— Отсюда и войдем, — Грубер выскочил из кузова и встал рядом со Снегирем, указывая автоматом на двери с пандусом.

— Почему именно отсюда? И почему ты вот так в открытую… — Снегирь не договорил, потому что Грубер ткнул куда-то в сторону стволом автомата, и он увидел кошку, спокойно осматривающую неизвестную ей территорию. — Понятно, вот только это не снимает первого вопроса, почему мы зайдем именно через эту дверь, и не, вот через ту? — и Снегирь указал на стоящее неподалеку девятиэтажное здание, внутрь которого вела своя дверь.

— Потому что это приемник, — посмотрев на насупленное лицо Снегиря, Грубер усмехнулся и пояснил. — Приемный покой. Он по идее должен быть связан со всеми зданиями комплекса. А вот если мы войдем туда, то не факт, что сможем быстро найти проходи, ведущий к другим зданиям. Подвалы любой подобной больнички любой страны мира и, подозреваю, любой версии мультиверсума представляют собой лабиринт из чрезвычайно запутанных переходов, внезапных коридоров, и многочисленных тупиков, непонятно для чего сделанных. При этом почти все эти лабиринты являются ну, не точными копиями друг друга, но чрезвычайно похожими.

— И зачем так строить? — Снегирь двинулся к двери приемного покоя, не опуская ружья.

— Понятия не имею, — Грубер пожал плечами и двинулся вслед за другом. Перед пандусом он остановился и обернулся к кошке. — Эй, кис-кис, ты с нами или здесь остаешься?

Кошка, которая в это время обнюхивала колеса скорой, подняла голову, внимательно посмотрела на Грубера и в несколько прыжком очутилась рядом с ним.

— Меня начинает поражать ум и сообразительность этого животного, — покачал головой Снегирь. — Наверное, ты все-таки не зря жемчуг сожрала, — обратился он к кошке, прежде чем открыть дверь.

Вопреки их ожиданиям, дверь открылась легко, без малейших усилий и зловещих скрипов. Переглянувшись, рейдеры осторожно зашли внутрь, при этом Грубер снял с плеча автомат, поглядывая время от времени на кошку, ведущую себя совершенно спокойно. В этом плане и Грубер и Снегирь больше доверяли своей нежданной пушистой спутнице, чем собственным глазам, все-таки животные чувствуют опасность гораздо лучше людей, даже награжденных Ульем дарами, чтобы повысить их шанс на выживание.

Внутри все соответствовало даже не Улью, с его постепенным старением и увяданием, а натуральному фильму ужасов: оборванная и кое-где искрящая проводка, перевернутая мебель, разбитое оборудование — и все это под мигающий тусклый свет лампы дневного света, которую питал резервный генератор.

Лампа мигала, издавая характерный цокающий звук, перемежающийся с неравномерным подвыванием. Под ногами скрипело битое стекло, а кошка, которой, видимо, надоело обходить различный острый мусор на полу, способный поранить нежные подушечки кошачьих лапок, недолго думая взлетела Снегирю на плечо и теперь восседала там, обвив его шею пушистым хвостом.

— Вот зараза, — Снегирь мотнул головой, потому что прикосновение пушинок хвоста к обнаженной коже мгновенно вызывал зуд и толпище мурашек по всему телу. — Брысь!

Кошка проигнорировала его попытки согнать ее, продолжая сидеть на плече с гордым видом, лишь когти поглубже в одежду впустила, задевая кожу.

— Эта пушистая тварюшка объявила нас своими человеками, и теперь мы обязаны ей подчиняться, — усмехнулся Грубер.

— Не было печали, — пробурчал Снегирь, но отказался от попыток согнать наглое животное. — Ну нечего, выберемся, я ее Чинку подарю. Пускай друг другу доказывают кто же все-таки домашнее животное, — он остановился посреди разрушенного зала и огляделся по сторонам. — Жуть, помноженная на жуть и возведенная в квадрат.

— Не могу не согласиться, — Грубер поморщился, когда под ногой в очередной раз что-то хрустнуло.

— Здесь можно где-нибудь помыться? — Снегирь в очередной раз осмотрел большое помещение. — И что ты еще хотел сделать?

— Ну… — Грубер попытался сориентироваться. — В любом приемнике должна быть санитарная комната.

— Тогда найди ее, чистись и валим отсюда, пока у меня от подобной картины смещения в мозгах не произошло, — Грубер внимательно посмотрел на друга, который нашел неповрежденный стул, валяющийся перевернутым на полу, поставил его возле какого-то стола, довольно чистого, что странно, и сел, положив свое ружье на стол таким образом, чтобы можно было быстро его схватить. Кошка, посидев на его плече еще немного, спрыгнула на стол и все-таки направилась исследовать помещение. Грубер только головой покачал, понятно, что Снегирь все еще злится, но он не мог пока объяснить причины своих поступков даже самому себе, не то что озвучить их кому-то другому. Прислушавшись к себе, Грубер отметил, что все еще на ощущает элитника, связь с которым потерял еще в магазине. Этот факт напрягал, но понять мотивацию элиты чаще всего было не просто. Бывали случаи, и Грубер был им свидетелем, что элитников не заинтересовывала доступная жратва, и они куда-то целенаправленно шлепали, не отвлекаясь на окружающих. Что ими в тот момент двигало? На этот вопрос Грубер так и не нашел ответа, а его примитивное общение с элитой по типу: ощущаю-не ощущаю, не давало ответов на все вопросы. Может быть институтские знали ответ конкретно на этот вопрос, вот только отношения с ними ни у Грубера, ни у Снегиря как-то не заладилось. Нет, они не враждовали, просто недолюбливали друг друга, хотя сам Грубер часто ловил себя на мысли, что хотел бы побывать в святая святых Института. Правда для этого нужно было узнать, где конкретно этот самый Институт находится. Можно было, конечно, спросить у Чинка, он наверняка знает, вот только Чинку было глубоко наплевать на Институт, его другие заботы больше волновали.

— Ну, и долго ты будешь медитировать? — немного сварливо поинтересовался Снегирь, который отдал бы сейчас многое, чтобы пару десятков минут подремать.

— Может, хватит уже? — Грубер раздраженно бросил автомат на стол рядом с ружьем Снегиря. Вытащенный из ножен пугио отправился вслед за огнестрелом. Ножны Грубер оставил на ремне, чтобы помыть, потому что они, как и одежда и он сам были заляпаны фрагментами Онегина. Присмотревшись, Грубер решил, что на ножны присохли частицы мозгового вещества. Что было удивительным открытием, потому что он сомневался в наличие мозга у покойного.

— Может и хватит, если ты ответишь, что на тебя нашло, — Снегирь скрестил руки на груди, пристально разглядывая друга. На фоне мигающей лампы и искаженных теней лица обоих напоминали морды только-только начавших меняться зараженных. А подсохшие брызги крови на лице Грубера только усиливали этот эффект.

— Я не знаю, ясно? — Грубер провел руками по лицу. — Я просто в тот момент был тупо уверен, что так надо, понимаешь? Так правильно, — он потер щеку, кожу на которой стянуло засохшей кровью. — Фу-у, я пошел душ искать.

Он снова оглядел помещение, выглядевшее, если отбросить постапокалиптическую направленность царящего вокруг погрома, как самый типичный приемный покой. А это значит, что… Грубер без колебаний повернулся и прошел к одной из стен, где обнаружил несколько дверей, за одной из которых нашлась санитарная комната. Там, кроме воды в водонагревателе, имелась стиральная машина с сушкой, которая вполне работала — резервный генератор исправно поставлял электроэнергию, которая была уже никому не нужна. Никому, кроме меня, — промелькнуло в голове рейдера, когда он засовывал в машинку одежду, а сам залазил под душ, где, включив настолько горячую воду, насколько мог терпеть, сначала с остервенением тер себя найденной тут же мочалкой с хозяйственным мылом, другого просто не нашел, а затем просто стоял под тугими горячими струями, до тех пор, пока не закончилась горячая вода.

Как только Грубер скрылся за дверьми санитарной комнаты, Снегирь встрепенулся, поднялся со своего стула и сделал то, что следовало сделать сразу же, он закрыл дверь, ведущую на улицу, чтобы избежать определенного рода неприятностей в виде вернувшихся измененных. После этого он вернулся на стул, понаблюдал за осторожно проверяющей все подозрительные места кошкой, но животное не проявляла беспокойства, и Снегирь все-таки позволил себе ненадолго задремать, уронив голову на лежащие на столе скрещенные руки.