— Только он об этом знает. Поговори с ним, и позаботься о том, чтобы он понял, что может случиться.

— Поговорю, — сказала она, послушно кивая. — Почему ты был так зол?

— Я вспыльчивый, — сказал он ей. — Возможно, ты заметила.

— Но ты же расстроился потому, что мы были ранены, разве нет?

— Не допускай ошибку, считая меня мягкосердечным, Эмма, — предостерёг он её. — Даже злые люди могут любить своих детей.

— Я знаю, — согласилась она. — Но я также ощущаю некоторые из тех же чувств. Когда я лежала там, наблюдая, как те звери рвали Раяна, моё сердце наполнилось чёрным отчаянием. Несмотря на все твои усилия до того дня, именно в тот момент я научилась ненавидеть по-настоящему. Ты не одинок, Отец.

— Одинок?

— Я тоже их ненавижу, — ответила она. — Мы все ненавидим, в некоторой степени. — Эмма встала со своего стула, и подошла к нему. Она аккуратно обняла его руками.

Тирион напрягся, но не обнял её в ответ:

— Я этого не заслуживаю, Дочка. Однажды ты можешь оказаться мёртвой — очередным инструментом, сломанным, чтобы насытить мою жажду мести.

— Обними меня, — настаивала она.

Наконец уступив, он обхватил её руками, хотя всё ещё чувствовал себя обманщиком.

— Нашу жажду мести, Отец, — поправила она. — Если дойдёт до этого, я не буду чувствовать себя обманутой. Потрать мою жизнь мудро, и моими последними словами будут слова благодарности.

Он оттолкнул её, не в силах вынести вину, которая нарастала в его сердце от её слов:

— Звучит как что-то, что сказала бы Бриджид.

Эмма согласилась:

— Если бы у неё был правильно подвешен язык, она бы и сказала, наверное. Тебе придётся тщательно за ней наблюдать. Она готова расстаться с жизнью в обмен на малейшую толику мести.

— Она напоминает мне меня самого.

Эмма покачала головой:

— Нет, она ещё более безрассудная. Если у тебя когда-нибудь появится шанс отомстить, и тебе придётся тратить наши жизни, чтобы этой мести добиться, сбереги её напоследок.

Тирион нахмурился. Ему не нравилось, куда зашёл их разговор, но он не мог оспаривать истинность её слов:

— Почему?

— Потому что она ненавидит их больше, чем все мы. Если кому-то и следует увидеть их кончину, так это ей.

— Довольно… клянусь, ты пытаешься меня убить, — заупирался Тирион.

— Прошли месяцы, — сказала Лираллианта. — Я по тебе стосковалась.

Вторая фраза была чем-то новым. С тех пор, как она вернулась, Лираллианта стала использовать больше подобных слов, вроде «хочу», «любовь» и «тоска». Даже её попытки пошутить стали улучшаться. Тирион начал гадать, было ли её прежнее сдержанное выражение эмоций в основном следствием её чужеродной природы, или просто потому, что он был плохим наставником.

Кэйт оказалась гораздо более способной учительницей, чем был он.

В воздухе разлился запах чего-то жарящегося, заставив его желудок попытаться сделать кувырок. Желудок хотел туда, где было мясо, но ладонь Лираллианты лежала у Тириона на плече, и тянула его обратно к ней:

— Останься ещё на несколько минут, — сказала она ему. — Завтрак ещё не готов, и я обещаю, что позволю тебе отдохнуть.

Вздохнув, он снова рухнул в кровать:

— Что бы она ни готовила, пахнет очень хорошо.

— Ты любишь еду не меньше, чем секс, — серьёзным тоном объявила Лираллианта, будто делала какой-то новое наблюдение. Возможно, это была бы шутка, произнеси эти слова Кэйт, но снова проиграв эти слова у себя в голове, Тирион не мог с уверенностью сказать, было ли это шуткой для Лираллианты.

— Теперь, когда у нас есть новая кухонная утварь и свежее мясо, Кэйт может творить чудеса, — ответил он.

— Если её тайны раскрыть моему народу, то наступит катастрофа, — объявила Лираллианта.

— Почему? — спросил он.

— Они перестанут есть кялмус, и все начнут пускать корни, — сказала она, криво улыбаясь.

«Очередная шутка», — осознал он, вежливо посмеиваясь.

