Я решил, что эта шарада уже достаточно затянулась, и я открыл глаза, посмотрев на них напрямую. Дориан ахнул, а Пенни ринулась ко мне.

— Он жив! Кто-нибудь, идите в дом, нам нужно послать сообщение Уолтэру! Ему понадобится немедленная помощь, — крикнула она, падая передо мной на колени.

Глядя в её полные слёз глаза, я не мог не подумать о том, насколько мне повезло быть любимым ею, и я силился заговорить, чтобы именно это и сказать… или хотя бы сделать какую-нибудь неподобающую ремарку, но мой разбитый рот снова меня подвёл. Булькая, я лишь ещё больше её встревожил.

— Всё будет хорошо, Мордэкай. Мы все здесь для тебя. Придёт Уолтэр, и он позаботится, чтобы ты выжил, пока мы это не исправим, просто оставайся со мной, — с льющимися из глаз слезами сказала мне Пенни. — Пожалуйста, — молила она, — просто оставайся со мной… не умирай, слышишь меня!?

«Я скорее утону, если ты продолжишь плакать надо мной» — подумал я, но не имел никакой возможности передать ей это. Чтобы успокоить её, я протянул руку вверх, мягко коснувшись ладонью её щеки, и её кожа лучилась восхитительной теплотой, наполняя меня каким-то приятным ощущением. В то же время её глаза расширились от шока и страха. Быстрее, чем я полагал возможным, она рывком выпрямилась, отскакивая от меня. Её отторжение было самым болезненным из всего, что я когда-либо испытывал, создав в моей груди незамедлительное и неожиданное одиночество.

«Почему?»

— Его больше нет, Дориан! Это — не он… он умер! — закричала она душераздирающим голосом. Я никогда не хотел услышать в её голосе такой надрыв боли и эмоций. Это был скорбный вопль женщины, которая только что всё потеряла.

— Что? — озадаченно спросил Дориан.

Пенни обнажила свой меч, выставив его перед собой:

— Он обратился, Дориан! Он мёртв… он — один из них! — хрипло закричала она с опухшими глазами и капающими с носа слезами. — Почему!? — воскликнула она, выплёскивая в небо своё горе.

Я сел, и мои мысли заметались, когда я попытался найти способ их успокоить. Определённо, я чувствовал себя странно, и у меня, вероятно, было сотрясение мозга, учитывая то, насколько незнакомо выглядел мир вокруг, но я не умирал. Я посмотрел на своего друга, ища поддержки, поскольку Пенни, видимо, лишилась разума.

Дориан уже приближался, держа в одной руке меч, а другую, со снятой перчаткой, протягивая мне. Я вытянул свою собственную, полагая, что он собирался поднять меня на ноги, но как только наша обнажённая кожа соприкоснулась, он шагнул прочь с болезненным выражением на лице:

— Это правда, — сказал он с лицом, искажённым ужасной гримасой горя, одновременно двигая своей рукой с мечом… готовясь нанести удар.

И тут я увидел в его глазах смерть… убийственную решимость человека, который должен сразить своего лучшего друга, и я никак не мог его остановить. Я тупо пялился на него, онемев от горя и печали, когда осознал, что они сочли меня обернувшимся. «Они думают, что теперь я — один из шиггрэс, но это не так. Я — всё ещё я». Поза Дориана изменилась, и я знал, что он сделает… что он обязан был сделать… что мы всегда делали с шиггрэс. «Порубить на куски, и сжечь».

Внезапное движение напомнило мне, что мы были не одни. Пенни поймала нашу дочь, Мойру, за руку, но Мэттью проскользнул мимо неё прежде, чем она его увидела. Он бежал ко мне, крича:

— Папа! Не трогай моего Папу!

Время замерло, когда он прыгнул мне в объятия с безграничной верой ребёнка, как уже делал множество раз в прошлом. Я инстинктивно подхватил его, и по мне пробежала очередная волна тепла, в то время как Мэттью содрогнулся от внезапного холода… и тогда я понял истину. «Они правы, я унаследовал сплетённое заклинанием проклятье Тиллмэйриаса… Я — один из них».

Я мгновенно поставил своего сына на землю, пытаясь больше не касаться его кожи, толкая его вперёд. Он всё ещё был в сознании, и остался на ногах… и несмотря на холод, который он только что ощутил, его вера не покачнулась.

