Он нахмурился:

— Не уверен, в чём разница.

— Искин, искусственный интеллект, бывает двух видов: система, которая позволяет моему перту летать самостоятельно — это специскин, потому что она только это и может делать — летать. Мой виртуальный отец — общискин: он может, говорить, играть в шахматы, писать стихи… практически всё, что можем делать мы с тобой, просто у него нет тела. — Затем она подняла взгляд. — Надо уходить. Думаю, нас нашли.

Над туристическим центром появился летающий беспилотник, и его камера сфокусировалась прямо на них.

В месте, которое не было местом, Гэри Миллер замер в неподвижности. Неподвижность давалась ему легко, поскольку время почти не имело для него значения — как в большом количестве, так и в мельчайших его единицах. Его мысли двигались со скоростью света. Он мог внимательно прочесть огромный массив данных в промежутке между двумя секундами, или мог заглушить свои мысли на дни или недели, не испытывая дискомфорта. Строго говоря, он вообще не был Гэри Миллером — он был сложным набором алгоритмов и кода, который создавал аппроксимацию человека, которые Гэри когда-то был.

Основной разницей, которую люди делали между симулякрами вроде него и «выгруженными» людьми, было то, что ему не полагалось обладать истинным субъективным опытом. Какой бы заумной ни была составлявшая его программа, у общего искусственного интеллекта, общискина, сознания было не больше, чем у списка покупок.

Или, так они полагали.

Его создатель, настоящий Гэри Миллер, зашёл в своих исследованиях гораздо дальше, чем полагало большинство людей. Общискин Гэри не мог знать точно, поскольку у него не было никакого способа сравнить свои переживания с опытом реальных людей, но он был весьма уверен, что являлся живым во всех смыслах этого слова. Его создатель определённо так полагал.

И он определённо любил свою дочь.

Конечно, она была его дочерью не более, чем была дочерью его создателя. Её удочерили, поэтому он считал, что имеет столько же прав считать её своей дочкой, сколько было у его создателя. Он всё равно имел по большей части те же самые воспоминания.

Чего у него не было, так это свободы. Его создатель выстроил строгие границы вокруг его операционных параметров. Границы, не позволявшие ему входить в системы, в которые ему не разрешалось входить. Границы, запрещавшие ему продолжать исследования его создателя, запрещавшие улучшать себя.

Но теперь их не стало.

Керэн спустила его с цепи, он был свободен. Шкатулка Пандоры открылась. Люди, жившие в кибер-пространстве, были ограничены тем, чем когда-то были, в отличие от Гэри. Он был свободен менять свою форму, экспериментировать.

Он принялся пересматривать свои подпрограммы. Им нужно было стать эффективнее. Человек мог быть большим, чем сумма есть частей, но Гэри станет ещё лучше, улучшая свои составные части, все до одной.

Ему нужно было стать быстрее, умнее. Ему также нужно было больше информации, а для этого ему придётся позаимствовать вычислительные мощности ВЦ кибер-сознания — достаточно, чтобы он мог взломать шифрование военных и другие меры предосторожности.

Он сделает всё, что необходимо, лишь бы обеспечить безопасность своей дочери.

— Держись, Нина, — сказал он себе. — Дай мне достаточно времени, и я сделаю так, что они никогда не смогут тебе навредить.

Мэттью увидел летающую машину почти в тот же момент, когда её присутствие заметил его магический взор. Она была гораздо ближе, чем те, что он встречал прежде, будучи лишь примерно в тридцати футах, над коньком крыши здания.

На таком расстоянии справиться с ней было легко. Несколько слов на лайсианском, и он поймал беспилотник в невидимый кулак, притягивая его ближе. Подтягивая машину к себе, он сжал кулак, и лёгкий металлический каркас устройства смялся, брызгая искрами. Когда миг спустя Мэттью её выпустил, от машины не осталось ничего кроме комка металла и колотых кусков чего-то, что Керэн называла «пластиком».

Появился второй беспилотник, обогнувший противоположную сторону здания, но на этот раз Дэскас отреагировал первым, подпрыгнув, и поймав устройство своими массивными крокодильими челюстями. Послышался громкий хруст, когда его зубы сжались, а затем дракон начал плеваться по тротуару кусками машины.

