Секунду спустя Кэйт тихо добавила:

— Можно мне ту подушку обратно?

— Конечно.

Кэйт осторожно устроилась на боку, подложив подушку под одну из ног:

— Давай.

Лира наклонилась, и мягко поцеловала её в щёку, начав манипулировать эйсаром Кэйт, нежно посылая её в глубокий сон. После этого она сидела несколько минут, наблюдая за ней, и дивясь судьбе, что привела к нынешнему положению в её жизни.

Она не могла вообразить ничего иного. Прежде её жизнь была пустой, холодной и тёмной. Пока она глядела на свою подругу, её сердце наполнилось эмоциями. «Я не смогу перенести её потерю». Эта мысль вызвала волну страха, заставив её сердце сжаться.

Ход её раздумий был прерван внезапной нуждой. Перейдя в сидячее положение, она переместила вес своего собственного ребёнка прямо на мочевой пузырь. Вздохнув, Лира встала, и пошла облегчаться.

На следующий день Кэйт чувствовала себе немного лучше, но никак не могла стряхнуть с себя напавший на неё в течение последней недели недуг. В её голове пульсировала боль, но с этим она научилась жить. Кэйт не помнила, чтобы две её прежние беременности были такими трудными.

Нож, который она держала, соскользнул, и она чуть не порезалась. Отложив его, она потрясла руками, пытаясь ослабить появившиеся в них онемение и покалывание.

Лира сразу же заметила это:

— Опять руки? Давай, я порежу морковь. Поменяемся работой.

Кэйт посмотрела на женщину-Ши'Хар, и с трудом удержалась от слёз. Кивнув, она перешла к другому столу, и начала работать над тестом, из которого позже будет сделана внешняя корочка мясных пирогов.

Эшли проходила мимо двери в кухню, куда-то направляясь.

— Можешь помочь нам? — позвала Кэйт.

Та остановилась лишь на миг:

— Простите, не могу. Эмма не любит, когда её заставляют ждать.

Кэйт заскрипела зубами. Они почти перестали говорить с ней, и теперь никто не слушал её, теперь, когда Даниэла не стало. Она не имела значение. «Даниэл, где ты? Жив ли ты вообще?». Этой мысли хватило, чтобы лишить её самоконтроля, и по её щекам потекли слёзы фрустрации, горя и жалости к самой себе.

— Ох, Кэйт, — сказала Лираллианта, подойдя ближе, и обняв её. — Всё будет хорошо.

Кэйт не ответила. В сердце своём она знала правду. «Ничего никогда уже не будет хорошо».

— Как оно может быть таким большим? — спросил Алан Тэнник, бросая взгляд на свою внучку.

— Магия, — сказала Бриджид, проводя пальцами по мягкой шерсти Гуэ́нни. За прошедшие месяцы она каким-то образом сдружилась с пастушьей собакой Тэнника.

— Оно, наверное, уже выше пятидесяти футов, — сделал наблюдение Алан. — Я всё никак не пойму, зачем Даниэл его посадил.

Именно такую историю она выдала им в тот неизбежный день, когда они заметили стремительно росшее на северном пастбище деревце.

— Оно должно принести плод, обладающий особой силой, — сказала она, повторяя свой стандартный ответ.

— Ни на какое из известных мне плодовых деревьев оно точно не похоже, — сказал пожилой мужчина. — По мне, так оно похоже на вяз, только листья не те.

Гуэнни гавкнула, и побежала в перёд, чтобы понюхать что-то на земле. Там был маленький круглый предмет, и своим магическим взором Бриджид видела, что внутри что-то двигалось.

— Гуэнни, фу! — крикнула она, когда собака взяла было предмет в пасть. Быстро пройдя вперёд, она отогнала собаку от того, что наверняка было плодом с Крайтэками.

Снаружи, на кожуре, уже появилась трещина.

— Отведи её домой, Дед, — сказала Бриджид.

— Что не так?

— Плод упал. Не хочу, чтобы Гуэнни его повредила. Посмотрю, есть ли ещё.

Алан подозрительно сощурился:

— Судя по твоему голосу, ты скорее боялась за Гуэнни. Эта штука опасна, так ведь?

Она проигнорировала его вопрос:

— Веди её домой.