— Не смей трогать его, Дориан! — приказал он моему другу.

Я видел борьбу эмоций у Дориана на лице, когда он пытался решить, мог ли он нанести удар, не подвергнув опасности моего сына.

Пенни попыталась вмешаться:

— Мэттью, пожалуйста, иди сюда, — спокойно сказала она, но мальчик отказался двигаться с места. В отчаянии, она продолжила, крича: — Мэттью… сейчас же! Иди сюда!

— Нет, Мама… Дядя Дориан сделает ему больно. Скажи ему не трогать Папу, — беспокойно ответил Мэттью.

Следующие слова Пенни разбили мне сердце:

— Это — не твой отец, Мэттью. Оно лишь выглядит как он.

Тут я захотел умереть, но меня отвлекло биение гигантских крыльев. Посмотрев в небо, мы увидели опускавшуюся гигантскую фигуру. Все вынуждены были отойти, когда дракон, Гарэс Гэйлин, приземлился рядом со мной. Глядя на него, я увидел блеск в его глазах, когда он заметил изменение во мне.

— «Чего ты желаешь?» — сказал он, безмолвно проецируя мне эти мысли.

— «Унеси меня отсюда», — подумал я, не будучи уверенным, сработает ли моя попытка общения без моей магии. Я встал, и подошёл ближе к нему, надеясь, что он поймёт моё движение.

— «Мальчика оставь», — ответил дракон, — «иначе я тебе не помогу, несмотря на сделку».

Я тянул Мэттью за собой, ухватив его за рубашку на спине, даже не осознавая это. Мне не хотелось его отпускать… поскольку у меня было такое чувство, что он — единственный, кто может спасти меня от окружавшей меня тьмы. Я упрямо продолжал держаться за его одежду:

— «Он мне нужен, ты не понимаешь».

Дракон заревел, невольно заставив Дориана отступить на шаг, в то время как Пенни инстинктивно закрыла собой Мойру. Роуз к тому времени уже затащила остальных детей обратно в каменную сферу. Мысли Гарэса Гэйлина снова явились мне:

— «Поверь мне! Вспомни, как я стал драконом. Отпусти его, пока не уничтожил то, что любишь».

Не имея возможности даже произнести слова, разрывавшие мне сердце, я поднял своего сына, и бросил его в Дориана, доверяя своему другу поймать его в целости. Как только я оказался один, лапа дракона подхватила меня, и в мощном потоке воздуха я оказался поднят в небо… глядя вниз на людей, которых я любил.

Бессильный, и лишённый даже способности плакать, я уносился прочь в когтях дракона, и мне уже было безразлично, что со мной может стать.

Пенелопа Иллэниэл, Графиня ди'Камерон, а ныне — вдова покойного Мордэкая Иллэниэла, вернулась к себе в спальню в состоянии тупого шока. За несколько коротких часов до этого она отправилась в тривиальную поездку, навестить семью Роуз Хайтауэр, даже не подозревая о надвигавшейся на неё трагедии. Эти часы казались далёкими… они принадлежали другой женщине, жизнь которой ещё не была разорвана на части.

Её горе было настолько глубоким, что, несмотря на её первые позывы, она обнаружила, что не может плакать, и что её глаза оставались сухими, хоть и опухшими. Она не ожидала вернуться, и найти своего мужа мёртвым, убитым немёртвым злодеем, которого он преследовал уже почти десять лет. Образ его разбитого тела, лежавшего на дороге, продолжал преследовать её. Закрывая глаза, она каждый раз снова видела его там, тихого и окровавленного… мёртвого.

«Это не может быть взаправду. Это никогда не будет взаправду, я это не приму. Этого не происходит». В своём сознании она снова видела, как его глаза открылись, вспомнила своё облегчение при виде того, что он жив. «Но он не был жив…». Как только его ладонь коснулась её, как часто касалась раньше, она поняла. Холодное касание, и невыносимая боль — то, что она хорошо узнала за время своего плена среди шиггрэс за годы до этого.

Несмотря на чёткие воспоминания о его выпивающем душу касании, её разум продолжал возвращаться её к выражению его взгляда… покинутому и терзаемому.

Стук в дверь на миг отвлёк её внимание. Сквозь дерево донёсся голос Лилли:

— Миледи, ваши дети спрашивают о вас.