Дочь покачала головой:

— Нет, я присоединила его так, чтобы он питался от его эйстрайлин, будто являясь частью его родных тела и разума. Продержится он всю жизнь Санэра, или пока его не извлекут.

— А любой маг может его извлечь? — спросил я. — Например, один из магов анголов.

Мойра поморщилась:

— Возможно, но если это попытается сделать кто-то кроме Сэнтира, то скорее всего Санэр сойдёт с ума. Может быть, даже умрёт.

— Какое утешение, — пробормотал я. — Что ещё ты с ним сделала?

— Чтобы сделать его «неопасным», мне пришлось в некоторой степени изменить его личность, пересмотреть некоторые его ценности. Теперь он считает нас союзниками, а своему народу не доверяет. Я не меняла его воспоминания, поскольку эти сведения могут нам пригодиться. Вместо этого я изменила его фундаментальную реакцию на эти воспоминания. Это было гораздо проще, чем делать кучу тонких изменений, однако это наверняка вызовет у него некоторые проблемы.

Сейчас он верен нам. Он даже осознаёт, что именно я с ним сделала, но видит это в позитивном ключе. Со временем внутренний конфликт между встроенными мною искусственными ценностями и его нормальными ценностями скорее всего разорвёт его психику. Он может сойти с ума, или у него начнёт болеть голова… я на самом деле не знаю, — призналась Мойра. — Но я встроила кое-что на крайний случай.

— Это как?

— Фрагмент заклинательного разума, который даёт ему знание нашего языка, делает ещё кое-что. Он также отслеживает мысли Санэра. Если тот применит к нам силу, или каким-то образом начнёт замышлять предательство против нас, то заклинательный разум его убьёт, — решительно закончила она.

Милый ребёнок, которого я вырастил, никогда бы такого не сделал. Это было для меня наглядным уроком о том, насколько моя дочь изменилась после пережитого ею в Данбаре. То, что она сделала, было просто-напросто злом, и я дал ей разрешение на это. Нет, я попросил её это сделать.

— Не надо, — внезапно сказала Мойра.

— Чего не надо?

— Жалеть, — объяснила она. — Не надо жалеть. Ты не виноват.

Я потёр лицо, чтобы сбросить часть скопившегося напряжения:

— Это я поставил тебя в такое положение. Насколько сильно ты себе повредила?

— Это не похоже на физическую боль, — сказала Мойра. — Работает по-другому. Просто с каждым разом мне становится всё проще это делать, и становится труднее остановиться. Но это было необходимо, да и я всё равно уже чудовище.

«Мы — чудовища», — молча подумал я.

— Это верно, — сказала моя дочь. — Я мельком увидела то, что происходило вчера внутри тебя.

Я почти вздрогнул:

— Жаль, что ты это видела.

— Если честно, это подняло мне настроение, — ответила она. — Я не одна такая. Мы с тобой совершили ужасные вещи, но мы совершаем их для того, чтобы другим не пришлось. Мы берём на себя ноши, чтобы остальные могли мирно спать, чтобы они не сошли с ума.

— Это всё равно не оправдывает наши действия, — возразил я.

Она кивнула:

— Нет, но мы всё равно это делаем, поэтому давай договоримся.

— О чём?

— Что будем приглядывать друг за другом. Если ты зайдёшь слишком далеко, я всё улажу. Если я зайду слишком далеко, то раздавишь меня валуном, или типа того.

Эта идея мне претила, но в ней были очевидные изъяны:

— Если я пойму, что ты приготовилась меня убить, то у тебя не будет никаких шансов, — указал я.

Мойра, печально глядя на меня, похлопала меня по щеке:

— Я сделаю всё, чтобы это случилось внезапно для тебя.

— Другая проблема, — продолжил я, — заключается в том, что ты слишком легко можешь улавливать мои мысли. Если я решу, что тебя надо прибить, то ты узнаешь это задолго до того, как я смогу поймать тебя в ловушку.

Она покачала головой:

— Более месяца назад я попросила Мёйру встроить в моё подсознание закладку. Если ты решишься убить меня, если ты даже подумаешь об этом, то я подчинюсь, что бы я сама об этом ни думала. Я также не могу изменить твой разум, или разум кого-то из нашей семьи. Теперь уже не могу.

