Его глаза обвиняюще зыркали на неё, пока он силился вдохнуть.

— У противоядия также есть неприятный побочный эффект. Оно сделает тебя очень сонливым, но ты не должен засыпать. Если заснёшь, то твоё дыхание остановится, и ты уже не проснёшься. Ты должен оставаться в сознании достаточно долго, чтобы оно обезвредило яд. — Её глаза были мокрыми. — Пожалуйста.

Внутри Грэм бесился от ярости. Он не мог представить, что заснёт — он хотел только одного: снова овладеть своим телом. Будь у него сила в руках, он бы Алиссу задушил.

— Они не сделают ей больно, — добавила она. — Нашей целью было забрать, а не убить её. С Айрин будут хорошо обращаться. Обещаю.

Она потащила его дальше, оттаскивая его от дома, пока Грэм не оказался укрытым за скалистым выступом.

— Здесь ты должен быть в безопасности. Просто не давай себе уснуть.

«Я больше никогда не усну», — подумал он, — «пока не выдавлю из тебя жизнь голыми руками». Его глаз перекатывались из стороны в сторону, пока он пытался оглядеть своё окружение.

Алисса изучала его взглядом, её глаза блестели от непролитых слёз.

— Мне очень жаль, Грэм. Я не хотела, чтобы всё случилось именно так. Я бы предпочла больше никогда тебя не видеть, и оставить память о времени, которое мы провели вместе, нетронутой. Если Сэлиор смилостивится, мы больше никогда не встретимся. — Она встала, и посмотрела на него сверху вниз.

— Тебе следует знать — ты был лучшим из всех, с кем я когда-либо сражалась, и единственным, кого я когда-либо любила… но долг — важнее.

После этого она ушла. Грэм остался лежать, уставившись в равнодушное небо, наблюдая за полётом облаков, и сражаясь за каждый вдох.

Лежание на горном лугу весной могло бы быть приятным времяпрепровождением — в иных обстоятельствах. Помимо бури эмоций внутри него, наиболее очевидной неприятностью был холод. Весной гора никогда не выходила за пределы того, что можно было бы назвать лёгким теплом, и пребывание в тени скал означало, что он мёрз.

Паралич, пусть и тревожный, был тем, что долгие послеполуденные тренировки с Сайханом сделали терпимым — он уже привык к проведению долгих периодов времени без возможности почесать нос. С физическим дискомфортом он мог справиться.

Медленное удушье, борьба за каждый вдох, в одиночестве, при попытках сопротивляться то сонливости, то смертельному страху… это было что-то новенькое. Грэм не думал, что для ощущения этого нового опыта было название — скорее всего потребуется новое слово, но у него не было времени его придумать.

Он был слишком занят попытками не умереть.

Его сердце гулко билось, а глаза распахнулись, когда он поспешно заставил лёгкие снова вдохнуть. Он опять задремал. Хуже всего являлось то, насколько мирным это было — вызванное ядом онемение притупило большую часть естественной реакции его тела на удушье. Когда сонливость заставляла его веки смыкаться, единственным, что заставляло его просыпаться, было биение его сердца — и даже оно казалось приглушённым.

«Мне ещё нельзя умереть».

Перед своим внутренним взором он вновь увидел уносимую прочь Айрин, обмякшую на плече какого-то незнакомца. Она ему доверяла. Если бы он сразу же пошёл с ними, а не отправился сперва за вещами, то всё могло бы пойти иначе. Может, он задержал бы нападавших достаточно, чтобы все смогли спастись. Если бы он был внимательнее к своему более раннему наблюдению, молчанию птиц, то они могли бы вообще избежать этой ситуации.

Значит, они ждали, собравшись вокруг дома. Они скорее всего установили время, чтобы они могли напасть сразу после рейда на Арундэл, когда они знали, что защитники будут в другом месте. «И они знали, как найти дом, потому что я им сказал. Ей сказал».

Грэм знал, что это была его вина, и пылал в равной степени от возмущения и стыда. Но он был уставшим, очень уставшим. Чернота снова накрыла его подобно тёплому одеялу, которое могло защитить его от холода земли под ним.

— Грэм! Грэм!

