Тут Мойра вставила слово:

— Чего это у тебя такой вид, Грэм? — Она широко улыбалась, будто думала, что может знать, о чём он грезит.

Прежде чем он успел ответить, внимание собравшихся привлёк звон, и Граф встал со стула. Мордэкай Иллэниэл держал в руке золотой кубок, и оглядывал помещение, ожидая, пока все притихнут.

Когда все замолчали, он произнёс в тишине:

— Как большинство из вас знает, уже несколько лет нашим единственным рыцарем был Сэр Сайхан, но по моему настоянию он наконец решил взять оруженосца. Вообще-то, поразмыслив, он решил взять не одного, а двух оруженосцев!

Это объявление вызвало гул одобрительных голосов в помещении, и те, кто ещё не взял кубки в руки, сделали это.

Граф продолжил:

— Поздравляю Перри Дрэйпера, сына нашего многоопытного капитана стражи, и Роберта Лиси. Вы оба следуете долгой традиции благородной службы, и я надеюсь, что однажды, если будете работать достаточно упорно, вы станете рыцарями. Предлагаю тост!

Поднялись кубки и послышались одобрительные возгласы. Перри и Роберта заставили встать и долго кланяться, в то время как их соседи хлопали их по спинам. Сэр Сайхан встал и, верный своей природе, выдал наверное самую краткую речь в истории подобных речей — но Грэм её не услышал.

Он сидел, уставившись в свою тарелку, потеряв аппетит. Еда была на вкус как пепел. Оглядываясь, он был рад тому, что все смотрели куда-то ещё, ибо люди не поняли бы, увидь они кислое выражение его лица. Совладав со своими эмоциями, он поднёс кубок к губам, и нацепил на лицо фальшивую улыбку.

Остаток трапезы Грэм провёл, умудрившись не опозориться, но всё же уловил на себе несколько взглядов людей с сочувствием на лицах. Все знали о запрете его матери, и хотя он понимал, что они имели добрые намерения, осознание их жалости лишь заставляло его чувствовать себя ещё хуже.

Выходя из зала, он обнаружил ждавшего его Сайхана.

— Сегодня меня не будет, — сказал рыцарь. — Приступим завтра.

Грэм молча кивнул, не будучи уверенным в собственном голосе. Чувствуя себя онемевшим, он отвернулся, направившись к лестнице. Ему хотелось лишь добраться до уединения своей комнаты, сбежать.

«Я знал, что всё к этому шло», — сказал он себе. «Почему я позволяю этому так сильно меня расстраивать?»

Он остановился, едва не затоптав кого-то у себя на пути. Он начал было просить прощения, а затем осознал, на кого именно наткнулся:

— Прости, Айрин.

Младшая дочь Графа подняла на него взгляд. На руках она несла медведицу Мойры, Грэйс.

— Разве ты не думаешь, как это чудесно для Перри? — сказала девочка, не ведая о его внутренних муках.

— Конечно, — механически сказал он. — Я очень рад за него.

— Однажды из него выйдет хороший рыцарь, — продолжила она. — Но я не уверена, был ли Роберт хорошим выбором. Он всегда такой неразумный.

Грэму показалось ироничным услышать, как девятилетняя девочка зовёт кого-то гораздо старше себя «неразумным», но в этом плане она была права. Роберт Лиси был не только добродушным, но и очень склонным к проказам и смешным промахам.

Пытаясь изящно обойти Айрин, Грэм заметил выходившего из зала Перри, но кто действительно привлёк его взгляд, так это Алисса. Она стояла рядом с капитанским сыном, положив ладонь ему на плечо, и оживлённо разговаривая, выходя из зала вместе с ним.

Ревность встрепенулась в его сердце подобно уродливому зверю, преподав Грэму очередной суровый урок о нём самом. На миг ему больше всего захотелось уничтожить Перри Дрэйпера, унизить его. Это мысль была мелочной, и новой для него. Видя её, Грэм поразился собственной мелочности, но всё равно чувствовал её, несмотря на знание того, что это было неправильным.

Тут Алисса подняла глаза, поймав его взгляд, и мимолётно улыбнулась ему, прежде чем вернуть своё внимание новоявленному оруженосцу.

— Прошу прощения, Рэнни, — сказал Грэм непринуждённо щебетавшей девочке. — Мне нужно спешить. — Проскользнув мимо неё, он быстро добрался до своих покоев, не останавливаясь, пока не закрылся в спальне.