— Вчера на ветках ничего не было. Каким образом плод мог оказаться на земле так быстро? — продолжил он.

Бриджид медленно подняла на него взгляд. Последние месяцы она усердно работала над тем, чтобы казаться нормальной, и хотя полностью успеха она не добилась, Алан и Хэлэн по крайней мере не напрягались в её присутствии. Однако теперь выражение её лица изменилось.

Алан уставился в это тёмное безумие, и его сердце похолодело от страха.

— Идём, Гуэнни, — позвал он собаку, и ушёл, не сказав больше ни слова.

Бриджид взяла две шкатулки, которые брала с собой при каждом своём визите к дереву, и осторожно положила плод в одну из них. Затем она начала тщательно обыскивать местность. Нашла ещё два плода. К счастью, они были достаточно маленькими, чтобы уместиться в другую шкатулку. Расслабилась она лишь после того, как убедилась, что опасные плоды надёжно изолированы.

Положив ладонь на грубую кору Тириона, она послала свои мысли вовне:

— «Отец, они у меня».

Она часто пыталась говорить с ним, но безуспешно. Она ощущала узнавание, и, быть может, восприятие её слов — но не более того.

— «Ты можешь вернуться», — сказала она ему.

Ответа не было.

Тирион мирно дрейфовал.

Мир плыл мимо него — свет и тьма, солнце и луна, а сам он видел сны о многих вещах. Его задача была выполнена, но он больше этому не был рад.

Сосредоточенность для выполнения задачи ему придавало лишь его упрямство, но за месяцы, миновавшие подобно дням, он обнаружил новое умиротворение. То, чего в прежней жизни он никогда не испытывал.

Он грезил наяву о своём детстве, пересказывая самому себе события своей жизни, но в этих рассказах больше не было срочности… или сожалений. События произошли, но боль от них создал он сам. Винить других было бессмысленно.

Он всё ещё испытывал эмоции, но они были другими. Любовь — она оставалась, и грусть тоже была, но пылающий гнев умер. Деревьям такие чувства не были нужны.

Солнца и дождя хватало, и он обладал безграничной кладовой знаний, которые можно было изучать и обдумывать.

На крошечный миг он услышал мольбу Бриджид о его возвращении, но она ушла раньше, чем он осознал её просьбу. «Как глупо», — подумал он, — «с чего бы мне хотеть расстаться со всем этим?»

Ветер ласкал его ветви, и Тирион видел сны. Время от времени он беспокоился о содеянном, но к чему бы это ни привело, значения это не имело. Дар, который он передал себе-прошлому, очистит мир, но его не коснётся.

Эта мысль ему не нравилась, но ничего поделать с этим он уже не мог. Возвращение было исключено. Если он снова станет человеком, то его будет ожидать лишь боль.

Солнце было приятным, а шедший иногда дождь был бальзамом для его души.

Когда все собрались в обеденном зале Тириона на ужин, уже опустилась ночь. Эмма сидела во главе стола, с Раяном по правую руку. Кэйт и Лира сидели друг напротив друга с другого конца стола, а по его сторонам расселись остальные дети Тириона. Теперь мест было более чем достаточно, и половина из них пустовала, поскольку стол строился с расчётом на гостей.

С минуту все молчали, когда Бриджид вошла, и села недалеко от середины стола… и, хоть ужин ещё не начался, она небрежно взяла с блюда большую булку, и запихнула себе в рот.

Она ни с кем не поздоровалась, и вообще никак не показала, что считала своё отсутствие в течение многих месяцев чем-то необычным.

Все разговоры разом стихли, и воцарилась тишина. Лица стали поворачиваться туда-сюда, когда все посмотрели сначала на Бриджид, а потом на Эмму и Кэйт.

— Ты достала?! — сказала Эмма.

Одновременно Кэйт выпалила:

— Он жив?

— Мвахфыгвадафа, — пробормотала Бриджид с набитым свежим хлебом ртом.

— Что?! — спросила Эмма, раздражённо повышая голос.

Однако Кэйт уже вскочила на ноги:

— Где ты была? Где Даниэл?

Бриджид подняла ладонь, чтобы их остановить, прежде чем украла стоявшую перед Блэйком чашку с водой. Глотая и жуя, она освободила свой рот: