— Мне нужно, чтобы ты держал полотенца и воду под рукой, чтобы счищать жидкости, которые я буду выдавливать из его раны.

— А разве вам не нужно сначала нагреть нож? — спросил он.

— Если моим способом, от нет — просто смотри. Отверстие появится в течение минуты, — сказал я ему. Закрыв глаза, я расслабился, и затем резко сфокусировал свой разум. Работая внутри его ноги, я создал канал от абсцесса к поверхности, и затем открыл там отверстие в коже. Затем я начал вытягивать кусочек камня наружу по созданному мною каналу. По мере его продвижения из отверстия потёк гной, и гнилостный запах грозил нарушить мою концентрацию.

Игнорируя вонь, я мягко вытащил камешек, и затем помог остаткам гноя и кровянистой жидкости покинуть абсцесс. Закончив с этим, я оставил маленькое отверстие в коже, чтобы жидкости, которые позже наберутся в ране, тоже смогли вытечь. Бороться с инфекцией его телу придётся самостоятельно — на тот момент я исчерпал все свои познания в медицине.

Открыв глаза, я посмотрел на Джо:

— Думаю, всё.

— Для столь молодого человека, Мордэкай, ты стал слишком уж знакомым с подобными ранами, — заметил тот.

Я согласно кивнул:

— После войны с Гододдином я получил больше опыта, чем хотелось бы, — сказал я. Что было правдой — хоть мы и победили, потерь было полно, и многие из них приводили к ранам с заражением. К сожалению, многие погибли прежде, чем я смог найти книги, в которых описывали наиболее подходящие методы лечения таких ран.

Мой пленник внимательно наблюдал за мной, и на его лице застыло выражение любопытства. Его рот открывался и закрывался, но оттуда звучал лишь хриплый, каркающий звук. Однако он продолжал пытаться, и в конце концов я разобрал одно слово — «спасибо».

Его благодарность почему-то меня разъярила:

— Не благодари меня. Я ещё могу убить тебя за то, что ты сделал, — сказал я, разозлившись, затем встал, и покинул комнату. Лизэтт ждала снаружи, всё ещё разговаривая с Харолдом. — Покорми его, — сказал я ей.

Повернувшись к Харолду, я обратился к нему напрямую:

— Приглядывай за ним. Я пока пойду отдохну. Если он попытается снять ожерелье, выводи всех из комнаты.

Он странно посмотрел на меня:

— Вы не против, если я спрошу, почему?

— Потому что с оторванными конечностями вы мне будете нравиться меньше, — грубо сказал я. — Вернусь через несколько часов, — объявил я, и ушёл — мне нужно было подышать свежим воздухом, чтобы прочистить голову. Я надеялся, что ко времени моего возвращения к пленнику вернётся дар речи.

Несмотря на свои намерения, вернулся я гораздо позже. После короткого полдника я задремал на несколько часов. Я и не осознавал, насколько сильно я устал, но стресс и события прошлого дня не позволили мне хорошенько выспаться прошлой ночью. Когда я показался тем вечером, небо уже темнело.

Я обнаружил, что Харолд всё ещё сторожил в комнате. Он, похоже, был рад меня видеть.

— Он заговорил, — проинформировал он меня.

— Тогда почему ты не послал за мной?

— Послал, но мне сказали, что вы спите, и я решил, что это подождёт, — ответил он.

Сон улучшил моё настроение, поэтому я не стал спорить:

— Что он сказал?

— Я только назвал ему своё имя, — сказал лежавший на кровати человек.

Я проигнорировал его, не отрывая взгляда от Харолда. Чуть погодя он осознал, что я ждал его ответа.

— Именно так, он назвал своё имя, и я сказал ему заткнуться, пока у вас не появится время с ним поговорить.

Я кивнул:

— Молодец. Подожди пока в коридоре. Я хочу какое-то время поговорить с ним наедине.

Когда дюжий рыцарь ушёл, я перевёл свой внимание на тихо наблюдавшего за мной с кровати мужчину:

— Как тебя зовут?

— Уолтэр, — просто сказал он. Я видел по его лицу, что его подмывало упомянуть, что он уже сказал это Харолду, но здравый смысл восторжествовал.

— А фамилия?

— Та́тчер, — ответил он. Я увидел, как аура вокруг него замерцала, когда он солгал.

