— Бегай-бегай, крольчонок! — крикнул его противник. — Выбор времени и места — за мной!

«Это глупо».

Резко остановившись, Даниэл послал всплеск эйсара вдоль своих указательных пальцев, начертив вокруг себя широкий круг диаметром примерно семь или восемь футов. Как только круг был закончен, Даниэл послал в него волну эйсара, создав вокруг себя мощный щит. Его враг послал в него ещё несколько пробных ударов, но было весьма очевидно, что пробить щит ему не удастся, если он только не скрывал свою силу.

Даниэл поднял свои плечи, вытянув пальцы в одной плоскости и скрестив руки у себя на груди в виде буквы «Х». Образ того, что он хотел, Даниэл удерживал у себя в голове, и нащупал шедшие вдоль его рук линии своим разумом. Он остановился, едва не доходя до того, чтобы на самом деле влить силу в представляемый им образ.

Противостоявший ему мужчина злорадно улыбнулся, прежде чем снова телепортироваться, на этот раз объявившись прямо снаружи круга Даниэла. Он засмеялся, увидев, как Даниэл дёрнулся:

— Твой щит меня не остановит, дичок. Я могу убить тебя в любое время, — с насмешкой сказал он.

Он начал быстро телепортироваться, практически не останавливаясь ни в каком месте, прежде чем снова прийти в движение. Смеялся, когда Даниэл дёргался и содрогался в ответ, ожидая, что он в любой момент появится рядом с ним или позади него.

«Он пытается притупить мои рефлексы, заставить меня реагировать снова и снова, пока я не привыкну, и не расслаблюсь».

Даниэл закрыл глаза, и заставил себя расслабиться, наблюдая за тем, как его противник исчезал и снова появлялся. «Он ждёт, когда я перестану дёргаться, а затем…»

Он совершенно замер, и когда мужчина появился позади него, руки Даниэла вспыхнули пламенем смертоносной силы. Резко раскинув руки, он крутанулся, почти касаясь границы своего защитного барьера вытянувшимися из его рук силовыми клинками. Сначала один, а потом другой разрубили щит его противника, продолжив движение через не сопротивлявшуюся им плоть.

Маг Морданов умер мгновенно, его тело развалилось на три упавших на землю перед Даниэлом кровавых куска. Толпа умолкла, и все взгляды сошлись на нём.

Упиваясь адреналином и ликуя приливу наполнившей его силы, Даниэл поднял свои увенчанные клинками руки к небу. Он чувствовал себя живым так, как было до этого лишь дважды, когда он убивал двух предыдущих своих противников. От убийства девочки ему было плохо, но он всё равно помнил это. Острое ощущение того, что ты жив.

А толпа продолжала молчать.

Полный одновременно радости и ярости, Даниэл закричал Ши'Хар на балконах:

— Пошли нахуй, ублюдки! Я жив!

Он понятия не имел, какое их число говорило на человеческом языке, но когда адреналин пошёл на убыль, а его тело скатилось в дрожь, Даниэл понял, что его слова были глупы.

«Научись получать от них удовольствие, или позволь им убить тебя», говорил Гарлин.

— Я выберу первое, и пусть только попробуют, — пробормотал себе под нос Даниэл. — В любом случае, я в конце концов умру, но по крайней мере я не буду при этом съёживаться и плакать. — В нём зародилось спокойствие, когда он принял про себя новое твёрдое решение.

Когда его вели обратно в его комнату в Эллентрэа, Гарлин заговорил:

— Нам придётся высечь тебя за твою дерзость на арене. — Он бросил взгляд на второго надзирателя.

Даниэл затвердел лицом:

— Делайте, что должны.

Они хлестали его, пока его решимость не сломилась, и он не взмолился о пощаде, после чего они продолжили бить, пока он наконец не потерял сознание от боли.

Несколько дней спустя Даниэл сидел в своей комнате, сходя с ума от скуки и одиночества, дожидаясь, когда Амара принесёт ему завтрак.

Этот момент приближался, и он со стыдом признавал, что он не предвкушал ничего иного. Когда она наконец вошла, он мгновенно встал, поприветствовав её со всей теплотой, какую мог в себе найти:

— Доброе утро, Амара. Ты сегодня выглядишь ещё прелестнее. Наверняка это солнце поцеловало твои щёки, чтобы наделить их таким сиянием.

Её взгляд мельком упал на него, прежде чем вернуться на пол. На её обветренной коже ему не было видно, покрылась ли она румянцем, но её аура весьма ясно сказала ему, что это было именно так. Амара была далека от того, что он прежде считал привлекательным, но Даниэл начал остро желать той неуловимой хрупкости, которую ей придавала её врождённая женственность.

Она поставила поднос, и направилась к двери, но он снова преградил ей путь:

— У тебя есть дружок, Амара, или, быть может, муж? — спросил он.

— Я не знаю этого слова, «муж», но нам не дают спариваться, если ты это имеешь ввиду под словом «дружок». Такое не позволяется, — сказала она, как если бы эта мыль её шокировала.

Даниэл провёл ладонью по её густым, слегка грубым волосам. Близость к женщине после столь долгого одиночества заставила его пульс участиться.

— Имена тоже не позволяются, Амара, но твоё имя срывается с моих губ каждый день, когда ты сюда входишь.

Она мельком подняла на него взгляд, слегка расширив глаза:

— Прекрати, нас накажут.

Он подался вперёд, прошептав ей на ухо:

— Даниэл. Моё настоящее имя — Даниэл. «Нас накажут, Даниэл», — так тебе следует сказать. — Он слегка прикусил зубами край её уха, мягко выдыхая.

Тело Амары сместилось, подавшись к нему, и он увидел, как в её ауре замерцало нарастающее возбуждение, хотя он никак не манипулировал ею напрямую. Её страсть была полностью её собственной.

Отозвавшись с яростным пылом, он крепко притянул её к себе, в кои-то веки порадовавшись тому, что они голые. Его желание было не скрыть, да ему и не нужно было. Амара заворчала ему в грудь, встав на цыпочки, чтобы потереться о него.

Даниэл согнул колени, опускаясь, чтобы поравняться с ней, когда его пронзила внезапная, обжигающая боль, опалившая ему нервы от шеи до позвоночника, в обоих направлениях, уничтожив любые имевшиеся у него эротические мысли. Амара также закричала, выпустив его, и в агонии упав на пол, царапая себе шею.

Боль была недолгой, исчезнув после нескольких секунд, но от её остроты у него сбилось дыхание.

— Что за хрень это была? — сказал он вслух.

— Я же сказала, что нас накажут, — сказала Амара, быстро вставая на ноги, и скрываясь за дверью.

— Когда ты произносила это в первый раз, звучало гораздо сексуальней, — с отчаянием сказал он опустевшей комнате.

Даниэл был в депрессии, ещё более глубокой, чем прежде. Случившаяся в предыдущий день неудача с Амарой уничтожила единственное, о чём он ещё тайно мечтал, последнюю имевшуюся у него надежду на удовольствие от женского общества. За те недели, когда он был заточён в одиночестве, ожерелье ни разу не наказывало его за доставление удовольствия самому себе. Но такие вещи быстро переставали его радовать. Ши'Хар по какой-то причине позаботились о том, чтобы их рабы никогда не делали друг с другом ничего подобного.

Кэйт всё ещё снилась ему почти каждую ночь, и порой он просыпался от снов, которые казались настолько вещественными, что у него ныло сердце. Протягивая руки в темноту, когда Кэйт таяла перед ним, Даниэл находил между пальцев лишь холодный воздух.

Никто не видел, как он плакал во тьме.

На следующий день он снова упражнялся с щитами и формами, но после нескольких часов это наскучило ему. Он уже наверное в сотый раз пожалел, что у него нет цистры. Он всю жизнь принимал её музыку как что-то само собой разумеющееся, сперва слушая, как играла его мать, а затем научившись играть сам. С тех пор, как он покинул дом, музыки не было.

Жители Эллентрэа, похоже, были совершенно невежественными в этой области. Он ещё ни разу не слышал ни намёка на пение или игру какой-нибудь мелодии, когда его водили по городу пленников. Учитывая непонимание Лираллианты и ремарки Тиллмэйриаса, он начал подозревать, что музыка среди Ши'Хар просто не существовала, а их рабы забыли о ней.