил Гарай. – Город будут патрулировать солдаты империи и самой Амаль. Настали очень неспокойные времена.

– Поэтому нам, считай, повезло, что мы живем по эту сторону защищенных стен, – добавил Дир.

– Разве поместье защищено колдовством? – удивился я. Никакого магического барьера вокруг не ощущалось и в помине.

– А как по-другому? – благоговейно отозвался Дир. – Разве может дом ведьмы стоять без защиты? Она же с нечистью якшается. Уверен, они-то нас всех и охраняют.

Я мысленно хмыкнул. Слава наместницы бежала впереди нее, обрастая красочными небылицами.

Желудок сводило от голода, а в груди царила пугающая пустота. Когда же закончатся сутки без магии? Из моего тела будто вырвали кусок, оставив там зияющую дыру! И Реф… До сегодняшней злополучной ночи я не понимал, как сильно дорожу старым ворчуном. Без него одиночество ощущалось так остро и гадко, будто мне вновь семь лет, разгневанный отец держит меня за грудки и насилу сдерживается от очередного удара наотмашь. «Творец наказал нас тобой! Чем мы провинились, раз вынуждены терпеть в своем доме скверну?!»

Я гневно тряхнул головой, отгоняя воспоминание семнадцатилетней давности, и вскочил с кровати. Дир с Гараем удивленно переглянулись, но промолчали. Куда бы податься, чтобы занять ноги и голову? Бурчание в животе подсказало ответ. Еще не так поздно. Помощницы кухарок наверняка моют посуду и готовят продукты к завтраку. Не выгонят же голодного страдальца.

На кухне витали уютные запахи сладкой выпечки и травяного чая. Три масляные лампы окутывали мягким светом просторное помещение, отбрасывая тени на белоснежную печь и полки, заставленные всевозможной посудой. Пожилая кухарка по имени Зилия и Дания, до этого усердно отмывавшая посуду в большом корыте, радушно встретили меня и усадили за длинный деревянный стол. Зилия поставила передо мной тарелку с кашей и положила рядом ломоть лепешки.

– Уж простите, всю рыбу стрескали за ужином, – буркнула она, будто именно я и стрескал эту самую рыбу.

В поместье Амаль на удивление хорошо кормили даже прислугу. Наместница требовала усердной работы, но взамен платила неплохое жалованье и никогда не обижала едой.

Дания хлопотала вокруг, будто я оказался важнейшим гостем из всех, кто бывал в этих стенах. Зилия, присевшая отдохнуть с пиалой травяного чая и вазочкой меда, неодобрительно поглядывала на суетливую помощницу. Под ее пытливым взором я ощущал себя негодяем, наведавшимся на кухню лишь затем, чтобы уединиться с наивной девчонкой. Наверняка Зилия и не уходила лишь поэтому, нарочито медленно накручивая мед на деревянную ложку. Блюла честь Дании, охраняла ее от иноземца.

– Давай я тебе чайку налью? Недавно свежий заварили. Успокаивающий, на травах, – заботливо упрашивала Дания. Ее глазищи умоляли согласиться.

Донесшийся с улицы стук копыт спас меня от неловкости. Громкие мужские голоса приближались. Дания с Зилией вытянули шеи. Я подошел к окну, прикрытому шторками с любовно вышитыми на них пестрыми цветами, и вгляделся в солдат наместницы. Они уводили лошадей к конюшне. Надо же, дочь советника искали почти целым отрядом!

– Ты поел? Теперь брысь отсюдова, – бросила мне Зилия и нетерпеливо махнула рукой в сторону черного входа. – Сейчас солдат кормить будем. С утра не жрамши, бедняги. Дания, беги за девками. Будем подавать остатки.

Беркут вспомнил обо мне следующим вечером. Я как раз принес очередные два ведра воды из колодца и вылил их в корыто, когда в дверях возник солдат, что помогал своему командиру и наместнице пытать меня в подвале. Его маска спущенной небрежно висела на шее, а глаза пытливо прожигали дыры в моем лице. Он вежливо попросил воды и, напившись, велел мне идти следом. Лицо солдата оставалось абсолютно нечитаемым, пока он вынужденно цедил сквозь зубы вежливые слова. Надо же, какие внезапные перемены! Еще вчера прихвостень Беркута с готовностью удавил бы меня магией, не опереди его наместница своим хищным огнем.