Вытащив с полки знакомую книгу, он взял в руку красный камень, прежде чем сесть на кровать. Он долго сидел так, пытаясь изгнать из своего сердца горькую ревность, но в конце концов ему это не удалось. Глядя на рубин, он мог лишь гадать о том, что подумал бы о нём отец. Мать часто говорила ему о доброте его отца, описывая его как человека с безграничной, нежной душой.

«Отец, хотелось бы мне быть как ты». У него сложилось такое ощущение, будто камень запульсировал у него в руке, и по нему растеклась лёгкая теплота. В конце концов Грэм заснул.

На следующий день он обнаружил Чада Грэйсона, ожидавшего его в том месте, где он обычно встречался с Сэром Сайханом. Грэм с любопытством уставился на него, не зная, что сказать.

— Он попросил меня с тобой встретиться, — сказал охотник.

«Новые оруженосцы нуждаются в нём», — подумал Грэм.

— Мне не нужна сиделка, — сказал он поджарому леснику.

— А мне и не плотют за это, — отозвался Чад. — Давай за мной. Коли сумеешь не быть сопляком, я могу тебя чему-нибудь научить.

Мужчина повёл его через поле, добравшись до края лесов.

— Начнём здесь, — внезапно сказал он. — Что ты здесь зришь? — Он указал на сухую траву у границы леса.

— Траву, — сказал Грэм.

— А ещё?

Он посмотрел пристальнее, затем выпрямился:

— Под травой есть немного земли.

— От роду умник такой, да?

Грэм сделал глубокий вдох, заставляя себя расслабиться. Охотник был не виноват в его плохом настроении, или в том, что его наставник бросил его ради своих оруженосцев. С тем же успехом Грэм мог узнать, что Чад пытался ему показать:

— А ты что видишь?

— Тут кроличья нора недалече, — сказал охотник. — Смотри на траву вон там, она объедена. Так они её грызут.

— Это могла быть и овца.

— Не, они щиплют близко к земле… вот так, — Чад продемонстрировал это, выдрав большую часть травы, оставив лишь маленькую часть в дюйме от земли. — К тому же, если глянешь туда, усмотришь кроличий помёт.

Грэм не был лесником, но и совсем незнакомым с диким землями не являлся:

— Помёт может принадлежать и оленю.

— Размер другой, и форма. Олений помёт обычно темнее, и чуть более рассыпанный, ибо падает с большей высоты. И форма более овальная.

После этого охотник повёл его в лес, часто останавливаясь, чтобы привлечь его внимание к важным признакам. Вопреки себе, Грэм был заворожён вещами, которые тот видел в казалось бы невыразительном подлеске. Однако когда день перешёл в вечер, и они начали двигаться обратно, он обнаружил, что у него появился новый вопрос:

— Почему ты мне всё это показываешь?

— Решил дать тебе шанс избежать следующей пантеры, что возжелает тобой откушать, — ответил охотник.

— Это вряд ли случится, — сказал Грэм.

— Ага, это точно, — ответил Чад, — но ещё есть медведи, волки, и люди.

— Люди?

— Вот, чему он просил тебя научить — выслеживать людей.

Хотя это звучало как полезный навык, Грэм такого не ожидал, да и не понимал, зачем показывать ему фекалии животных в лесу, если целью было выслеживать людей:

— Ты мне весь день показывал следы животных…

Охотник сплюнул на землю, затем надавил на неё своим мягким сапогом:

— Видишь след?

Грэм уставился на это место. Оно было влажным, и трава была примята, но уже начала выпрямляться. Там не было ничего, напоминавшего бы след сапога.

— Нет, — признался он.

— Верно, — сказал Чад. — Потому что следа нет, а я нарочно сильно надавил. В реальной жизни видимые следы — редкость, так что сперва надо научиться видеть то, что уже есть. Когда узнаешь, что следует видеть, разница будет бросаться в глаза. Как гигантская книга, но без слов. История являет себя через сотню разных косвенных намёков — ты ищешь того, чего нет.

Грэм нахмурился.

— Сперва научишься видеть следы животных, чтобы не спутать их. Научишься читать землю, замечать перемены в палых листьях, в сгибе травы, и тебе надо знать, сделал ли это олень, или человек. Порой в одном месте точно не найдёшь, но если сможешь узнать звериную тропу, то сможешь разобраться, что к чему.