Сменив тему, Тирион сказал, глядя в потолок:

— Я тоже по тебе тосковал.

— Хорошо, — ответила она с ноткой удовлетворения в голосе. — Скоро я буду вынуждена снова тебя покинуть.

— Что?

— Через месяц будет готов лошти.

— Так просто схрумкай его, и возвращайся, — легкомысленно ответил он.

Она похлопала его по щеке:

— Всё не так просто.

— А что случится-то? — спросил он, прежде чем добавить: — Подожди, нет, скажи мне сперва, где этот магический плод. Я ни разу его не видел.

— Зачем тебе знать? — спросила она.

— Просто любопытно.

— Он растёт в моём жилище, — ответила она.

— Неужели? — воскликнул он. — Я часто бывал там, пока тебя не было, и ни разу его не видел.

— Он выглядит очень похожим на кялмус, но этот висит прямо над моим местом для сна. Цвет его слегка темнее, чем у обычного кялмуса, но я не удивлена, что ты его не заметил, — сказала она ему.

Её откровенная открытость насчёт столь важной для Рощи Иллэниэл вещи его удивила:

— Никто его не сторожит?

— Другие рощи сторожат свои лошти, но у Иллэниэлов нет необходимости в стражах. У нас невозможно украсть.

— Почему?

Лираллианта сомкнула губы, она и так уже слишком много сказала.

— Ты не можешь сказать об этом постороннему?

— Я не могу сказать тебе, — ответила она.

Теперь Тирион оскорбился:

— Это ужасно личное ограничение.

— В том, что касается тебя, всё очень сложно, Тирион, — сказала она. — Ты — не посторонний, ты — мой кианти, но старейшины вынесли на твой счёт особые постановления.

— Они мне не доверяют.

— Нет, — с чувством сказала она. — Они полностью тебе доверяют. Иллэниэлы никогда не пойдут против тебя. Тебе не нужно их бояться.

— Они мне доверяют, но не скажут, почему именно. Они не причинят мне вреда, но и делиться своими тайнами не станут. Бессмыслица какая-то, — пожаловался он.

— Вместо того, чтобы беспокоиться о том, что мы не можем изменить, нам следует наслаждаться тем, что имеем, — сказала она ему.

Тирион зарычал от фрустрации, но чуть погодя отбросил своё раздражение прочь:

— И что случится, когда ты съешь этот плод? Как долго тебя не будет?

— Я буду в отлучке по меньшей мере на год, — призналась она.

— По меньшей мере? — воскликнул он. — Насколько же сильно эта штука взболтает тебе мозги?

— От эффектов, вызванных лошти, я должна оправиться за несколько дней. Остаток года — лишь формальность, период ожидания, — объяснила она.

— Ожидания чего?

— Чтобы посмотреть, стану ли я нестабильна. Такая большая лавина знаний выводит некоторых из равновесия. Этот год — время для наблюдения, чтобы решить, безопасно ли мне возвращаться в рощу.

— Ты сказала «по меньшей мере год», сколько времени это займёт, если тебя сочтут неуравновешенной?

— Если меня сочтут ущербной, то я буду уничтожена, — признала она. — Опасности безумных хранителей знаний слишком велики, чтобы рисковать.

— Просто откажись, — сказал он ей. — Я бы предпочёл не рисковать тобой.

Лираллианта улыбнулась:

— Не бойся, любовь моя, для Рощи Иллэниэл это — лишь формальность. Никто из тех, кого избрали старейшины Иллэниэлов, никогда не подведёт.

— Но в других рощах подводят?

Она кивнула.

— Так почему Иллэниэлы в этом настолько лучше других?

Лираллианта опустила взгляд:

— Давай поговорим о чём-нибудь другом.

— Снова эта хрень про «не рассказывай Тириону наши тайны», так? — кисло ответил он. Когда после нескольких мгновений ожидания она промолчала, он издал глубокий вздох: — Ладно, ты упомянула завтрак, и это мне кое о чём напомнило.

Она вопросительно взглянула на него.

— Я видел, как Кораллтис использовал нечто под названием «стазис-плетение» на одном из моих детей после битвы на арене, но у меня было мало времени, чтобы это плетение изучить. Ты можешь создать его для меня?

Она подозрительно посмотрела на него: