«Однако, наверное, не вон тем куском засохших соплей, это просто отвратительно». Я вспомнил её лицо перед тем, как я осушил её. Неудивительно, что её нос был с засохшей коркой.

Закончив импровизированное купание, я выбросил воду прочь из окошка, между тем поддерживая воздух вокруг Пенни тёплым, пока она сохла. Чистое и уютно устроившееся на кровати, её тело по-прежнему было прохладным на ощупь. Ему трудно было производить достаточно тепла.

Скорее усталый, чем голодный, я высвободился из своей странно чистой одежды, и забрался обратно в кровать. Я обнял Пенни руками, и притянул поближе к себе, пока её спина не оказалась прижатой к моей лохматой груди.

«Чёрт, Гарэс был действительно волосатым ублюдком», — подумал я про себя. Ни о чём больше особо не думая, я снова задремал.

Следующее моё пробуждение было менее приятным.

На этот раз уже рассвело, что обычно было плохим признаком, но на самом деле тон задавала костедробящая боль в моём запястье.

— Ай, ай, ай…! Сломаешь же! — начал рефлекторно скулить я. Пенни выгнула мою кисть под таким углом, что это грозило мне серьёзными увечьями. И давление было не угрожающим, оно было таким, какое бывает, когда хочешь сломать запястье. Она была просто достаточно мила, чтобы сперва дать мне минутку на пробуждение.

— Убери его от меня, — яростно приказала она.

Я сразу же понял. Наступило утро, и моя новая нижняя половина встала раньше меня, как обычно и бывало. В данный момент она прижималась к чему-то тёплому и мягкому, а конкретнее — к Пенни.

Вместо того, чтобы пытаться объяснить, я стал быстро извиваться, создавая некоторое расстояние между Пенни и всеми частями моего тела, которые ещё не были сломаны. Пенни не выпустила моё запястье, но слегка ослабила давление, поэтому я уже не был в непосредственной опасности.

— Если у тебя есть этому объяснение, Гарэс, то выкладывай его быстро, — предупредила она. Она говорила сквозь сжатые челюсти, и таким тоном, какой я слышал лишь в резких случаях, когда она убивала людей.

— Есть, — выпалил я, — но быстро объяснить не получится, — проговорил я, замечая, насколько влажной была её кожа. Хотя она проснулась, цвет её лица был бледен, и плечи её дрожали. Она, наверное, была больной и слабой как никогда, и, очнувшись, обнаружила себя в объятиях Гарэса. Она сделала очевидные выводы.

Несмотря на не прекращавшуюся боль, я почувствовал себя ужасно из-за того, что напугал её:

— Насколько много ты помнишь? — спросил я.

Боль в моей руке резко усилилась:

— Это не похоже на объяснение.

Простого ответа у меня не было. Я не хотел использовать против неё магию. Это лишь ухудшит ситуацию. В качестве компромисса я использовал безмолвное заклинание, чтобы заблокировать нервы, которые шли в мою руку. Так я, по крайней мере, мог ясно мыслить, и дополнительным преимуществом этого было то, что она по-прежнему ощущала, что контролирует ситуацию. Я не мог придумать почти ничего хуже, чем проснуться полумёртвой и с мыслью о том, что подверглась насилию в беспомощном состоянии.

Вот тебе и любовь. Я решил, что в худшем случае я, наверное, смогу просто исцелить потом нанесённый ею ущерб.

— Я — не Гарэс Гэйлин, — осторожно сказал я, продолжал прикидываться беспомощным.

Её тело напряглось, поэтому я начал извиваться, будто от боли. Затем она заявила:

— Соврёшь ещё раз, и я её сломаю.

— Раньше это было его тело, — сказал я ей. — Я был мёртв, но они с Уолтэром каким-то образом спасли меня.

Она застыла, вперившись в меня взглядом робкой надежды. Мне захотелось расплакаться, когда я увидел её в таком уязвимом состоянии.

— Это слишком жестоко. Нельзя такое говорить. Никто не смог бы сказать что-то настолько ужасное, — ответила она, и на её лице ясно отражалась буря, рвавшая струны её сердца.

— Только ты, Пенни, я никогда не любил другую… только тебя, — сказал я, перефразировав то, что она сказала мне в конце.