Что-то било его по лицу. Он открыл глаза, раздражённый, и сделал ещё один глубокий вдох. Его сердце снова колотилось — верный признак того, что он перестал дышать. В поле его зрения попали размытые черты маленькой медведицы. Грэйс была рядом, и била его по щекам своими лапками.

Он хотел сказать ей оставить его в покое, но его рот отказывался повиноваться. Всё отказывалось повиноваться. Двигались лишь его глаза и, когда он о них вспоминал, его лёгкие.

— Что с тобой не так? Говори со мной! — сказала она взволнованным и отчаянным голосом.

Медведица исчезла из виду, осматривая его тело с головы до ног. Когда она снова показалась ему на глаза, он увидел, что её тряпичное тело было обожжённым и грязным. «Она, наверное, прошла через дом», — заметил он.

— У тебя длинный, неглубокий порез вдоль рёбер, но он не очень большой. Уже не кровоточит. Почему ты не можешь двигаться?

Она проверила его руки.

— На запястье у тебя маленькое пятнышко, но это может даже не быть раной. Похоже скорее на укус насекомого, — объявила она.

Она ждала рядом с ним, толкая его лапками каждый раз, когда его глаза закрывались. Прошёл, наверное, час, но она не уходила. В конце концов ей стало скучно, и она снова заговорила.

— Коналл и твоя сестра в безопасности. Они едва не затоптали меня в коридоре. Вот, как я узнала о том, что происходит. Коналл сказал мне, что ты ещё был в доме. Он также сказал, что…Айрин была… — Тут она остановилась, не в силах продолжить.

«Она жива», — хотелось закричать Грэму.

— Мне следовало быть здесь, — горестно сказала Грэйс. — Это было моей работой. Я должна была защищать семью. Если бы я была здесь, а не бегала по замку, то ничего этого не случилось бы.

Грэму хотелось смеяться. Мысль о том, что мягкая игрушка защитила бы их, была нелепой, но боль в голосе Грэйс была подлинной.

— Если бы они не были уже мертвы, когда я сюда добралась, то я бы всех их поубивала, — прорычала она, её тонкий голос звучал свирепо. — Но ты это сделал, не так ли? Это ты был здесь, вместо меня.

«Ты ничего не смогла бы сделать», — подумал Грэм. Ему хотелось обнять её, хоть немного её утешить.

— Я нашла Лилли, — сказала она безжизненным голосом. — Она собиралась выйти замуж. Ты знал?

Он не знал. Наверное, об этом ходили разговоры, но он не обращал бы на них внимания. «Карисса знала, наверное».

— Все эти годы, она потратила лучшую часть своей молодости, заботясь о семье. Она едва ли тратила время на себя, но она нашла кого-то, кто был достаточно терпелив, чтобы ждать её. Теперь она мертва, потому что я была слишком занята, удовлетворяя своё собственное эгоистичное любопытство вместо того, чтобы быть здесь. — Грэйс уткнулась головой ему в грудь. — Дэвид… представить не могу, как больно от этого будет ему, и Питэру. Бедный Питэр, он души не чаял в своей сестре.

Питэр Такер, брат Лилли, был камергером Замка Камерон, но Грэм не был уверен, какого Дэвида она имела ввиду. «Дэвид Саммерланд?». Он был примерно подходящего возраста, и был в замке достаточно часто, чтобы знать Лилли. Он был портным в Уошбруке. Грэм его едва знал. Он был тихим, мягким человеком — как раз таким, какой полюбил бы кого-то вроде Лилли. «Из них получилась бы хорошая пара».

Его кисть дёрнулась, ответив на его порыв погладить медведицу.

— Твоя кисть двинулась.

Действительно, двинулась. Она также адски болела. С возвращением толики подвижности частично вернулись и чувства. Его кисть ныла, и по мере того, как онемение уходило из его руки, боль расходилась по его телу. Его руки и ноги ощущались так, будто его связали, и избивали дубинками. Вскоре после этого его торс присоединился к этому хору невзгод.

— О-х-х, — простонал он.

Грэйс похлопала по нему лапкой, посылая по его телу волны агонии.

— Тебе становится лучше. Что случилось? Ты можешь говорить? — Она трясла его, и хотя её маленькое тело не могло особо его сдвинуть, этого хватало, чтобы вызвать у него желание кричать.