Я подумал было позволить ему продолжить, чтобы посмотреть, какие ещё байки он будет травить, но решил, что это будет не очень конструктивно:

— Не лги мне, Уолтэр. Это — плохое начало для нашего разговора.

Он одарил меня нервной улыбкой:

— Прости, я обязан был попытаться.

— Моя жена мертва, Уолтэр. То, что ты сейчас ещё жив — чудо, и моё чувство юмора сейчас сошло на нет, — прямо заявил я.

— Почему ты вылечил меня? — спросил он.

Потребовался весь ещё остававшийся у меня самоконтроль, чтобы не убить его тут же:

— Если ты не скажешь мне своё имя, то ситуация обернётся худо, и я ещё больше пожалею о том, что вылечил тебя.

— Уолтэр Прэйсиан, — ответил он.

— Вот это — совсем другое дело, — сказал я ему. — Уверен, ты уже успел заметить несколько подробностей своего положения.

Уолтэр кивнул:

— Я ничего не ощущаю. Из-за этого? — он поднял кулон, который я прошлым днём застегнул вокруг его шеи.

— Да, это — причина, по которой ты почти ничего не можешь ощущать. Он также ограничит твои магические способности.

Он нахмурился:

— Где ты взял такую штуку?

— Сам сделал, прошлым вечером, — ответил я. «Используя ожерелье своей мёртвой жены», — добавил я мысленно. Я изменил чары, чтобы полностью закрывать от мира разум, который они защищали, блокируя его магические чувства, а также его силу. Это было побочным эффектом, который я заметил, когда впервые сделал это ожерелье для защиты Пенни, и это было основной причиной, почему я никогда не носил созданные мною кулоны. Теперь я использовал и усилил этот эффект, чтобы фактически сковать силу Уолтэра. Я также сменил защёлку на один из своих взрывающихся железных шариков. Чтобы не дать ему взорваться, пока я с ним возился, я поговорил с металлом в ожерелье и с металлом железного шарика, чтобы убедить их слиться вместе, без шва. Результатом моих усилий стало ожерелье, содержавшее двое переплетённых чар — сломай одно из них, или разорви круг, и оно взорвётся. Лишь архимаг был способен снять ожерелье, не сломав его.

— Я думал, что искусство создания таких вещей было утеряно, — сменил он тему.

Я тут же оборвал ход его мыслей:

— Я сейчас не склонен объяснять тебе своё прошлое или способности. Сегодня объяснять будешь ты. Ожерелье ограничит твою способность ощущать энергию или манипулировать ею. Со временем ты, возможно, сумеешь пробить барьер, которым оно окружает твой разум, но если ты это сделаешь, то это станет последним твоим действием.

Уолтэр уставился на меня молчаливым взглядом. На миг у меня появилось странное ощущение — «ему уже не в первый раз выдвигают смертельный ультиматум». Я проигнорировал эту мысль, и продолжил:

— Если ты разобьёшь чары силой, магический или физической, то ожерелье убьёт тебя. Если сбежишь, я разобью чары, и ожерелье убьёт тебя. Если ты попытаешься разомкнуть застёжку ожерелья, оно убьёт тебя. Если ты случайно зацепишься цепочкой за что-то, и та порвётся, оно убьёт тебя.

Уолтэр обречённо закрыл глаза:

— Мне, наверное, не следует спрашивать, но есть ли какой-то способ снять ожерелье, не спровоцировав взрыв?

Я улыбнулся:

— Да, вообще-то есть два известных мне метода. Самый лучший — это чтобы я снял его, не нарушив чары. Второй — это если кто-то отрубит тебе голову, позволяя ожерелью быть снятым, не повреждая его.

Он поднял руку, схватившись за серебряную цепочку.

— Тебе следовало убить меня, — серьёзно сказал он. В его взгляде читалась несказанная печаль: — Я испытываю искушение покончить с собой прямо сейчас.

Мне пришлось постараться, чтобы удержать бесстрастное выражение лица:

— Это твой выбор, — сказал я, скрывая своё беспокойство. — А пока ты на это не решился… кто заплатил тебе за похищение моей жены и матери?

— Никто, — ответил он. — Мне не платили. Это был приказ Короля Эдварда… или, по крайней мере, так мне сказали его агенты.