— Нет.

— Мой папа слышал об этом от Мистера Брауна, когда ходил в город на прошлой неделе, — объяснил Сэт, указывая на только что погруженные ими бобы.

Даниэл нахмурился:

— Это был на самом деле один из лесных богов, или просто один из их надзирателей?

— А есть разница? И то и другое — дело плохое, — сказал Сэт.

Даниэл быстро огляделся:

— Твоя мама устроит тебе головомойку, если услышит от тебя такие слова!

— А мне плевать. Люди — ленивы, если считают, что богам есть какое-то дело до того, что мы о них думаем, — непокорно ответил друг Даниэла.

— Тебе станет не наплевать, если один из них тебя заберёт, — беспокойно сказал Даниэл. Хотя при его жизни этого не случалось, старики рассказывали, что раз или два за каждое поколение лесные боги приходили, чтобы забрать несчастного молодого человека или девушку, обычно — из-за их грешных мыслей.

— Если за мной придут, то отнюдь не из-за того, что я думаю, поверь мне. Я каждое утро думаю целую кучу плохих мыслей перед завтраком, а за мной так и не пришли, — уверил его Сэт.

— Каких мыслей?

— Большинство из них касается купающейся Кат, — лукаво сказал его друг.

Даниэл подавил поток различных эмоций — гнев, ревность, и толику вины, поскольку этой осенью на танцы с Кэйт пойдёт он. Даниэл отбросил эти мысли в сторону:

— Вернёмся к всаднику…

— Да, — сказал Сэт, кивая. — Мистер Браун сказал, что видел одного из них пересекающим реку в конце долины, где начинаются глубокие леса.

Жители Колна говорили «глубокие леса», когда имели ввиду истинный лес. Невысокие холмы, в которых они жили, были населены в основном потому, что более крупные деревья «глубоких лесов» здесь не росли. Поговаривали, что рядом когда-то были широкие равнины, но со временем глубокие леса разрослись, покрыв большинство более мягких частей мира с умеренным климатом. Само собой разумеется, никто в глубокие леса не ходил — а если и ходили, то не возвращались, как и было с отцом Кэйт.

— А он смог сказать, был ли это один из богов? — снова спросил Даниэл.

— Издалека он убедиться не мог, но волосы серебряными ему не показались, — сказал Сэт, явно не желая снижать важность своей информации признанием того, что это был лишь один из надзирателей.

Лесные боги обладали серебряными волосами, и больше о них в общем-то никто ничего не знал. Поговаривали, что у них голубые глаза и тонкие, остроконечные уши, но Даниэл никогда не слышал, чтобы кто-то подобрался достаточно близко, чтобы потом честно заявлять о том, что это так и есть. Также ходили легенды о других лесных богах, имевших другие цвета, вроде чёрной кожи или красных глаз, но никто из живших в холмах рядом с Колном или Дэ́рхамом никогда их не видел.

Надзиратели считались людьми, поскольку обладали различной обыкновенной расцветкой волос и чертами лиц. Они также могли говорить на обычном языке, чего с лесными богами никогда не бывало. Однако они всё же были опасны. Когда один из них появлялся в городе, это обычно предшествовало исчезновению молодого человека или девушки из числа жителей.

Никто точно не знал, какое отношение надзиратели имели к лесным богам, хотя большинство полагало их какого-то рода слугами. Кое-кто считал, что они происходили от детей, которых надзиратели забирали в течение всех этих лет, но то были лишь догадки.

— Думаешь, они собираются кого-то забрать? — задумался Даниэл.

— Кто знает? — ответил Сэт. — Может и нет, на нашем веку такого не случалось.

Даниэл надеялся, что его друг был прав.

Неделю спустя мать Даниэла послала его с поручением в дом Сэйеров. Она хотела, чтобы он узнал, есть ли у матери Кэйт сколько-нибудь жёлтой пряжи на продажу — по крайней мере, такую причину она назвала.

— Я с радостью сбегаю, Мам, — сказал ей Даниэл.

— Не беги, милый мой. Не спеши, твой отец сегодня сможет сам последить за стадом, — сказала она ему.

Алан насторожился в ответ на это объявление:

— Их дом менее чем в часе ходьбы отсюда. Если он не будет зря терять времени, то сможет вернуться достаточно быстро, чтобы взять овец на себя, — произнёс он слегка раздосадованным голосом.