Тут она заплакала, и я к ней присоединился. Просто за компанию, конечно же — никому не нравится плакать в одиночку.

Чуть погодя она расслабилась, и позволила мне обнять её своей здоровой рукой. Вторую руку я не чувствовал. Я попытался поцеловать Пенни, но она отвернула голову:

— Нет.

Это меня уязвило, но я попытался не подать виду.

— Дело в твоём лице, — сказала она, увидя боль в моём взгляде. — Ощущение такое, будто я делаю что-то неправильное.

— Я — на самом деле Мордэкай, — заверил её я.

— Это — не его лицо, — повторила она. — Борода, глаза, они другие… даже твой голос.

— Прости, — сказал я, осознав, что впереди нас ждал целый вагон скрытых, странных проблем относительно моего тела. «Может, если я использую иллюзию, чтобы у меня стали прежние внешность и голос…».

Она поцеловала меня без предупреждения. Это был короткий и неуклюжий поцелуй, но всё равно чудесный. Однако я чувствовал, что она пыталась избежать бороды. Моя собственная борода была короткой и ухоженной, а у Гарэса была опасная, дикая копна.

— Мы что-нибудь придумаем, — сказала она мне.

Поцелуи чудесно сказались на состоянии моего… духа, но я отстранился от Пенни. Остальное могло подождать. Она была слишком слаба, чтобы я мог позволить ей зайти дальше поцелуев.

— Я принесу чего-нибудь поесть, — сказал я. Вообще, я и сам проголодался.

Встав с кровати, я попытался одеться, но моя рука всё ещё не работала.

— Это не я, — сказала Пенни.

Я объяснил ей про паралич, и вернул чувствительность нервам. Почему-то её это очень развеселило. Когда вернулась чувствительность, запястье всё ещё весьма саднило.

Быстро одевшись, я нашёл Уолтэра уже трудившимся над котелком на кухне. Пахло окороком, горохом и смесью специй. Я не ожидал, что он окажется хорошим поваром, но, с другой стороны, учитывая многие годы, проведённые им вдали от жены и семьи…

— Хорошо смотришься в фартуке, — сказал я ему.

Он поднял взгляд от котелка:

— А ты хорошо смотришься живьём.

— Ты, наверное, всем рыженьким это говоришь, — сострил я. На это мы оба рассмеялись.

— Как она? — спросил он чуть погодя.

— Неважно, — признался я. — Я её тогда чуть не убил…

— Она виновата в этом не меньше тебя, — сказал Уолтэр, пробуя своё творение. — Твоя жена порой немногим умнее тебя, и вдвое упрямее.

— Мы хорошо сочетаемся, — согласился я. — Я хочу ещё раз поблагодарить тебя. Ты рисковал ради меня всем.

Он не отрывал взгляда от котелка:

— Мы через слишком много прошли, чтобы начинать сентиментальничать в такую рань, — ответил он слегка хриплым голосом.

Тут я был с ним согласен, поэтому сменил тему:

— Почему ты поместил нас в одну из гостевых комнат?

— Мы не могли добраться до твоего «другого» дома, — ответил он с лёгким оттенком фрустрации в голосе. — Когда мы открыли дверь, она вела лишь в твои фальшивые покои.

Закрывая глаза на это, наши «фальшивые» покои всё же были весьма удобными, и в них на самом деле было много личных вещей, вроде некоторых из наших предметов одежды.

— Однако я удивлён, что вы просто не воспользовались той комнатой.

— Я предпочитал иметь вас поближе, на случай, если я кому-то из вас понадоблюсь, — сказал он, передавая мне поднос с двумя большими тарелками исходящего паром супа.

Это снова напомнило мне, каким удивительно добрым Уолтэр мог быть. В прошлом некоторые, включая меня, винили его в чрезмерной осторожности, но он был сложным человеком. По правде говоря, его смелость никогда не подводила меня, когда она действительно требовалась, и его способность заботиться о своих ближних всегда была мне примером для подражания.

Новое присутствие заставило меня приостановиться — кто-то подлетал ближе к замку. Перефокусировавшись, я изучил визитёра. Это был не один из богов. Похож был на орла, но эйсар у него был слишком мощным. Он испускал сияние, которое могло указывать лишь на волшебника, и ощущался знакомо. Я повернулся к Уолтэру: