Я наткнулся на Сайхана во дворе замка. Учитывая мой разговор с Пенни, я был не в настроении для болтовни, что обычно не составляло проблемы в его отношении, но что-то в его позе сказало мне, что у него были припасены для меня какие-то слова. Я остановился в нескольких футах от него, и стал ждать.

— Нам нужно поговорить о нескольких вещах, — начал он.

— Я так и увидел, — стоически ответил я.

— Ты устроил налёт на склады короля, пока был в столице, — сказал он, будто этого было достаточно, чтобы передать мне его мысли.

— Я вернул свою собственность. Уверен, король поделится со мной своими мыслями на этот счёт, когда у него дойдут до этого руки, — резко ответил я. — Это проблема?

— Возможно, — сказал он, приостановившись, чтобы выбрать слова. Я редко видел, чтобы он прилагал так много усилий к дипломатии: — Мои приказы не имеют прямого отношения к бандитским действиям. Моя задача здесь — позаботиться о том, чтобы вы с Пенелопой не порвали свои узы. Однако я также являюсь слугой короля.

Я мысленно устроил повторную проверку своему щиту — ситуация вполне могла быстро пойти вразлад.

— Тогда похоже, что у тебя конфликт интересов. Что ты предлагаешь с этим делать? — ответил я, уперев в него твёрдый взгляд.

Старый воин сделал то, чего я ожидал меньше всего, что я редко видел с его стороны… он засмеялся:

— Ты сильно вырос с тех пор, как я с тобой познакомился, — сказал он.

Комплимент мало что сделал для улучшения моего настроения, и мне не терпелось покончить с этим разговором:

— Я облегчу тебе задачу. Ты можешь вернуться к королю, если хочешь… или ты можешь попытаться совершить правосудие от его имени прямо сейчас. Если выберешь первое, то я не буду тебе мешать, а если попытаешься сделать второе, то у меня прибавится крови на руках. Однако я бы предпочёл иметь твою помощь с этой войной… Я не уверен, можем ли мы себе позволить потерю твоей помощи, — ответил я. Свой голос я держал спокойным, но чувствовал, как кровь застучала у меня в висках. Мой гнев был в тот момент опасно близко к поверхности.

Сайхан, наверное, почувствовал мои смертоносные намерения, но если так, то виду он не показал:

— Я думал примерно в том же направлении. Реши я действовать против тебя, этого разговора между нами бы не было, — сообщил он, будто констатируя факт, как если бы люди обсуждали хладнокровное убийство каждый день.

— Значит, ты останешься и поможешь. Великолепно… тогда в чём смысл этого разговора? — начал я обходить его, но он положил ладонь мне на плечо. Я посмотрел на неё, а потом вопросительно взглянул ему в глаза.

— Я просто хотел убедиться, что мы понимаем своё положение, — продолжил он. — Думаю, что у тебя в этой войне есть шанс, иначе я бы уже отрубил тебе голову. Если проиграешь, то королевское правосудие не будет иметь значения; если победишь, то ваши дела будут только между вами. Тогда я буду придерживаться его решения, — сказал он, и убрал руку.

Я ещё какое-то время посмотрел на него:

— Тогда я думаю, что мы отлично друг друга понимаем, — ответил я, прежде чем уйти. Я ощущал спиной его взгляд, пока не покинул двор.

На следующий день меня нашла моя мать. Мириам всегда была тихой женщиной, если только не спорила с моим отцом, что случалось редко. Она нашла меня в тот день работающим в кузнице Ройса. Я пытался расплавить наши оставшиеся обрезки железа, чтобы отлить ещё несколько железных бомб.

— Я говорила с Пенни этим утром, — начала она.

Я внутренне вздрогнул. Я видел, к чему она клонила:

— Она послала тебя втолковать в меня здравый смысл? — спросил я.

— Нет, но она сказал мне, как ты относишься к смерти твоего отца, — ответила она.

— Но ты же не думаешь, что я не прав?

— Думаю. Твой отец сам делал свой выбор — единственное, что он бы изменил, это то, как ты сейчас к этому относишься, — ответила она.

Я поморщился:

— Я не могу ничего поделать с тем, что я чувствую, матушка.

— Думаешь, твой отец хотел бы, чтобы ты относился к этому вот так? — ответила она.

— Будь он здесь, я бы его спросил, но его нет, — сказал я. Внутри меня боролись гнев и грусть, но я их сдерживал. Мириам была единственным человеком, на которого я не мог окрыситься.

Она подошла ко мне, и положила свою ладонь поверх моей, заставив меня прекратить работать:

— Посмотри на меня, Мордэкай.

Я так и сделал. У неё были мокрые щёки. Я начал было что-то говорить, но она приложила палец к моим губам.

— Ты знаешь, почему я плачу? — спросила она.

— Из-за Папы?

— Нет. Он прожил хорошую жизнь. Плачу я потому, что теперь, когда Ройс мёртв, мой сын, похоже, хочет для себя только смерти. Я оплакиваю потерю твоей улыбки и радости, которую она мне приносила, — сказала она, и слезинка прочертила одинокую линию по её щеке.

Я долго смотрел на неё, и что-то во мне оборвалось. Мириам обняла меня, когда из моих глаз снова полились слёзы. Она держала меня целую вечность, а я плакал как потерянный ребёнок, и мою грудь сотрясали глубокие всхлипы. Если кто-то и увидел, как мы там стояли, то был достаточно добр, чтобы пройти мимо, не вмешиваясь.

Наконец пришла весна, принеся с собой более тёплые деньки. Снег начал потихоньку таять в горах, раздувая Реку Глэнмэй. Я был вынужден добавить ещё камней, чтобы не дать реке смыть дамбу. Я начал надеяться, что враг объявится скоро — если они задержатся слишком долго, то река размоет подпорную стену и созданный мною искусственный ледник. Я улыбнулся иронии в этой мысли.

Моё настроение улучшилось, что стало большим облегчением для Пенелопы, хотя мне пришлось довольно много извиняться. Однако оно того стоило — примирение меня более чем порадовало. Но я всё ещё носил в себе тёмное семя гнева и горя. Я держал его внизу, в темноте и глубине, где даже я сам его почти не ощущал. Я сосредоточил свой сознательный разум на более приятных вещах, хоть их и было мало.

Через две недели после «официального» начала весны разъезды вернулись с вестью о том, что видели разведчиков. Разведчики были лёгкими кавалеристами, которые ездили парами, исследуя долину и дорогу. Мы оставили их в покое — я не планировал мешать им, если только они не решат подобраться к тому месту, где была расположена дамба. К счастью, они не зашли так далеко, углубившись в долину лишь на десять миль, прежде чем вернуться.

Река в том конце долины, где они вошли, была маленькой — мы позволяли лишь небольшому потоку воды уходить через дамбу вниз по течению. Я беспокоился, что они могут что-то заподозрить из-за низкого уровня реки. Я рассчитывал на то, что они, не будучи жителями нашей долины, не знали, насколько мощной эта река обычно становилась весной.

Тем вечером, после обнаружения разведчиков, я отыскал Дориана.

— Люди готовы? — спросил я его. Это был глупый вопрос — мы уже сделали всё возможное. Тем не менее, я не мог с собой ничего поделать.

— Готовее мне их уже не сделать, — ответил он. С добавлением людей из Албамарла и Арундэла у нас было более шестисот боеспособных мужчин. Нам было бы трудно всех их вооружить, но некоторые украденные из столицы ящики были набиты оружием и лёгкой бронёй. Я был уверен, что королю их сейчас не хватало — ему наверняка приходилось нелегко с вооружением его собственных людей.

— Шесть сотен, — повторил я. Это число казалось ничтожно маленьким, чтобы встретить армию, которая почти наверняка превысит десять или двадцать тысяч. — Пришло время перевезти женщин и детей в Ланкастер, — добавил я.

Дориан кивнул — мы уже обсуждали это раньше. Все, кто не должен был сражаться, будут отосланы туда, подальше от конфликта. Если здесь всё обернётся худо, то как можно большее число людей тоже отступит туда — я построил круг побольше, который позволял мне переносить в Ланкастер двадцать человек за раз, и больше, если они были достаточно дружны, чтобы прижаться друг к другу.