— Граф Камерон, — начал Принц, но не закончил. Шагнув вперёд, я вогнал свой кулак в его подбородок с такой силой, что скорее всего вывихнул ему челюсть, а также заработал перелом в кисти. Я неосознанно применил магию, увеличив силу, но не защитил свою плоть. Боль была сильной. Почему-то это заставило меня почувствовать себя лучше.

Девушка попятилась, укрывшись в углу, а Принц покачнулся, и свалился на пол, пачкая свою одежду её свежей кровью.

Лиманд не двигался. Падал он бесконтрольно, потеряв сознание ещё до того, как шмякнулся об пол. Только это спасло его от дальнейшего наказания. Ублюдок ничего бы не почувствовал.

Тяжело дыша, я перестал обращать на него внимание. Сосредоточив восприятие на раненой руке, я выправил куски сломанной кости, прежде чем закрепить их друг к другу. От этого боль только усилилась, что, похоже, также помогло моей голове проясниться. После этого я посмотрел на сжавшуюся в углу девушку.

Она дёрнулась, когда на неё упал мой взгляд.

— Пожалуйста, милорд, не делайте мне больно. Я сделаю всё, что вы скажете. — По её щекам текли слёзы, а она всё пыталась выпрямить спину, выставляя свои груди напоказ настолько неестественным образом, что стало ясно — её специально так научили.

От этого вида у меня всё сжалось внутри, мне хотелось заплакать. Помешал этому лишь мой гнев.

— Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль, — сказал я, не двигаясь. — Как тебя зовут?

Учитывая обстоятельства, я не был бы удивлён, если бы она не смогла ответить — но она сразу же сказала:

— Милли, милорд.

«Как долго с ней так обращались?». Девушка явно привыкла повиноваться приказам, даже когда была в ужасе.

— А фамилия? Где твоя семья? — спросил я.

— Нет у меня семьи, милорд. Они продали меня Принцу, когда я ещё говорить не умела, — ответила она.

Моё воображение отказывалось представлять, какой могла быть её жизнь. Я взял с кровати её платье, и отдал ей:

— Одевайся. — Она поспешила повиноваться, но я поймал её запястья, когда она подняла платье над головой. Я и забыл про её раны. — Постой, твоя спина… повернись, дай мне на неё взглянуть.

То, как она дёрнулась от моего касания, разрывало мне сердце, но она послушно повернулась, и от вида её спины мне стало только хуже. Лиманд совершенно не сдерживался. Хлыст вспорол кожу, оставив ярко-красный рубец, всё ещё сочившийся кровью. Более того, её явно не в первый раз пороли кнутом. У Милли был целый набор шрамов — от старых до ещё не до конца заживших. «Что за человеком надо быть, чтобы сотворить такое с ребёнком?»

Мне хотелось что-нибудь сломать, и больше всего мне хотелось сломать тело лежавшего неподалёку на полу мужчины. Лиманд выглядел чересчур мирно, даже бессознательно распластавшись на твёрдом полу. «Он не заслуживает жизни», — холодно подумал я. На миг я подумал о последствиях. Если я его убью, то стану преступником, меня будут искать по всему Лосайону. Я потеряю титул и земли, и вероятно, и жизнь тоже, если, конечно, меня сумеют привлечь к ответственности. Даже Ариадна не смогла бы защитить меня от закона, убей я её мужа — вне зависимости от того, как она лично к этому ублюдку относилась. Он был принцем.

Моему сыну могли позволить унаследовать титул — а могли и не позволить. Все мои владения могли быть отобраны короной, и переданы совершенно другой семье.

Я глядел на Лиманда, и одна пришедшая мне в голову мысль показалась мне абсолютно истинной:

— Будь здесь моя жены, ты уже был бы мёртв, — пробормотал я. Одна только эта мысль едва не заставила меня переступить черту. Будь Пенни жива, она не стала бы меня винить. Она бы уже пронзила чёрное сердце Лиманда своим мечом. — Возможно, лучшим способом почтить её память было бы сделать то, что захотела бы сделать она сама, — холодно сказал я, теребя висевший у меня на поясе кинжал.

Милли заплакала:

— Пожалуйста, сэр. Пожалуйста, не убивайте его. Мне больше некуда податься. Если он умрёт, меня вышвырнут на улицу. — Из-за её рыданий слова были едва разборчивыми, но я всё равно её понял. И пожалел об этом.