Хэлэн выразительно посмотрела на него, будто пытаясь без слов передать ему какую-то важную информацию.

— Позволь ему не спешить, Дорогой. Нам нужно поддерживать хорошие отношения с соседями.

Тут до него наконец дошло, и он кивнул, но не смог удержаться от шутки:

— О! Конечно, ты права, хотя я не могу не вспомнить, что в прошлый раз, когда ты подняла этот вопрос, ты сказала, что мне не поздоровится, если ты меня поймаешь во время прогулки для утешения Вдовы Сэйер.

Хэлэн зыркнула на него, а Даниэл засмеялся.

Когда он пошёл к двери, отец остановил его:

— Возьми с собой цистру, Даниэл.

— Для покупки пряжи?

— Музыка всем нравится, Даниэл, и ты хорошо играешь, — подмигнул сыну Алан. — Однажды ты меня поблагодаришь.

Брэнда Сэйер открыла дверь своего дома, и пригласила его внутрь. Зелёные глаза и густые тёмно-рыжие волосы мгновенно напомнили Даниэлу о Кэйт, и, следуя за ней, он не мог не подумать об одном из старых советов своего отца: «Если хочешь узнать, как будет выглядеть женщина, посмотри на её мать».

Судя по Брэнде Сэйер, впереди Кэйт ждало чудесное будущее. Бёдра её матери были полными, но здоровыми, как и её грудь, намекая на то, что однажды у её дочери будет великолепная фигура. Она оглянулась на него через плечо:

— Кэйт должна очень скоро вернуться. Хочешь чаю?

Даниэл быстро поднял взгляд с того места, на которое он смотрел, и смущённо встретился с её собственным взглядом:

— Вообще-то Мама послала меня узнать, есть ли у вас сколько-нибудь жёлтой пряжи.

— О, — с чуть-чуть весёлой улыбкой ответила Брэнда. — А я-то думала, что раз ты принёс с собой мандолину, то сможешь немного поиграть нам.

— Ну, конечно… — ответил он. Даниэл не стал себя утруждать, поправляя её насчёт названия инструмента. Цистра и мандолина были достаточно похожи, так что это едва ли имело значение.

— Воздух снаружи более прохладный, если хочешь посидеть на скамейке, — предложила она. — Я уже приготовила чаю. Сейчас вернусь.

Он послушался её совета, и вышел обратно на крыльцо. Цистру он поставил рядом, а затем уселся на длинной дубовой скамье, которую годы назад построил отец Кэйт — ещё до того, как исчез в глубоком лесу.

Чуть погодя Брэнда вышла, и села рядом. От её волос шёл приятный запах вереска и лаванды.

— Боюсь, что чай прохладный, — сказала она ему. — Я вообще-то предпочитаю его именно таким в столь жаркую погоду. Ты же не против, а?

— Нет, мэм, — уважительно ответил он.

— Ты нынче ужасно вытянулся, — продолжила она, протягивая руку, чтобы взъерошить ему волосы. — Ты даже выше меня, когда сидишь.

Даниэлу до пятнадцати оставался лишь месяц, и он значительно вырос за последний год. Плечи его стали шире, и, в отличие от некоторых из его долговязых сверстников, мышцы у него наросли пропорционально телосложению. Даниэл обнаружил, что под оценивающим взглядом Брэнды ему слегка не по себе.

— Мама говорит, что когда вырасту до конца, то смогу стать даже больше Папы, — сказал он ей.

— Мама! — в явном смятении сказала Кэйт. Она как раз появилась из-за угла дома, неся свежесорванную зелень из их огорода. Её руки были покрыты чернозёмом, а волосы были стянуты в строгую косу. Она покраснела от солнца, и её кожу покрывал лёгкий глянец пота.

Даниэлу показалось, что она прямо-таки светится. Он встал, чтобы поприветствовать её:

— Привет, Кат.

Брэнда заговорила прежде, чем её дочь смогла ответить:

— А, вот ты где.

— Почему ты мне не сказала!? Я же совсем растрёпана, — сказала Кэйт.

— Ну, я как раз собиралась дать тебе знать… — немного беспомощно сказала её мать. Тон её слов казался скорее весёлым, чем извиняющимся.