Это, наверное, был самый тревожный разговор, когда-либо состоявшийся между отцом и дочерью — но меня он почему-то успокоил. Может, дело было просто в знании того, что несмотря на происшедшие с ней тёмные перемены, Мойра всё ещё ставила свою семью впереди себя. Не в силах удержаться, я подался вперёд, и поцеловал её макушку.

— Может, мы и чудовища, но мы защитим тех, кого любим. Не так ли?

Мойра дёрнула головой, едва сдерживая чувства:

— Мы будем чудовищами — чтобы им не пришлось.

Наш пленник сидел за столом у одной из стен главного зала, и тушёное мясо из тарелки с ложкой в одной руке, и с большим куском хлеба в другой. Рядом стоял и внимательно наблюдал за ним один из моих стражников, но делал он это не один. На незнакомца пялились все мужчины и женщины, завтракавшие в зале.

Низкорослый пленник поднял на меня взгляд, когда я остановился рядом. Уронив ложку, он встал, и быстро поклонился:

— Милорд, простите, я вас только что заметил! — Он говорил низким голосом и без акцента, несмотря на тот факт, что до сегодняшнего дня никогда не говорил на нашем языке.

Я видел следы погружённой в его череп магии моей дочери, и хотя мне было не по себе от того, насколько эффективно та работала, я не мог не впечатлиться тем, как безупречно она наделила его знанием нового языка.

— Как тебя зовут?

— Санэр, милорд, — быстро ответил он.

Когда он произносил своё имя, он это сделал со странным акцентом, и я догадался, что это скорее всего результат произнесения без помощи магии моей дочери.

— Почему твой народ напал на нас? — внезапно спросил я.

— Они думали, что вы в ответе за кражу нашей земли, милорд, — отозвался он. — Хотя теперь я понимаю, что они ошибались. Мне не следовало им помогать.

— И ты теперь поможешь нам?

— Конечно же, милорд. Я помогу вам всеми своими силами, — с чувством сказал Санэр.

Было очень странно слышать такие слова повиновения от человека, который совсем недавно был твёрдо намерен нас убить, но пока всё выглядело так, что внесённые Мойрой изменения работали как и было обещано, поэтому я копнул глубже:

— С чего мне тебе доверять?

Санэр опустил взгляд:

— Леди Мойра изменила меня. Мир теперь стал другим. Я каким-то образом могу говорить на вашем странном языке, и я также знаю, что буду поступать согласно вашим желаниям. Я на самом деле не понимаю этого, но это — правда.

— Тогда расскажи мне о своём народе, — приказал я. — Опиши, как вы сюда попали.

— Они — не мой народ, милорд, — ответил карлик. — Уже не мой.

Я поднял бровь:

— О, тогда к какому народу ты по-твоему принадлежишь?

— Ни к какому. У меня больше нет народа, но я принадлежу вам, — отозвался Санэр.

Мне было не по себе от абсолютной преданности в его взгляде.

— Тогда расскажи мне про анголов, которые некогда были твоим народом.

— Они — гордая раса воинов, гораздо величественнее слабых людей, которых я видел здесь, в вашей крепости, — честно сказал карлик. — Племя, в котором я родился, Талбран, насчитывало почти две тысячи человек.

— Племя? Они что, не входят в более крупную нацию?

— Нет, — сказал Санэр. — Великие давным-давно повелели, что мы не должны собираться или вступать в более крупные союзы. Каждое племя живёт в своём месте в горах, хотя они в некоторой степени торгуют между собой. Любой, кто противится этому правилу, уничтожается, а имя его стирается из записей предков.

Вот теперь меня обуяло любопытство:

— А Великие — это какие-то племенные старейшины?

— Они — не люди, — с нажимом сказал Санэр. — Их могущество и гнев не подлежат сомнению.

Мойра послала мне безмолвную мысль:

— «Я уловила это в одной из его мыслей вчера вечером, но это должно кое-что прояснить. Лидер Великих известен как Мал'горос.

От этого откровения у меня закружилась голова. Неужели анголы были родом из того места, которое Ши'Хар создали для Кионтара? Было ли это возможным? Я понятия не имел, что там находилось. Я знал, что Тёмные Боги содержались в ином измерении, которое должно было защищать наше измерение от внешних угроз, конкретнее — от АНСИС, однако я всегда воображал его как некое пустое место.