Я посмотрел в глаза девушки, и почувствовал, что и мои глаза начали наполняться слезами. Сколько же страданий она вытерпела? Она, наверное, не знала ничего кроме насилия и надругательств — и теперь молила оставить мучившему её тирану жизнь.

Вытерев лицо рукавом, я отвернулся от Лиманда, и убрал руку прочь от кинжала. Если бы не мольба Милли, я бы его убил, и к чёрту расплату. Она слишком настрадалась, и дальнейшее насилие лишь принесло бы ей ещё боль, особенно насилие от руки незнакомца, притворяющегося её спасителем.

— Шибал, — тихо произнёс я, погрузив девушку в глубокий сон. Я поймал её, когда она упала, и мягко положил на кровать, лицом вниз. Затем я заблокировал нервы у неё на спине, и залечил её раны, прежде чем осторожно одеть её. Я старался не думать о своих собственных дочерях, надевая на неё платье, но это было трудно. Её тело было покрыто синяками — одни уже желтели, а другие были свежими и тёмными.

Наконец выместив гнев, я волной эйсара выбил внешнюю стану спальни наружу. После чего взял Милли на руки, и полетел. Секунды спустя мы покинули охотничий домик Лиманда, и вскоре он скрылся из виду.

Прошло десять минут, прежде чем мой разум прояснился достаточно, чтобы подумать о том, куда я лечу. Сориентировавшись по солнцу и времени дня я осознал, что лечу на северо-запад, примерно в сторону дома — но даже при полёте на опасной скорости добираться туда мне предстояло ещё пару часов.

Непорядок. Девушке совсем не пойдёт на пользу, если я её потащу через всю страну на руках. Ей нужны были ванна, тёплая постель, и мягкие одеяла. Ей нужен был дом, лучше всего — двенадцать лет назад, чтобы она могла вырасти в безопасности и комфорте. Сейчас её больше всего должно было заботить, распустятся ли цветы по весне, или подадут ли к ужину её любимые блюда. У меня затуманился взор, и я снова был вынужден выкинуть мысли из головы.

Наконец придя в себя, я опустился посреди будто бы бескрайнего леса, тянувшегося от столицы до самых Элентирских Гор. Запустив руку в мешочек, я вытащил свой стило, и создал временный круг, чтобы перенести себя домой. «Перенести нас домой», — мысленно поправился я.

Когда я пересёк порог своего дома и прошёл по парадному коридору, первой нас заметила Алисса:

— Милорд, кто это? — Она несла корзину со свежевыстиранными простынями, но поставила её на пол, чтобы освободить руки.

— Её зовут Милли, — тихо ответил я.

Позади меня из своей комнаты вышла Мойра, и посмотрела мне через плечо:

— Что с ней случилось? Где ты её нашёл?

— Нашёл я её в охотничьем домике Лиманда, рядом с Албамарлом. Она была одной из его служанок, — тупо сказал я.

Моя старшая дочь зашипела, увидев синяки на тонких руках Милли:

— Её избили! Неси её в мою комнату. Положим её там, на кровать.

В течение нескольких минут все мои домочадцы собрались в коридоре рядом со спальней Мойры. Сама Мойра, вместе со своей второй «я», Мёйрой, работала над Милли, а Алисса бегала взад-вперёд, нося полотенца и воду из кухни.

Чтобы не толпиться у спальни, я отвёл всех остальных в главную комнату, и выдал укороченную версию рассказа о том, что я видел.

— Тебе следовало остановить его сердце, — сказала Линаралла, первой подав голос после окончания моего рассказа. Как обычно, она говорила спокойно и ровно, почти не выказывая своих эмоций.

— Лиманд — Принц-Консорт, — сделал наблюдение Мэттью. — Они попытались бы казнить Папу, если бы он так сделал.

— Почему? — с любопытством спросила Линаралла.

— Таков закон, — сказал мой сын. — Убийство непозволительно, а когда убитый — член королевской семьи, всё ещё хуже.

— Смерть от остановки сердца была бы безболезненной, — объяснила Линаралла. — Опасным животным нельзя позволять подвергать риску остальных.

Айрин согласно кивнула:

— Ты права, Линн, но закон всё равно бы потребовал от Папы расплаты за это преступление.