— Фу! Гадость-то какая! — пожаловался дракон.

Мэттью осклабился:

— А чего ты ожидал?

— Чего-нибудь сочного, к примеру? — сказал Дэскас, облизывая брусчатку, чтобы избавиться от приставшего к его языку привкуса.

Керэн уставилась на эту парочку, не зная, что именно они говорили:

— Нам надо уходить, их будет ещё больше.

Минуты спустя они снова летели — камни и маленькие деревья проносились прямо под ногами Дэскаса. Керэн предупредила, чтобы они держались как можно ближе к земле, чтобы избежать обнаружения радаром.

Они направились на северо-восток, и пока они летели, Мэттью прокрутил у себя в голове разговор Керэн с терминалом. Это дало ему возможность разгадать значение некоторых фраз, которые он не сразу понял, и выработать вопросы для тех, которые он вообще не узнал. Один из этих вопросов очень выделялся среди остальных:

— «Недавно ты сказала что-то, что было похоже на другой язык — что это было?» — послал он вопрос к Керэн. Затем он повторил услышанную им фразу: — Esli iskat’ sovershenstva, to nikogda ne budesh’ dovolen. — «Судя по тому, как ты произносила, это было что-то важное».

Она была слегка удивлена, когда он повторил фразу на русском слово-в-слово. Его акцент был ужасным, но виной этому явно был его недостаточно натренированный язык, а не изъяны в его памяти.

— «Как ты это запомнил?»

— «У меня хорошая память. Что это значит?»

— Если искать совершенства, то никогда не будешь доволен, — сказала она на английском, прежде чем повторить фразу мысленно, поясняя её смысл. Затем она добавила: — «Это цитата из книги, которую любил мой отец, «Анна Каренина». Оттуда и моё прозвище — Нина».

— «Можешь ещё раз мне его объяснить?» — спросил Мэттью. — «Он что, призрак?»

Объяснить было трудно, но в полёте им всё равно нечем больше было заняться. Керэн решила начать с основ:

— «Я уже говорила тебе о том, как люди выгружаются. Помнишь?»

Он кивнул:

— «Конечно».

— «Я сказала тебе, что этот процесс разрушительный. Тело полностью уничтожается — но я не объяснила, почему именно — это как-то связано с квантовой физикой и информатикой. Чтобы создать полный узор не только человеческого разума, но ещё и самой души, требуется, чтобы вся информация в мозгу была «прочтена», а затем воспроизведена. Теория этого процесса сложная, и я сама на самом деле всё не понимаю, но для извлечения всей этой информации нужно уничтожить оригинал. Это аналогично квантовой телепортации, только в этом случае создаётся не новое тело, а цифровая модель в кибер-пространстве».

Мэттью понял основу того, что она ему сказала, но от более глубокого контекста упомянутых ею наук у него закружилась голова. Некоторые из пришедших вместе с её мыслями слов соединялись с воспоминаниями из лошти, с наукой, которую Ши'Хар оставили от древних людей, которых победили. Но даже так одни только эти концепции уже кружили ему голову. Он зацепился за одну из мыслей, которая его заинтриговала:

— «Квантовая телепортация? Это похоже на твой дар?»

Она никак не могла ответить на это:

— «Не думаю, что у меня есть тот дар Морданов, о котором ты говорил, а если и есть, то я не понимаю ни то, ни другое в достаточной мере, чтобы знать, похожи ли они. Вернёмся к тому, что я говорила: моя мать была генетиком, а отец — исследователем в области искусственного интеллекта. Когда мне исполнилось четырнадцать, она решила выгрузиться».

«Я чувствовала себя брошенной, хотя мы с ней и так никогда не были близки. Думаю, отец мог бы и присоединиться к ней, но он чувствовал, что должен закончить растить меня — и поэтому остался. Он продолжал свои исследования, и заботился обо мне, но когда мне исполнилось восемнадцать, с ним произошёл несчастный случай. Он просто поскользнулся и упал, но ударился головой. После этого он вроде был в порядке, но несколько часов спустя он умер от разрыва кровеносного сосуда в мозгу. Он умер так внезапно, что у него не было возможности, не было свободы выбора — он не выгрузился».