Кухарки и их помощницы испуганно переглядывались. Чей-то свистящий шепот нарушил вязкую тишину:

– Неужто опять подозревают?

Я гордо следовал за солдатом, не раскрывая рта и не задавая вопросов. Внутри клокотала вернувшаяся магия, а над ухом недовольно сопел Реф. С той минуты, когда старый бормотун наконец смог вернуться, он неизменно держался рядом и чуть ли не облизывал меня от радости.

Командир отряда наместницы ждал в своем сумрачном кабинете. Он устало махнул мне, указав на тот же стул. Наша первая встреча повторялась. Я вновь не знал, чего ожидать от разговора с этим человеком. Разве что от меня больше не несло потом, да и раны целитель добросовестно залечил.

Беркут кивнул солдату, и тот с оскорбленным видом удалился, не забыв окинуть меня напоследок предупреждающим взглядом.

– Рад видеть тебя в добром здравии, – начал командир, устало подперев подбородок сцепленными в замок ладонями. Его слезящиеся от усталости глаза внимательно изучали мое лицо.

– Без помощи целителя оно не было бы таким добрым, – сухо ответил я и вздернул подбородок.

Беркут хмыкнул и усмехнулся.

– Не держи зла на нас с наместницей. Сам понимаешь, ради того, чтобы поймать убийцу, мы готовы на многое.

Я молчал и сверлил командира взглядом. Уж не извиняется ли он перед простым рабочим?

– Девушка, которую ты спас, сбежала из дома целителя. Она была околдована кадаром.

– Я знаю, – бросил я и добавил, поймав изумленный взгляд Беркута: – Все поместье об этом судачит.

– Вчера вечером ее тело нашли у реки. Иссушенное, как и предыдущие. Мы уверены, что околдованная девчонка сама явилась к своему убийце.

Я на миг прикрыл глаза. Бедная девочка. В поместье сплетничали, что она отчаянно мечтала выйти замуж, и даже посмеивались над ее полнотой и круглощеким лицом. Вместо замужества высушенное магией тело девушки послужило кадару. Но для чего? Для чего?!

– Я позвал тебя по просьбе наместницы, – продолжил Беркут. – Сегодня прилетел голубь с письмом воеводы. Через неделю он с наследником прибудет в Вароссу для празднования двадцатилетия Амаль Кахир.

Командир откашлялся и вновь окинул меня взглядом, полным сомнения. Нервозность противно заскреблась в груди, но я остался совершенно равнодушен внешне. Реакция, заученная телом назубок. Что понадобилось от меня ведьме и ее холую?

– Наместница предлагает тебе вступить в ряды ее солдат, – выпалил Беркут.

Я откашлялся, соображая, не ослышался ли. Пожалуй, даже предложение занять императорский трон не вызвало бы у меня больше удивления.

– Она же ясно дала понять, что перебежчику не место среди достойных людей, всегда готовых к самопожертвованию, – язвительный ответ вырвался слишком внезапно даже для меня самого. Бурлящая ненависть швырнула его в лицо Беркуту, не спросив разрешения.

– Ты проявил себя в битве с кадаром. Амаль Кахир сочла это достойным испытанием на прочность.

– Еще вчера утром наместница жаждала убить меня.

Беркут замолчал, сверля меня неприязненным взглядом. Ему и самому не доставлял удовольствия наш разговор. Командир на то и командир, чтоб не предлагать, не упрашивать, а приказывать.

– Она… совершила ошибку. Наместнице требуется человек, который сможет… оградить ее от старшего брата. Неделю назад ты сказал, что твой дар в распоряжении Амаль Кахир. Надеюсь, эти слова не обесценились?

Вот тут-то пришла моя очередь удивляться. Да, при знакомстве Дир упомянул, что Амаль ненавидит старших братьев, рожденных законной женой воеводы, но вытянуть из него еще хоть что-то мне так и не удалось. Уверен, он и сам не знал подробностей раздоров семейства Эркин.